Страница 25 из 48
Голос незнакомца Игорек определил для себя как "предельно низкий".
Гашарти со странным выражением лица оглянулся на Бабаева, потом снова повернулся к незнакомцу:
- Ты рехнулся. Есть же установленный порядок. Ты не должен был...
- Они у меня на хвосте, - раздраженно перебил его незнакомец. - Я едва ушел. Секундная пауза.
- Ты уверен, что это они! - Серж снова оглянулся на Игорька.
Незнакомец вдруг дернулся всем телом, но тут же замер, опустив руки.
- Поздно, - сказал он. - Теперь поздно.
Дверь распахнулась во второй раз, и в комнату проникли подвижные, затянутые в черное фигуры. Гашарти пружинисто прыгнул им навстречу. Но пришельцы оказались проворнее. В воздухе мелькнула сталь, и Серж оступился, рухнул, схватившись за горло, хрипя, судорожно задергался на ковре, а потом вдруг разом затих.
Все произошло настолько быстро, что Игорек ничего не успел понять. Он даже не успел испугаться. Он сидел в кресле и, оцепенев, наблюдал, как умирает его наставник, его друг, Серж Гашарти.
- Сволочи, мать ва... - только и успел выдохнуть рыжий незнакомец, перед тем как его ударили короткой дубинкой, и он кулем свалился на пол.
- Вырубите третьего, - приказал злой, звенящий от напряжения, но несомненно женский голос, и перед Игорьком возникло по самые глаза затянутое в черное лицо.
Последнее, что Бабаев увидел, был стремительно приближающийся, заслоняющий собой весь мир, всю Вселенную, ярко-желтый ворс ковра.
11 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTS-63.18. K
- Откуда это у тебя? - спросила она.
- Ерунда, - пробормотал Михаил, поворачиваясь на бок. Она коснулась кончиками пальцев - осторожно - старого шрама у него на груди и очень ласково погладила это место.
Михаил вспомнил: хмурое до промозглости утро; дуэльная площадка на заднем дворе училища - сразу направо от турников и полосы препятствий; крытый фургончик "неотложки"; скучающие санитары в синих халатах; молчаливые серьезные секунданты (кто же был моим секундантом? - а-а... помню: Резо, барон Балканский из Серебряного Пояса - где он интересно? Где он теперь?...); и еще: два офицера-преподавателя и гвардии-подполковник фон Саломатов, дуэль-мастер; и в руках у этого последнего футляр; он идет к ним, упруго ступая по асфальту дуэльной площадки; он останавливается, глядя куда-то в пространство над головой Михаила, произносит привычно обязательную формулу: "Господа, у вас есть еще возможность помириться. Подайте друг другу руки, и закончим с этим делом". - "Нет", - говорит Константин твердо. "Нет", - вторит ему Михаил. Глупые злые мальчишки...
- Ерунда, - сказал он Вере с неопределенной интонацией. - Память о детских играх. Вера приподнялась на локте.
- Странные у тебя были игры, - сказала она тихо и очень печально.
Он постарался улыбнуться и положил руку ей на бедро:
- А какие у тебя были игры? Она помолчала.
- Игры... игры... Как давно это было... В другом времени... В другом мире... В другой жизни...
... Дуэль-мастер открывает футляр. Внутри на мягком бархате лежат две рапиры: простые, без украшений.
"В таком случае, господа, поторопитесь", - говорит дуэль-мастер, давая тем самым понять, что они сегодня не последние, что сегодня есть еще желающие свести счеты, и они ждут своей очереди. "Мы быстро", - отвечает Константин...
- К несчастью, - сказал Михаил, и Вера отметила, что голос его стал внезапно сухим и как бы даже ломким, - к несчастью, мы имеем возможность жить в разных мирах и в разные времена, но жизнь у нас все равно только одна.
Вера перевернулась на живот, и Михаил увидел на ресницах ее слезы. Еще секунда, и он понял, что она уткнется лицом в подушку и...
- Будут потери... - Голос Веры дрогнул. Он быстро обнял ее за плечи, привлек.
- Не думай об этом, - зашептал горячо. - Не нужно думать об этом. Так устроен мир. И все мы что-то находим и что-то теряем. Таково положение вещей, такова природа вещей, и изменить ее - не в силах человека... И знаешь, я счастлив, я действительно счастлив, пусть и прозвучит это кощунством, но я счастлив, что судьба свела нас, что мы встретились... любимая моя, родная моя...
... Они выходят в геометрический центр площадки, становятся друг против друга, салютуют друг другу рапирами. А потом Михаил отводит левую руку назад за пояс и делает первый выпад...
Вера тихо плакала, а он гладил ее плечо, думая о том, что поступает, мягко говоря, несправедливо, ставя на чаши одних весов потерю Верой семьи, друзей, родного мира и приобретение ею... кого, тебя?., самовлюбленный поручик, эгоист до мозга костей, вот ты кто! - и это единственная и самая правильная для тебя характеристика. Барон Приамурский, как же!...
А еще он подумал, что потери и для него, и для Веры не закончились, они только начинаются...
О том же думала и Вера. И плача (он не мог догадаться, что оплакивает она сегодня не старые и зарубцевавшиеся уже во многом раны - оплакивает она будущее) Вера произнесла одно слово:
- Мобилизация, - сказала она.
- Я знаю, - сказал он. - Я получил предписание сегодня утром.
... Константин делает неуловимое для глаз движение кистью, и Михаила обжигает боль. На распоротой белой сорочке проступает багровое пятно. Но он ждал этой боли, он приготовился к ней, потому что эта "ошибка" была частью его холодно продуманного плана. В то же мгновение он делает резкий выпад снизу вверх, и острый клинок рвет Константину печень...
- Я получу предписание завтра, - сказала она, и новые слезы покатились по ее лицу. - Мы больше не встретимся... Мы никогда больше не встретимся... Война...
Он подумал, она права. Война в Платиновом Поясе смажет судьбы миллионов людей. Как кисть бездарного штукатура смазывает порой краски на картине гения. Война сотрет, легко оборвет миллионы тонких и спутанных жизненных нитей. Время войны - всегда время потерь.
Он подумал, она права. Однако вслух сказал иное:
- Мы встретимся, любимая моя. Отныне нам суждено быть вместе. Мы встретимся. Главное - верить, и мы встретимся...
- Главное - верить, - прошептала она. - Я буду верить. Я буду ждать. Я буду искать тебя, Михаил. Не исчезай, не исчезай, пожалуйста.