Незнакомая дочь

Глава 7

Я ушла с пляжа, как обычно, на закате, напряженная, злая. Когда я отказалась пересесть под другой зонтик, беременная женщина принялась настаивать, повысив голос, потом пришел старик и стал увещевать меня, мол, ну что вам стоит, сегодня вы сделаете доброе дело нам, а завтра – мы вам.

Все это продолжалось несколько минут. Я собиралась твердо отказать им, но мне не давали вставить ни слова, и я только несколько раз отрицательно покачала головой; вопрос был закрыт, когда муж Нины, находившийся в отдалении, бросил резкую фразу, дав понять, что пора оставить синьору в покое, потому что все и так уже нормально разместились; они отступили; последним отошел от меня юноша-спасатель: пробормотал на ходу какие-то извинения и вернулся на свое место.

До конца дня я делала вид, что читаю. В действительности же до меня как будто через усилитель доносились голоса неаполитанцев, их возгласы и смех, и это мешало мне сосредоточиться. Они что-то праздновали, ели, пили, пели, словно считая, что они одни на этом пляже и что мы просто обязаны радоваться их веселью. Вместе с гостями на катере приехали всякие съестные припасы, так что на берег были в изобилии доставлены еда, вино, сладости, ликеры. Никто больше не взглянул в мою сторону, никто не бросил ни единого насмешливого слова. Только когда я оделась и начала собираться, будущая мамаша отделилась от клана и подошла ко мне. Она принесла блюдце с кусочком семифредо[1] малинового цвета. – У меня день рождения, – сообщила она степенно.

Я взяла блюдце, хотя мне это было не по душе. – Поздравляю. И сколько же лет вам исполнилось? – Сорок два.

Я посмотрела на ее живот, на выпуклый пупок, напоминающий глаз. – У вас роскошный живот.

Она с довольным видом взглянула на меня. – Будет девочка. Все никак не получалось, а вот теперь случилось. – Сколько осталось? – Два месяца. Моя невестка сразу забеременела, а мне пришлось восемь лет ждать.

– Это случается тогда, когда должно случиться. Еще раз спасибо. Желаю вам всего самого лучшего.

Я попыталась вернуть ей блюдце, едва попробовав десерт, но она словно бы этого не заметила.

– У вас есть дети?

– Две дочери.

– Когда они у вас родились?

– Первая – когда мне было двадцать три.

– Уже большие.

– Одной двадцать четыре, другой двадцать два.

– Вы выглядите моложе. Моя невестка сказала, что вам наверняка не больше сорока.

– Мне почти сорок восемь.

– Везет вам. Вы так хорошо сохранились. Как вас зовут?

– Леда.

– Неда?

– Леда.

– А меня зовут Розария.

Я решительным жестом протянула ей блюдце, и она его забрала.

– Я вела себя немного резко, – неохотно признала я.

– От моря иногда никакой пользы, один вред. А может, вы беспокоитесь о дочерях?

– Дети всегда доставляют беспокойство.

Мы распрощались, и я заметила, что Нина смотрит на нас. В мрачном настроении я через сосновую рощу направилась к машине, чувствуя, что вела себя не лучшим образом. Ну что мне стоило перебраться под другой зонтик, как все остальные, даже голландцы? Но нет, я не пожелала. Ощущение превосходства, высокомерие. Попытка защитить свои праздные размышления, неискоренимое желание приучать людей к культуре. Какая чушь! Наблюдениям за Ниной я уделила столько времени лишь потому, что решила, будто мы с ней внешне похожи, а вот неказистую и простоватую Розарию я не удостоила даже взглядом. Сколько раз ее при мне окликали по имени, но я пропускала его мимо ушей. Она находилась за пределами моего любопытства – безымянная чужачка, которая так вульгарна в своей беременности. Весьма поверхностный взгляд. И зачем я ей сказала, что дети всегда доставляют беспокойство? Брякнуть такое женщине, которая вот-вот произведет на свет младенца, – вот ведь идиотизм! Вечно я ляпну что-нибудь свысока, что-нибудь скептическое или насмешливое. Как-то Бьянка крикнула мне сквозь слезы: “Тебе всегда кажется, что ты лучше всех!” А Марта сказала: “Зачем ты нас родила, если все время нами недовольна?” Обрывки слов, отдельные звуки. Он непременно приходит, тот момент, когда дети, разозлившись, бросают тебе в лицо: “Зачем ты нас родила?” Погрузившись в раздумья, я медленно брела по тропинке. Сосны окрасились в фиолетовый цвет, поднялся ветер. Я услышала сзади какой-то шум, похожий на шаги. Обернулась – никого.

