Страница 3 из 21
– Эта точно бритая во всех интересных местах.
– Ты ее знаешь? – спросил окрыленный надеждой Причиндал.
У него появилась надежда. И даже цель в жизни.
– Лично – нет. Она из храма.
Служительницы Оккупоа занимаются священной проституцией. Я слышал, что среди них есть весьма талантливые и преданные делу.
Гоблин поинтересовался, откуда такая осведомленность.
– У них всех такая прическа, недомерок.
И это произнес человек ростом ниже Гоблина!
– А о прическе ты как узнал?
– Решил, что нужно попробовать все доступные удовольствия.
Мы опешили. Одноглазый – известный скряга. Да еще и плохой игрок в тонк. Вдобавок он почти бессмертный – в Отряде уже больше ста лет.
– Чего рты разинули? – возмутился он. – Да, я только прикидываюсь бедным. Разве это преступление?
Нет. Мы все такие. Лучшая защита от нищих приятелей, которые то и дело клянчат у тебя деньги, вместо того чтобы пойти к Ростовщику.
Кто-то заметил:
– У многих ребят скопились деньжата. До прибытия сюда у нас не было возможности их потратить.
Верно. Черный Отряд неплохо подпитал экономику Алоэ. Возможно, мы не подвергаемся нападениям именно потому, что с нас еще есть что взять.
– Пойду приведу Кеглю в чувство, пока Лейтенант и мне взбучку не задал, – сказал Эльмо. – Молчун, хочешь сыграть за меня? Черт! Он ведь только что был здесь!
Я тоже не заметил, куда подевался наш третий колдун. В последнее время Молчун держался чуднее обычного. Будто призрак.
У ветеранов Отряда развито шестое чувство. Ты инстинктивно распознаешь намеки и настораживаешься, сам того не осознавая. «Чуешь опасность», как мы сами говорим. Вдобавок начинаешь догадываться, что творится в умах начальства, и моментально узнаешь о том, что тебя решили сунуть в какое-нибудь дерьмо.
Всем шестистам с хвостиком наших бойцов хватило четырнадцати напряженных секунд, чтобы понять: случилось что-то серьезное. Грядут перемены, и счет дней, в которые меня не пытались убить, вряд ли дойдет до сотни.
Когда со стороны лагеря появился Крутой, игра в карты уже прекратилась.
– Эльмо, Костоправ, Гоблин, Одноглазый. Старик вызывает.
Одноглазый проворчал:
– И кто этого чертова Гоблина за язык тянул?
Пару минут назад Гоблин пробормотал: «Чует моя задница, что-то происходит».
Я вставил:
– Ну да. Это он во всем виноват. Если нас опять пошлют усмирять мятежников, всыплем ему ремня.
– Не смешно, Костоправ. – Эльмо поднялся из-за стола. – Но я поддерживаю. Уже почти забыл, какова гарнизонная служба.
Он понес какую-то чепуху о чистой одежде, крепком пиве, регулярном питании и почти неограниченном доступе к любимым солдатским способам траты времени и денег.
Оставив карты другим, мы пошли по улице. За нашей спиной уже озвучивались догадки.
– Гарнизонная служба – она такая, – произнес я. – Для меня самым трудным в ней было убедить Одноглазого вылечить солдат от поноса с помощью чар.
– А мне нравится, – сказал Одноглазый. – Можно хорошо подзаработать.
Это он умел. Отправь его куда-нибудь на недельку, и он обязательно влезет по уши в тамошний черный рынок.
Крутой бочком приблизился ко мне и прошептал:
– Нужно поговорить наедине.
Он сунул мне в руку сложенную полоску пергамента, не больше трех с половиной дюймов в ширину. Грязную, вонючую. С одной стороны недоставало треугольного клочка, – видимо, листок на чем-то висел. Когда я развернул пергамент, на лице Крутого отразился испуг.
Я остановился. Остальные тоже, недоумевая, в чем дело.
Я прошептал:
– Где ты это взял?
Отряд стоял лагерем за городом, на вересковой пустоши, еще с тех пор, когда Шепот прибыла для переговоров о включении Алоэ в империю Госпожи. Главной из обещанных городу привилегий было его дальнейшее существование. Лагерь был непримечательным: стена из глинобитного кирпича, за ней – саманные постройки, оштукатуренные, чтобы не размыло дождями.
