Страница 10 из 48
Она молча покачала головой. Лечащий врач, наставник... Верой снова овладевала апатия: какая разница - кто он и зачем он?
- В общих чертах, - продолжал фон Шатов, барон Приамурский, - я знаю вашу историю; знаю, что произошло с вашим миром. Но мне рассказали об этом другие люди. А теперь я хотел бы послушать вас. Мне кажется, так я лучше сумею понять ваше состояние сегодня. Вы расскажете мне?
- Это был ад, - сказала Вера недрогнувшим голосом. - Зачем вам знать подробности?
- Меня вовсе не подробности интересуют, - поправился фон Шатов. - Меня интересуют ваши субъективные впечатления. Для меня они гораздо важнее.
Вера не имела сил спорить. Она кивнула и, глядя в пол, очень медленно начала свой рассказ:
- Все рухнуло... malheur... Я сидела в своей комнате... Завтра у меня должен быть экзамен, я должна была s'appariter aexsamen... Экзамен по истории. Я как раз читала восемнадцатый билет. Вопрос: военный переворот тридцать восьмого года, убийство Сталина, изменение геополитического баланса, первые решения Временного Военного Правительства... Вопрос сложный. Я готовилась. Apres погасло солнце. Не как при затмении... Разом... Мне вдруг стало очень больно. Боль во всем теле... Мне было больно и страшно, потому что вокруг было темно, и я подумала, что наш дом рухнул и теперь я погребена заживо... - Вера замолчала, сжимая и разжимая пальцы.
Наступила пауза.
- Что было потом? - напомнил ей о себе фон Шатов.
- Потом?... - Вера словно очнулась. - Потом появился свет. Tout a coup, вдруг... И даже не свет - огонь. Как ярко-желтые полосы. Зажглись в воздухе - совсем близко, рядом. Бесшумно, страшно... И затряслась земля. Полетели искры... Но холодные, от искр не было жара... Я звала отца. Но никто не откликался. А полосы удлинялись. Искр летело все больше. Целый сноп искр. И странно - они ничего не освещали, эти искры... Я не видела в их мерцании ни комнаты, ни стола, ни конспектов... Я снова звала отца. Но опять никто не откликнулся. И в какой-то момент полосы слились, и в темноте словно открылось окно... Там, en dela de... по ту сторону, за окном было море, берег и голубое небо. И на прибрежной гальке стоял человек, седой, с суровым лицом... в военной форме... и звал меня по имени. Я подумала, что это смерть пришла за мной... А он протянул мне руку, и я шагнула туда, на берег... И мне показалось... да, показалось, только показалось... Я увидела отца и Владимира Николаевича, это excellent ami... друг нашей семьи, командарм второго ранга. Они сидели в кабинете отца, пили кофе, говорили... потом в пространстве образовалось такое же окно, только за ним не было берега. Там были трое в таких костюмах... у нас такие надевают команды дезактивации на атомных энергостанциях... только у этих они были пятнистые, зеленого цвета... в руках у них было оружие. Они прыгнули через окно в комнату. Владимир Николаевич успел выхватить пистолет, но выстрелить... он уже не успел...
Потому что эти... они стали стрелять... раньше... И отец... Папа!... Папа!...
Веру прорвало; из глаз брызнули слезы, она разрыдалась, а лечащий врач, "кавалергард" фон Шатов, приподнявшись, мягко обнял ее за плечи, а она долго навзрыд плакала у него на груди, и он аккуратно поглаживал ее по плечу, и взгляд его был печален.
ПОНЕДЕЛЬНИК ТРЕТИЙ
- Нет, нет, сенатор! - крикнул физик. - Все они, все существуют в реальности!
Мы переглянулись.
- Вы хотите сказать, в математическом смысле? - уточнил Кеннеди.
- В любом! Параллельные вселенные создаются каждую миллионную долю секунды, а в "реальности" существует лишь одна из них. Или, если хотите, мы живем в одной из этих вселенных.
Фредерик Пол
18 мая 1998 года (год Тигра)
Основной вектор реальности ISTI-58.96. A
Как-то раз, просто из любопытства, Вячеслав Красев отправился в тот день, чтобы взглянуть на себя самого со стороны.
Он зашел в будку таксофона, что напротив входа в институт, снял трубку и сделал вид, будто ждет, когда откликнутся на другом конце провода. Смеху ради Вячеслав замаскировался: нацепил большие солнцезащитные очки, низко надвинул шляпу, поднял воротник плаща - вылитый спецагент из пародии на тему шпионских страстей.
Он понимал, что в этот день его более молодой по биологическому времени двойник вряд ли сумел бы заметить хоть что-нибудь необычное, даже крутись у него под носом с десяток исключительно на него самого похожих товарищей, не посчитавших нужным навести на себя грим. И в том нет ничего удивительного, потому что в потертом кожаном портфеле Вячеслав Красев номер два (или если уж по справедливости, то все-таки номер один) нес небольших размеров электронный блок, спайку которого собственноручно закончил сегодня около часа назад и который являлся последней недостающей частью к машине, которая в свою очередь, по представлениям Красева-младшего, должна была вскорости перевернуть мир.
И Вячеслав, притаившийся в телефонной будке, увидел наконец себя, испытав притом ни на что не похожее волнение: еще бы, имеет место классический хронопарадокс. Вот же он я - рукой подать. Выйти из будки, сбить неожиданным ударом двойника с ног и потоптаться на портфеле, чтобы там звучно хрустнуло, - такие вот экстремистские фантазии пришли Вячеславу на ум. Но Красев знал, что не сделает этого, потому что слишком хорошо успел изучить, как быстро и жестоко Время избавляется от парадоксов, не жалея, в слепом желании защититься, ни людей, ни целых миров. Хорошо, если обойдется возникновением новой альветви, а если всплеснет хроноволна? Поэтому Вячеслав не стал следовать хулиганским побуждениям, а просто вышел из телефонной будки и двинулся вслед за двойником, глядя ему в спину.
"Такой я и был, - думал Вячеслав, вспоминая между делом себя и свое настроение в этот день. Такой и был: самоуглубленный инженер-механик в международном НИИ физики пространства, золотые руки, незаменимый, хотя и ниже всех остальных оплачиваемый сотрудник, без которого все в лабораториях института останавливалось и замирало. Стоило заболеть - и телефон уже обрывают академики: "Как там? Что там? Почему заболел?"
Кроме ясного ума и феноменальной памяти, он имел еще одну способность (профессионалы называют это "зеленым пальцем") - интуитивное чутье техники, электронно-измерительной аппаратуры любого вида и класса точности. Благодаря этому он был совершенно незаменимым техническим диагностом: мог определить неисправность в каком-нибудь, скажем, синхрофазотроне, не подходя к нему ближе чем на пять шагов. "Наш уникум", - говорили седовласые профессора, представляя его студентам. "Наш уникум", - говорили лысые доценты, представляя его иностранным коллегам. "Наш уникум!" - повесили над его шкафчиком для одежды красочно выполненный плакатик местные зубоскалы. На последнее он не обиделся и плакатик не сорвал: шутка его позабавила, он признал ее удачной.