Книга алхимика
(Роман)

Мы почти не виделись с тысячником Хазой, который встал лагерем в заброшенной деревне на противоположном склоне горы. Дома там были в куда худшем состоянии, чем наша хижина: у них отсутствовали крыши. Именно поэтому мы никогда не сетовали на судьбу. Условия, в которых солдаты прожили зиму, были чудовищными, но надо отдать Хазе должное — ни один из его воинов не погиб от холода или болезни. Хаза жил вместе с Калисой, той самой женщиной, которую спас.

В лагере поговаривали, что они любовники, поскольку делили друг с другом шатер, однако я лично сильно в этом сомневаюсь. Подозреваю, что тысячник, на глазах у которого рухнул весь его мир, обрел в этой сильной женщине новый путеводный свет. Ее ненависть к насильникам пробудила в ней неутолимую жажду мести, вылившуюся в мечту о джихаде. Хаза, вероятно, видел в ней святую мученицу, воплощавшую в себе призыв обратиться к вере, и этот зов дурманил воинов, лишившихся всего, обвинявших в своих бедах порочных эмиров и принцев и грезивших об искуплении в горниле священной войны. Не знаю, что двигало Калисой. Не ведаю, была ли она любовницей Хазы. С уверенностью могу утверждать лишь одно: она пагубно влияла на солдат, и это не сулило Азизу ничего хорошего.

От Давида, который время от времени наведывался в лагерь, я узнал, что ее там почитают, словно королеву Тем временем слухи о нас стали расползаться по эмирату. К нашему лагерю начали подтягиваться беженцы: мужчины, женщины, дети. Было среди приходящих и много солдат. Однажды нам сообщили о приезде верховного факиха и трех бывших советников эмира. Вскоре Хаза от имени Азиза встал во главе правительства в изгнании, а также маленькой, но растущей армии. Когда сошли снега, тысячник принялся совершать набеги на равнину. Иногда он привозил с собой пленных норманнов и франков. После допроса Хаза отдавал их Калисе и другим женщинам. В подобных случаях вопли пленников доносились с противоположного склона горы даже до нашей хижины.

Давиду больше не нравилось в лагере Хазы. Будучи иудеем, он чувствовал себя по отношению к тамошним обитателям чужаком.

— Знаешь, Самуил, мои товарищи изменились, — как-то раз тихо произнес он, когда мы собирали хворост.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Раньше вера роли не играла. Нам было довольно того, что мы воины Мишката. Мы этим гордились. А теперь мои товарищи-мусульмане меня сторонятся. Когда я прохожу мимо, они перестают разговаривать. Даже мои старые друзья, с которыми я плечом к плечу прошел через много битв, и те отводят глаза. Да я и сам избегаю разговоров с ними. Передаю, что нужно, и возвращаюсь сюда.

Он схватил ветку и принялся яростно срезать ножом сучки.

— Они мне очень напоминают наших зелотов[81]. Себя они называют моджахедами и носят теперь зеленые платки, которыми прикрывают подбородки и рты. Верховный факих пробовал уговорить их построить небольшую мечеть, но она им не нужна. Когда бы я ни приехал в их лагерь, куда бы ни посмотрел, обязательно увижу, как кто-то расстелил коврик и молится. Я слышал, что во время последней вылазки они захватили несколько подвод с вином. Дай, думаю, принесу бочонок принцу Азизу. Так ни капли вина не осталось. От Хазы я узнал, что верховный факих собрал людей и вылил вино на землю. Весь лагерь пришел в ликование. Они говорят, что вино — это зло и Пророк запрещал его пить. Ты понимаешь, Самуил? Они больше не пьют вина. Ни солдаты, ни беженцы.

Я ужаснулся, вспомнив, что мне Азиз рассказывал про альморавидов. Но я не хотел делиться с Давидом своими опасениями и потому счел за лучшее сменить тему разговора.

— Азиз больше не принц. Он эмир.

Я понимал, почему Давид об этом позабыл. В нашей жизни за зиму практически ничего не изменилось, и потому мы очень медленно свыкались с мыслью о том, что теперь правителем эмирата является Азиз. Мы не могли этому радоваться из-за трагедии, что привела его на престол. Когда первые беженцы принесли вести о смерти Абу, Азиз отказывался в них верить, но христианские пленники под пытками говорили о том же самом. Как-то раз Хаза и верховный факих приехали к нам, забрали с собой Джанифу с Азизом и объявили перед армией о восшествии на престол нового эмира. После этого Азиз официально назначил Хазу своим визирем. Нас с Айшой и Давидом на церемонию не пригласили. Азиз с Джанифой вернулись хмурые. Их явно что-то беспокоило, но что именно, они отказывались говорить. После этого раз в неделю Хаза стал приезжать к нам вместе с отрядом конницы. Азиз с Хазой, закутавшись в плащи, ходили, беседуя, по лугу, и всякий раз после таких разговоров Азиз возвращался мрачнее тучи. Потом весь следующий день он сидел рядом с Айшой в тягостном молчании, и никто не смел донимать его вопросами.