Издали лагерь выглядел бурым пятном. Человек с наметанным глазом мог различить оттенки, но мы, люди простые, видели только бурый цвет. Однако мое зрение было достаточно острым, чтобы заметить свежее бурое пятно прежде, чем на него указал Крутой.
Под навесом у восточной стены штаба примостился летучий ковер. Мои спутники тоже его заметили, но, в отличие от меня, не слишком взволновались.
Мы влились в людской поток. Вызваны были все офицеры и взводные сержанты. Так случалось, когда Капитану вдруг приспичивало выступить с вдохновенной речью, но на сей раз причина была иной.
Всему виной этот самый летучий ковер.
Таких существовало не больше шести, и лишь шестеро умели ими пользоваться.
Нас почтил визитом один из Взятых.
Счастливым денькам пришел конец. После долгого сна преисподняя вновь разверзлась.
Теперь уже все заметили ковер. И все разом поникли.
– Идите вперед, – сказал я. – Я догоню. Крутой, показывай.
Он направился к навесу. К ковру.
– Увидел эту бумажку здесь. Хотел рассмотреть ковер.
Он в подробностях рассказал, как все было. Мне хватило одного взгляда на ковер, чтобы подтвердились опасения: это замызганное изделие из дерьма и палок принадлежало Хромому.
– Вот здесь был листок.
«Вот здесь» означало «там, где Взятый сидел во время полета». В этом месте ковер был особенно потрепан и растянут.
Крутой указал пальцем на оторвавшийся от деревянной рамы лоскут:
– Еле заметил. Он висел на гвозде.
Маленький гвоздь выступал из рамы на три шестнадцатых дюйма. На нем остался треугольный обрывок пергамента. Я осторожно, не прикасаясь руками, подцепил клочок острием ножа.
– Я сорвал лист, но не успел взглянуть – Капитан позвал меня и послал за вами.
– Ясно. Не высовывайся. Позже поговорим. – Я должен был спешить, чтобы не оказаться последним.
– Дело дрянь?
– Похоже на то. Отправляйся в город и держи язык за зубами.
Залом заседаний у нас служила столовая. Поваров выпроводили. Воздух был заряжен недовольством. Добрая половина солдат, включая меня, жила теперь в городе. Кто-то успел обзавестись женой, а кто-то даже воспитывал приемных детей.
Эти ребята молились, чтобы посланец на ковре привез деньги. Вот только наше жалованье высчитывалось из податей благодарных жителей Алоэ, которых мы защищали. Ради этого не нужно присылать Взятого.
Капитан натренированной медвежьей походкой поднялся на невысокий – до середины солдатской задницы – помост; следом, подволакивая ногу, взобрался уродливый бурый ком тряпья. В столовой повисла тишина.
Хромой. Самый мерзкий из Взятых. Заклятый враг Черного Отряда. Когда-то он взбунтовался против Госпожи, и мы хорошенько его вздули.
Этому колдуну удалось вновь заслужить ее расположение. Но и мы пользовались его услугами. Отомстить сейчас он не может, но терпения ему не занимать.
Капитан прогромыхал:
– Братья, скуке конец. Теперь мы знаем, зачем Госпожа отправила нас сюда. Нам предстоит схватить предводительницу мятежников, некую Тидэс Эльбу.
Это имя было нам незнакомо, и мне пришлось уточнить, как оно пишется. Капитан сообщил, что Тидэс Эльба одержала несколько побед к западу от Алоэ, но все они мелкие, не заслуживающие нашего внимания.
Занятная чепуха, в которой может быть доля правды.
Хромой с трудом взобрался вслед за Капитаном. Вдобавок к искалеченной ноге он был карликом – но исключительно по росту. По злобе и колдовскому таланту ему не было равных. Он источал ауру ужаса и не менее кошмарную вонь. Даже в лучшие свои дни смердел так, будто выполз из могилы.
Он таращился на нас из-под коричневой кожаной маски.
Бойцы со слабыми желудками перебрались в задние ряды.
Хромой молчал. Просто обозначал свое присутствие. Всем видом внушал, что о нем не стоит забывать. И что впереди у нас интересные деньки.
Капитан приказал взводным подготовить солдат к походу. Но сперва нужно было кое-что разнюхать здесь, в Алоэ. За это время требовалось уплатить долги и решить все личные проблемы. В идеале – отказаться от городской жизни и вернуться в лагерь.