Страница 13 из 25
– Встаньте в строй, унтерштурмфюрер.
Браво щёлкнули каблуки. Юрген Ханс, не скрывая счастливой улыбки, быстрым шагом направился к своей танковой роте.
Фон Дитц морщась от стелющегося по развалинам едкого дыма, кашлянул в кулак, поправил форменный тёмный галстук.
– Война отняла у меня юность, как у большинства из вас. Так, что когда будете в отпуске…спешите наверстать упущенное. У нас, как и у лучших ребят СС, одна философия: убей или умри. Но этот девиз для войны…Там, в родном Фатерлянде – он широко улыбнулся, – к аббревиатуре СС рекомендую добавить ещё одну «С» – «ССС» – выжмите педаль акселератора до отказа…Дайте, полный газ: секс, садизм и снобизм! Пусть это, как эротический сон-фантазия в пятнадцать лет, – прибудет с вами и в спальном грехе в борделе, и на весёлой пирушке с друзьями!
– Браво-о!
– Виват экселенс!! Мы с тобой!…
– Scheibe! Ficken bumsen blasen! – фон Дитц по-казарменному грязно выругался в адрес «партизанских говнюков». – Видит Бог! Я думал, что достиг всего, когда заслужил в Северной Африке два «Айзенкройца» – 1-й и 2-й степени. Генерал Роммель – Лис Пустыни, представил меня тогда к Рыцарскому кресту…Позже, в Северной Европе я был награждён вторым Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Фотографируясь в Берлине в парадной форме…делая студийный портрет, я был уверен, что добился чего хотел, и весь этот безумный мир у меня в кармане…Но оказавшись здесь, на Восточном фронте, иллюзии полетели к чёрту…Всем нам открылась другая правда…Prost! Дьявол нас всех побери! Советская Россия оказалась крепким орехом. Прав был Бисмарк: «Чтобы убить русского, его дважды надо проткнуть штыком и пнуть сапогом, только тогда он упадёт». Да, наши генерал-фельдмаршалы жестоко просчитались. Этих русских приматов с гранатами оказалось втрое больше нас…Ну что ж, плева-ать!
Ротные командиры, стоявшие у своих «тигров» и «пантер», увидели, как оборачивается в их сторону лицо Железного Отто – белое, словно высеченное из снежного мрамора. В побелевших, с расширенными зрачками глазах брызгало бешенство. Он вдруг засмеялся, вспомнив утренний разговор со своим заклятым личным врагом майором Танкаевым, сначала беззвучно, сжав зубы, тряся головой, дрожа, как в лихорадке. Потом во всю грудь, заходясь клёкотом, раскрыв широко ледяные глаза, грохоча хохотом, брызгая слюной.
– Р-русские! Да, тысячу раз да-а!! Отлично, господа!! Значит будем истреблять этих грязных свиней в три, в десять раз больше! Чем плох мясной, кровавый рулет из их большевистского месива?! Испытания, кровь – цементируют нацию! Рейхфюрер Гиммлер сказал: «Уничтожение врагов Рейха – наша профессия, священный долг СС! Убивайте всегда и везде, как можно эффективнее и прочь из головы – беззубый лживый пацифизм. Фюрером и судьбой нам – арийцам дано право убивать любого, кто встал на нашем пути! Если надо, то надо. Если случилось – это случилось. Покаяния здесь не уместны. Сожаления не профессиональны, преступны и подлежат суровому наказанию! Помните, о своей исключительной миссии! Мы немцы – это zeitgeist!Дух времени и новый мировой порядок».
Отто фон Дитц широким шагом прошёлся вдоль командирских танков, вернулся к месту, где ещё минуту назад находился раскладной стол. Охватил взглядом шеренгу.
– И последнее! За этими руинами Волга! За этими домами – конец войны. За этой рекой золотоносный Урал и белые пляжи Индии. Сказочные сокровища, пальмы, бенгальские тигры, слоны лукавых раджей и бархатный песок для измученных ног легионов Третьего Рейха! А в Индии, – фон Дитц плотоядно улыбнулся длинной белой улыбкой и подмигнул всем сразу, у всех шлюх по шесть рук. Только представьте этих сочных, как фрукты, грудастых шлюх на броне ваших «тигров»!.. Только представьте, что эти златоглазые бесстыжие потаскухи…одновременно могут сделать шестью руками? Barenkiller…Nutten ficken! До этих благословенных пляжей не смогли дойти легендарные гоплиты Александра Македонского…Но мы дойдём, будь я проклят! Эй, может, кто-то не хочет со мною в Индию?
