Только он

– Ну, некоторым повод и не нужен. Сами придумают, сами себя накрутят, потом ещё и обидятся. Хотя уверена, твоя Марина не из таких.

– Вот именно, – подтвердил Шарицкий.

Под стать мужу – настолько же идеальная жена.

Правда иногда закрадывалось сомнение, а есть ли она вообще. Но у Шарицкого обручальное кольцо на безымянном пальце, да и какой смысл ему врать. Это Алёне частенько приходилось выслушивать удивлённые восклицания: «Как? Ты до сих пор не замужем? А почему?» За ними обычно следовал внимательный взглядам, чересчур въедливый и пристальный, словно собеседник пытался обнаружить у неё какие-то отклонения и изъяны, не замеченные им поначалу, типа признаков ужасной болезни или умственной отсталости. А для мужчины – чем дольше сумел сохранить личную свободу, тем круче.

Значит, женщин вокруг него слишком много, и он не в состоянии определиться. Или самая достойная для настолько необыкновенного до сих пор не нашлась. Та, что способна окончательно и бесповоротно растопить его суровое сердце до податливой розовой лужицы под своим острым каблучком. Ведь внешне даже не заподозришь, что у подобного есть какие-то другие проблемы в общении с противоположным полом.

Вот и у Андрюхи их не должно быть, а то, что есть жена – очень даже вероятно. Только Алёна никак не может представить, как та выглядит. Хоть фотографию с Шарицкого требуй.

А он, между тем, продолжил без перехода:

– Ужинать одному скучно. В компании и веселей, и вкуснее.

– Ну так и прихватил бы кого из… – Алёна на мгновение замялась, подбирая нужное слово, – сослуживцев. У вас же так называется?

Шарицкий соглашаться или возражать не стал, хмыкнул снисходительно.

– Зачем ещё? – Добавил, улыбнувшись: – Я же знал, что встречу тебя.

– Ахаха, – иронично выдохнула Алёна. – Прям-таки знал?

– Угу, – уверенно подтвердил Шарицкий. – Просто я так и хотел. Денёк выдался не самый приятный. А только с тобой мне настолько комфортно и легко. – Она не успела спросить, он сам ответил: – Наверное, потому что мы знакомы слишком давно, и знаем друг о друге гораздо больше, чем кто-то ещё.

6

(прошлое)

В первом классе их посадили за одну парту, в первый же день на первом же уроке, хотя поначалу они устроились на разных, не потому что хотели, а потому что так сложилось, когда после торжественной линейки парами заходили в кабинет. Алёне в компанию досталась полненькая девочка, которая оказалась на голову её выше, а с кем был Шарицкий, она вообще не заметила, не разглядела – не до того ей было – и даже о существовании его она пока не подозревала.

Когда все расселись и растерянно притихли, учительница оценивающим взором окинула класс, озадаченно поджала губы, обнаружив, что самые мелкие почему-то оказались на самых дальних местах и, не откладывая в долгий ящик, перетасовала всё так, как посчитала нужным. После чего Алёна с Андрюхой очутились на соседних стульях за второй партой у окна, и на первой же перемене, Шарицкий, не говоря ни слова, достал из портфеля и положил перед соседкой конфету в бело-красно-зелёной обёртке. Самую простую, «барбариску». Алёна такие всех больше любила, из леденцовых. За то, что не слишком сладкие, с приятной живой кислинкой и за смешное непонятное название. Ну, не знала она тогда, что такое барбарис.

Алёна, недолго думая, подхватила конфету, хотя есть её не стала – она же «долгоиграющая», за перемену не успеешь. И что тогда? Спрятать её за щекой и надеяться, что учительница ничего не заметит?

«Барбариска» перекочевала в карманчик на сарафане, а Алёна чинно выговорила:

– Спасибо, – и тут же сообщила: – Меня Алёной зовут.

– Я знаю, – откликнулся сосед с крайне серьёзным видом. – А меня Андрей. – Он секунду поразмышлял и добавил: – Шарицкий.

Последнее слово запоминается лучше всего. А ещё эта фамилия почему-то показалась Алёне созвучной «барбариске» и понравилась куда больше, чем самое обычное «Андрей».

