Страница 3 из 3
— Ну, переходи же, — вскричала соломинка, — не могу же я ждать целый день. Я уж устала.
Уголек вступил на соломинку и храбро переправился до половины канавки. Тут он остановился в неописуемом страхе.
— Я уверен, что упаду! — сказал он.
— Переходи же! Ты меня жжешь! — закричала соломинка. — Скорее! Или я вспыхну.
Бобик подвинулся к ним, покатываясь от смеха. Ему хотелось посмотреть поближе на качающийся уголек и на испугавшуюся соломинку.
Не прошло и минуты, как уголек пережег соломинку так, что она переломилась, а пылкий юноша, свалившись в канавку, только зашипел и пошел ко дну. Соломинка же полетела дальше, но тут же у канавки зацепилась за прутик, повисла, как мертвая, и вымокла.
Тут бобик не мог удержаться и стал хохотать во все горло, держась за бока, что его, однако же, не спасло, потому что бока его стали раздаваться, раздаваться и, наконец, он открылся, как книжка, и, опрокинувшись навзничь, упал в обморок. Кругом стало все тихо. Над несчастьем злого бобика никто не хохотал, а он продолжал лежать навзничь. Когда он стал приходить в себя, он увидал подходившего с улицы старого портного.
— Сшей ты меня! — взмолился ему бобик.
— Можно, — отвечал добродушный старичок, — дай-ка я посмотрю! Ух, в каком ты виде!
У портного в иголку была вдернута черная нитка и ею-то он и зашил злого бобика. Вот поэтому-то на бобах и попадаются черные пятнышки.