Одобрительные, возбуждённые выкрики танкистов ружейными хлопками разлетелись окрест.
– Помните! – Железный Отто повысил голос. – Жизнь идёт медленно, а проходит быстро. Особенно на Восточном фронте. Помните об этом. Берегите себя! Вы нужны мне и Великой Германии. За вас, мои бесстрашные die ritter! – Он поднял серебряную рюмку на уровень груди и, сохраняя военную выправку, не опуская локоть, допил её до конца. – По машинам! Бог с нами!
Глава 6
…Чумазое солнце с ликом, похожим на мятый избитый гонг, дыбилось нал Сталинградом, и там, где оно пробивалось сквозь грязные-кровавые бинты дымов, над чёрными гробами развалин цедился на землю мутный, как горчичный отвар свет.
Комбат Танкаев, после разговора с комдивом, окрылённый бодрящей вестью Кошевенко, покинул душный насквозь прокуренный блиндаж, всматривался в заснеженное, в утренних длинных тенях, пространство перед промышленной зоной. Привычно делил на отрезки дистанцию возможной контратаки. От угла развалин городской общественной бани, за которым укрывался, до перевёрнутого вверх дном, с откусанной снарядом кабиной, сгоревшего немецкого грузовика, от которого на седой снег ложилась уродливая тень. От грузовика до покосившегося фонарного столба с остановившимися часами, исклёванного пулями, ослеплённого светофора. От него до исстрелянной легковушки, превращённой в дуршлаг, уткнувшейся смятым бампером в грязно-жёлтый фасад, рябой от попаданий. Это были рубежи залегания, куда, под прикрытием танков и боевых машин подполковника Ребякова, по приказу из штаба командующего Чуйкова, должны были подняться на штурм заводских цехов батальоны 472-го стрелкового полка, оставляя на снегу зигзаги-вереницы следов, багряные кляксы раненых и десятки – сотни убитых.
…близко, в тылу приглушённо, как медвежий выводок, приглушённо рычали моторы танков, готовых выдвинуться на прямую наводку, сделать несколько выстрелов, расшибая вдребезги подъезды и окна, вырывая куски домов, и снова отпрянуть, уклоняясь от гранат и снарядов противника.
Танкаев смотрел на мутную полуду небес, мешавшую наблюдать, опасаясь, что, набрав силу солнце, ослепит атакующие цепи.
– Цх-х, – щёлкнул он языком, – используют нас, как зубило!…Прав Кучменёв…Долбим и долбим в одном направлении! Только на нашем участке и ляскает челюстями война, а на других чаи гоняют и двухрядку растягивают, будь здоров. Оно понятно… чужие псы дерутся, свой не мешает…– прислушиваясь к канонаде Мамаева кургана, итожил он. Там, с мощным хрустом и скрежетом шёл жестокий бой. На окопы и баррикады защитников, как жуткие, закованные в броню чудовищные твари, наползали танки генерала Хубе.
– Шшш-шшш-шшвву-уууу-уу-оо…Гууух! Гу-ууу! – плыл-рокотал разрывами оттуда хрипатый, остервенелый гул.
– Всо вэрно. Волк улыбаетца, жрёт барана. И за что нас в штабэ…так нэ взлюбили!.. Кнопкодавы чёртовы. Вай-ме! Только мы и воюем…– на аварском зло выругался Магомед и тут же горько усмехнулся своим доводам. – Э-э, на войне каждый командир думает, что всэ снаряды его…Что в его окопах самое пекло…Что его позиции больше других в огне.
Но в каждом домысле, равно в шутке, – есть доля правды. Как и, окопавшиеся по флангам, впритык батальоны соседей: подполковника Соболева и майора Воронова, – его, Танкаева, личный состав ежедневно нёс потери. Прибывшее из-за Волги пополнение было не обстреляно. Взводные-ротные командиры, что сожжённые спички, сменявшие раненых и убитых предшественников, казались ему зелёными курсантами, толком не нюхавшими пороха, не знавшими, что делать в горячие, ответственные моменты боя. Ему вдруг вспомнился командир взвода лейтенант Сазонов. Рослый, раскормленный любящей мамочкой сын. Со школьной чёлкой, стриженный под полубокс, с растерянными глазами, лоб, нос и пухлые-сдобные щёки лица, обпачканные грязью и пороховой гарью, бурые, как глина, обожжённая на солдатских кострах, – выражало страх и брюзгливое недовольство.
– Товарищ комбат! Товарищ комбат…Беда-а… – по-детски канючил он. – Поспособствуйте!