Шарицкий, а она – Одинцова. У обоих есть буква «ц», которая встречается довольно редко. И имена у них начинаются одинаково, на «А». Алёна уже тогда любила находить тайные смыслы – там, где их, скорее всего, не существовало, – и выводить закономерности. И её очень даже устроило, как всё сложилось само собой, она не посчитала необходимым налаживать тесные отношения с кем-то ещё. Просто приятельские – это ладно. А так…

Дома у неё есть Глеб, а здесь в классе пусть будет Шарицкий. Этого вполне достаточно.

Ну и что, что он мальчик? Для дружбы пол не имеет значения. Ну, по крайней мере тогда ещё точно не имел. Да и потом вроде тоже.

Парты менялись, но первоначальная комбинация сохранялась. Потому что им так было удобно. Даже в чисто деловом плане: Алёна помогала Андрюхе с русским и английским, а он ей с физикой и химией. Да и в плане общения тоже. И в первом классе, и в четвёртом, и в девятом.

Для Алёны он всегда оставался лучшим другом, возможно, даже подругой. Его это тоже вполне устраивало. И он единственный (ну, почти единственный) из всех знал, какие чувства Алёна на самом деле испытывала к Глебу.

Она не рассказывала, Андрюха сам догадался. И не сказать, что поддерживал, просто относился с пониманием, даже с каким-то слегка исследовательским интересом. Лишний раз не дразнил, но иногда расспрашивал о чём-нибудь, искренне недоумевая и пытаясь разобраться. Например, о таком:

– И чего в нём особенного?

– Тебе всё равно не понять, – меланхолично откликалась Алёна.

– Почему? – Шарицкий сосредоточенно хмурился, критично кривил губы.

– Потому что ты, – Алёна многозначительно приподнимала брови, делала паузу, чтобы он успел предположить, сейчас она скажет «полный дурак», но она говорила другое: – не девушка.

– Ну если так, то да, – невозмутимо соглашался Шарицкий и не добавлял, что даже с позиции девушки Глеб вряд ли выглядел особенно, и вообще, вкусы и чувства девушек – вещь довольно странная, далёкая от логики и здравого смысла.

В тот день они возвращались из школы позже обычного. Потому что всем классом репетировали номер к конкурсу военной песни. Не то, чтобы Андрюха Алёну провожал, просто, как выяснилось ещё давным-давно, они и жили недалеко друг от друга, и большая часть пути у них общая, вплоть до угла Алёниного дома. Дойдя до него, она направлялась к родному подъезду, а Шарицкий топал дальше ещё через пару дворов.

На этот раз до угла они чуть-чуть не дошли. Потому что, проходя мимо недавно оборудованной новенькой детской площадки, Алёна зацепилась взглядом за качели, и ей невыносимо захотелось покачаться. Ну да, в пятнадцать лет подобное иногда тоже случается. Не говоря ни слова, она свернула в нужную ей сторону, Шарицкий тоже молча, не возмущаясь, не спрашивая, послушно двинулся следом.

Алёна бросила сумку на лавочку, устроилась на узком сиденье, Андрюха застыл рядом, привалившись к металлической опоре качелей.

Родной Алёнин подъезд с этой позиции очень даже хорошо просматривался, вот она и увидела без труда, как из него выходил Глеб. И не один. С Лилей. И Шарицкий увидел. А вот их те двое не заметили – пялились только друг на друга, переговаривались и улыбались абсолютно по-дурацки.

7

(прошлое)

Алёна хотела отвернуться, но не получилось. Тоже пялилась, словно испытывала особое удовольствие от того, как болезненно щемило сердце. Ещё и Шарицкий, будто нарочно, с заинтересованным любопытством уточнил:

– Это она?

– А самому не догадаться? Никак.

Конечно, она, Лилечка-крокодилечка. Счастливо лыбится во все тридцать два зуба. Довольная. Круглое лицо разрумянилось. У неё же щеки, наверное, даже со спины видно.

– Поторопились свалить, пока родители с работы не пришли? – неожиданно вывел Шарицкий.

– Ты о чём? – вскинулась Алёна.

– Да ни о чём, – Андрюха дёрнул плечами. – Просто, к слову.

Ну да, конечно. И Алёна не дура, чтобы не понять. Чем ещё могла заниматься влюблённая парочка в пустой квартире, когда кроме них никого больше нет?