Я пошла дальше. И тут что-то сильно ударило меня в спину, как будто туда бильярдным шаром запустили. Я вскрикнула от боли и неожиданности. У меня даже дыхание перехватило. Повернулась – и увидела нераскрытую сосновую шишку размером с кулак, катившуюся по земле. Сердце бешено колотилось, я энергично терла спину, чтобы унять боль. Прерывисто дыша, я вглядывалась в ближайшие кусты; сосны у меня над головой качались от ветра.

Глава 8

Придя домой, я разделась и осмотрела себя в зеркало. Между лопатками красовалось синеватое пятно, похожее на рот, темный по краям и красноватый посередине. Я попыталась дотянуться до него пальцами, и мне стало больно. Изучив рубашку, я обнаружила клейкие пятнышки смолы.

Чтобы успокоиться, я решила отправиться в городок – погулять и где-нибудь поужинать. Интересно, откуда прилетела шишка? Я постаралась припомнить хоть что-нибудь, но без особого успеха. Даже не смогла сообразить, бросили эту шишку нарочно, из-за куста, или она просто упала с дерева. Внезапный удар – удивительное и болезненное испытание. Когда я представляла себе небо и сосны, шишка падала на меня сверху. Когда думала о зарослях кустарника, у меня перед глазами возникала горизонтальная линия – траектория летящей, словно снаряд, шишки, которая разрезает воздух и попадает мне в спину.

Улицу заполняла субботняя вечерняя толпа: обгоревшие на солнце люди, целые семейства – женщины, везущие коляски, скучающие или рассерженные отцы, юные обжимающиеся парочки, пожилые супруги, держащиеся за руки. Запах крема для загара смешивался с ароматами сахарной ваты и жареного миндаля. Боль, как раскаленный тлеющий уголек, застряла между лопатками, не позволяя думать ни о чем другом, кроме того, что со мной случилось.

Мне до смерти захотелось позвонить дочерям и рассказать о происшествии. Трубку взяла Марта и сразу же заговорила о том, какая она толстая, ужасно толстая. Судя по всему, она больше обычного боялась, что я перебью ее, задам какой-нибудь коварный вопрос, в чем-то упрекну или просто заставлю перейти с нарочито веселого, насмешливого тона на серьезный, – а значит, нам обеим придется задавать правдивые вопросы и давать правдивые ответы. Она подробно рассказала мне о вечеринке, на которую им с сестрой предстоит пойти, хотят они того или нет, – я толком не поняла, этим ли вечером или следующим. Отец тоже там будет, и еще его друзья, причем не только коллеги по университету, но и люди с телевидения, всякие важные персоны, перед которыми он хочет похвастаться, показать, что ему и пятидесяти нет, а у него уже две взрослые дочери, хорошо воспитанные и красивые. Она говорила и говорила без умолку. Может, дело в климате? Канада, заявила она, – необитаемая страна, и не только зимой, но и летом. Она даже не спросила, как у меня дела, или может, спросила, да не дала мне ответить.

Она редко упоминала своего отца, но я между слов ощущала его присутствие. В разговорах с дочерями я всегда чувствовала какую-то недосказанность; порой это были отдельные слова, а иногда и целые фразы. Временами они на меня злятся, твердят:

“Мама, я никогда такого не говорила, ты все выдумала”. Но я ничего не выдумываю, мне достаточно их слушать: то, о чем они умалчивают, порой красноречивее сказанного. В тот вечер, пока Марта болтала, выливая на меня потоки слов, я на мгновение представила себе, что она еще не родилась. Не вышла из моего чрева, а растет себе в животе у другой женщины, например Розарии, и появится на свет с другой внешностью, с иными чувствами. Может быть, именно этого я втайне и желала – чтобы она не была моей дочерью. Она что-то торопливо рассказывала, там, на далеком континенте, говорила о волосах, которые придется долго мыть, потому что они плохо лежат, оттого что парикмахер их испортил, – а с такой изуродованной головой невозможно не только пойти на вечеринку, но даже нос из дома высунуть, так что придется, видно, Бьянке одной туда отправляться, ведь у нее-то волосы красивые. Она сказала это так, будто это я во всем виновата, будто я специально устроила так, чтобы она не была счастлива.

1

Семифредо – итальянский десерт из мороженого с орехами, шоколадом, фруктами или ягодами, обычно в форме торта, круглого или прямоугольного.