— Может, ему пора начать вести себя, как подобает эмиру? — проворчал как-то Давид. — Он ведь уже достаточно здоров, разве нет? Если он будет сидеть сложа руки, власть в государстве захватят фанатики.

— Я с ним поговорю, — пообещал я. — А тебе, Давид, советую следить за языком.

Кусты зашелестели от ветра, и я поежился, но не от холода, а от страха.

Когда мы с Давидом вернулись в лагерь, Азиз выразил желание поговорить со мной. Наш новый эмир поджидал меня возле поленницы.

— Пойдем-ка пройдемся, Самуил, — бросил он.

По его тону я понял, что это приказ.

— Ко мне приезжал Хаза, — сказал Азиз, когда мы оказались на лугу. — Он хочет, чтобы ты отправился в Мишкат с тайным посланием.

Я рассмеялся, решив, что это шутка. Затем по выражению лица Азиза я понял, что он говорит серьезно.

— В Мишкат? Он что, рехнулся? Почему я? Какое послание? Кому?

— Паладону. Тебе предстоит кое-что передать Паладону.

В ошеломлении я уставился на него.

— Соглядатаи Хазы сообщили, что он работает над строительством мечети. Точнее, теперь это уже не мечеть. Санчо приказал построить сверху нее собор. Хаза считает, что если тебе удастся добраться до Паладона, то он тебя выслушает в память о былой дружбе. А потом, наверное, он передаст то, что узнает от тебя, самому Санчо.

— И что он от меня узнает? — спросил я.

— Что Хаза собирается напасть на замок, который христиане сейчас строят у Зеленых Родников. Что набег будет не совсем обычный, на этот раз Хаза ударит всеми своими силами. Ты скажешь им, когда именно состоится нападение и где мы планируем собрать войска. Опишешь все так, чтобы Санчо понял — у него в руках прекрасная возможность устроить на нас засаду. Ты будешь очень убедителен. Ведь тебе удастся выкрасть у Хазы карту, из которой Санчо узнает буквально все: куда и как мы нанесем удар, сколько у нас будет солдат… После этого Санчо вряд ли сможет удержаться от соблазна двинуться на нас со своей армией, чтобы уничтожить раз и навсегда.

— А с чего мне лезть в Мишкат, если я знаю, что Санчо объявил за мою голову награду? Да и вообще, почему это я вдруг решил предать свою страну?

— Да ты никого не предаешь, Самуил. Это такая уловка, понимаешь?

— Еще бы не понимать, — хмыкнул я. — Это же очевидно. Любому дураку станет ясно, что задумал Хаза. Он хочет выманить норманнов и франков из города и расколотить их.

— Верно, — подтвердил Азиз. — В нашей армии меньше бойцов, чем у них, но мы лучше вооружены и подготовлены. Хаза считает, что если у нас получится навязать врагу бой там, где нам удобно, то мы сможем разгромить его и отвоевать Мишкат.

— В нашей так называемой армии всего несколько сотен человек, а у христиан их две тысячи. Даже если мы закроем глаза на сей печальный факт, ответь мне, с чего это вдруг Паладон мне поверит? Ну или Санчо, если уж о нем зашла речь. Они же не дураки.

— Санчо поверит, если Паладон ему скажет, что получил сведения от иудея, причем не просто от иудея, а от тебя, — пустился в объяснения Азиз. — Иудеи — они все предатели, такова уж их натура, а ты еще вдобавок и колдун, якшающийся с дьяволом. Ты ради собственной выгоды продашь кого угодно, а тут у тебя вдобавок серьезный резон имеется: я же тебя бросил в тюрьму. Вот ты и хочешь мне отомстить. Ты сбежал со мной только потому, что боишься Санчо, но рассчитываешь, что изменой сможешь добыть себе и прощение, и щедрую награду. Не надо на меня так смотреть, Самуил. Я просто передаю тебе то, что мне велел сказать Хаза. Он мой визирь и командующий армией. А я… я совершенно ничего не могу сделать. Они всё решают втроем — Хаза, верховный факих и эта… злобная, кровожадная баба. Фанатики от моего имени правят государством, — Азиз в ярости топнул ногой. — Прости, Самуил, я так и не смог себя заставить рассказать тебе, что мы увидели с Джанифой, когда меня повезли объявлять эмиром перед народом и солдатами. Если бы я не знал, что передо мной жители Мишката, подумал бы, что снова оказался в стане альморавидов. Мой народ превратился… даже не знаю в кого… В алчущих джихада безумцев? И Хаза держит их в узде. Да, они присягнули мне на верность, но пока я тут сижу, они считают своим вождем Хазу. По сути дела, я его пленник. Как я мог тебе это открыть? Если бы Айша знала…

81

Зелоты — радикальная еврейская группа в национально-освободительном движении, вылившемся в Иудейское восстание 66–73 годов, защитники закона и борцы с римской оккупацией.