Страница 1 из 2
Людмила Шелгунова
ШАЛУНЬЯ
НОЧНОЕ ПОХОЖДЕНИЕ
Два рассказа
Дозволено цензурою. Москва, 1 сентября 1904 г.
ШАЛУНЬЯ
а большой террасе довольно тихо. Слышатся только возгласы годовалого мальчика Сережи и мурлыканье кошки. Сережа сидит на стуле, за столом, и спускает на ниточке игрушку; за ней летит друг его Амишка. У стола же сидит няня и мажет лаком мамины сапоги. Лак она поставила перед собою на стул. В углу на скамеечке сидит Ниночка, четырехлетняя девочка. Няня часто поглядывает на нее, но Ниночка занялась куклой и совсем поглощена своим делом.
В прихожей вдруг раздается звонок. Дома никого нет: папа ушел на службу, Володя, старший брат, в гимназии, а мама ушла с кухаркой за провизией, потому что сегодня обедает какой-то гость.
Няня встает, ставит сапог на пол, кисточку вкладывает в банку и бежит отворять, крикнув:
— Ниночка, присмотри за Сережей, чтобы не упал!
Ниночка бросила куклу и мигом очутилась около стола. Сережа, увидав свою любимицу, протянул к ней ручки.
— Сиди, сиди смирно, — как большая проговорила Ниночка.
Сережа занялся игрушкой, а Ниночка посмотрела на сапог, потом взяла его в руки и стала вертеть в разные стороны, потом вытащила кисточку из склянки и помазала ею по сапогу, причем пролила несколько капель на пол.
— Дай! дай! — крикнул Сережа.
— Хочешь рисовать? — спросила Ниночка и поднесла к брату кисточку.
Сережа сейчас же ухватился за черную кисточку, сделанную из губки, насаженной на толстую проволоку. Губка в руках мальчика сжалась, и из нее потекла черная, как чернила, жидкость. Ниночка этим не только не смутилась, но окунула кисточку еще раз в скляночку, и на этот раз сама стала разрисовывать щеки брата.
Ниночка стала разрисовывать щеки брата.
Но, должно быть, эта разрисовка не пришлась мальчику по вкусу, потому что он стал плакать — сначала тихо, а потом так громко, что сестра хотела скрыть свое преступление, и впопыхах опрокинула склянку.
О, ужас! — няня в прихожей уже запирала за кем-то дверь.
Ниночка схватила пеленку и стала вытирать щеки брата, но видя, что щеки не стираются, начала вытирать пролитый лак на полу и на стуле.
Можете себе представить, в каком виде застала ее няня?
— Господи Боже мой! — только могла она проговорить, в ужасе остановившись в дверях. — Что ты наделала, озорница!
Няня взяла Сережу на руки и начала его мыть. Но мыть было очень трудно.
Новый звонок… Няня кладет мальчика в постельку, а сама бежит отворить дверь. Ниночка слышит, что приехала мама, которой няня говорит:
— Пожалуйте, полюбуйтесь на вашу Ниночку.
Мама распорядилась сделать Сереже ванну. Его вымыли, но вымыли с большим трудом, и уложили спать. Ниночку пришлось мыть тоже в ванне.
В детской тихо, — няня кричать не позволяет, — и Ниночка пошла ходить по другим комнатам. Мама занята по хозяйству, а Ниночка посадила куклу в столовой за стол, и, подставив стул к буфету, взлезла на него, чтобы достать какого-нибудь угощения для своей куклы.
Буфет легко отворился. Ах, как это хорошо! На самом видном месте стоит вазочка с вареньем. Ниночка берет ложечку варенья, слезает со стула и несет ее кукле. Так как кукла, несмотря на близость ложки, вымазавшей ей лицо, проглотить варенья не могла, то Ниночка проглотила сама вместо нее и снова взлезла на стул. Вторая ложка варенья попала Ниночке не в рот, а на чистое платье. Она сняла руками ягодки, и в эту самую минуту увидела перечницу в виде мельницы.
Эта перечница всегда привлекала ее внимание. За обедом она часто протягивала за нею руки, но ее всегда останавливали. А теперь эта самая мельница стояла тут, — она могла взять ее, — и в комнате никого не было. Ниночка схватила мельницу и стала вертеть за ручку над вазочкой с вареньем.
Долго ли она вертела — неизвестно; но вот из детской послышались шаги няни, и Ниночка поспешно поставила перечницу, захлопнула дверцу в буфет и на вопрос няни:
— Что ты там делаешь, Ниночка? — скромно отвечала:
— Играю.
— С куклой?
— Да.
Взяв куклу, Ниночка прошлась по столовой, и так как часы пробили два раза, то она подняла голову и стала смотреть на них.
— Отчего они прозвонили так мало? Надо заставить их звонить еще!
Задумано — сделано.
Ниночка кладет куклу на пол, ставит на стол под часами стул и, как матрос, влезает на него. Стрелки так и вертятся, а упрямые часы не звонят. Новый часовых дел мастер доработался до того, что одна из стрелок полетела на пол. Значит, довольно, да оно и скучно, потому что часы не только не били, но даже перестали и ходить.
Ниночка слезла, поставила стул на место, взяла куклу и пошла в детскую. Сережа проснулся, и в детской можно было бегать и кричать.
Следы от варенья Ниночка прикрывала куклой, и няня не заворчала на нее.
Володя вернулся из гимназии, папа с гостем пришли со службы. Стол был накрыт.
Ниночка была так тиха, что папа спросил ее: не болит ли у нее что-нибудь?
— Нет, ничего не болит.
За обедом Ниночка вела себя примерно, так что гость похвалил ее.
— Да она у вас умница! — сказал он.
— Озорница! — заметила няня.
В конце обеда подали вафли и к ним варенье. Вдруг гость, взяв в рот кусок вафли с вареньем, быстро вскочил и бросился из столовой. Вслед за ним вскочил из-за стола папа. Когда переполох кончился, все Ниночкины проказы этого дня были открыты. Гость, посмотрев на Ниночку, сказал:
— Теперь я знаю, что ты ужасная девочка.
— Озорница, — проговорила няня. — Глаз спустить нельзя.
НОЧНОЕ ПОХОЖДЕНИЕ
— Какая вы, барышня, непослушная! Сколько раз я вас просила не раскрывать здесь окна, чтобы не простудить Наденьки. Ведь сами знаете, какая она слабенькая: на нее чуть пахнет, она и простудится и закашляет.
Это говорила почтенная няня, отводя от окна Люлю, белокурую девочку лет одиннадцати.
Какая вы, барышня, непослушная!
За Люлею стояла бледная, черноглазая девочка Надя и со страхом глядела на ворчавшую няню. Сестра ее Люля только неделю тому назад приехала на каникулы из института, и девочка с восторгом смотрела на свою старшую сестру, девочку здоровую и бойкую.
— Ну, так пойдем искать Юру! — крикнула Люля, схватив за руку Надю.
— Сегодня шел дождик, без калош не выходите! — крикнула им вслед няня.
Няня была недовольна приездом шалуньи Люли, но когда вчера она услыхала почтовый колокольчик и увидала, что со станции едут на почтовых брат барыни со своим сыном Юрою, то она всплеснула только руками и проговорила:
— Ну, не быть тут добру!
Девочки между тем, конечно, позабыв надеть калоши, бежали по саду, а им навстречу из-за старинной каменной беседки вышел мальчик и нес что-то в руках.