Книга алхимика
(Роман)

Фелипе продолжал выкрикивать приказы один другого нелепее. Даже через несколько минут после того, как перестрелка прекратилась, он продолжал кричать: «Всем оставаться на своих местах!»

Он замолчал, только когда бабушка Хуанита забарабанила клюкой по спинке скамьи.

— Да что ты за солдат такой, а? Перепугался, словно цыпленок желторотый! Помяни мое слово, ты бы в ополчении у моего сына долго не протянул!

Стоило прозвучать ее словам, как на Фелипе обрушился целый град вопросов разгневанных горожан:

— Может, объяснишь, что происходит?

— Зачем вы нас здесь заперли?

— С кем вы сражаетесь? С фашистами?

— Зачем вы заставили нас нарядиться в священников и монахинь?

— Почему вы держите нас под замком? Мы же на вашей стороне!

— Что с теми, кто остался в городе?

Фелипе, вскинув винтовку, попятился к алтарю. Пинсону стало ясно: необходимо немедленно что-то предпринять. Толку от Фелипе не больше, чем от деревенского дурачка.

Профессор встал и с начальственным видом вскинул руку — так он призывал к тишине толпу, когда выступал на митингах. Увидев, как к нему поворачиваются изумленные лица, он, перекрывая гомон, прокричал:

— Граждане! Не будем так строги к рядовому Муро! Он всего-навсего солдат и выполняет свой долг. Правильно я говорю, Фелипе? — с улыбкой посмотрел на юношу Пинсон. — Ты здесь, чтобы нас защищать, и мы тебе за это очень благодарны. — Он с усмешкой посмотрел на винтовку. — Давай ты прибережешь оружие для настоящих врагов, договорились? Ты же не хочешь напугать Томаса и других детей? Ты же для них пример! Ты их друг! — Профессор показал на внука, со страхом выглядывающего из-за плеча Марии.

Молодой человек в ошеломлении открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Медленно он опустил винтовку.

— Молодец, — Пинсон хлопнул его по спине. В ответ Фелипе смущенно улыбнулся — он был рад неожиданной помощи со стороны профессора.

Повернувшись, Пинсон взглянул на горожан. Они смотрели на него с подозрением. Быть может, всего несколько мгновений назад он в их глазах был близким по духу сказителем, но сейчас снова стал экстранхеро. Ему еще только предстояло завоевать их доверие. Во время избирательной кампании всякий раз, когда профессору приходилось выступать перед враждебно настроенной толпой, Пинсон завоевывал симпатии собравшихся напористостью и даже агрессивностью, но сейчас он почувствовал, что в данных обстоятельствах куда лучше сработает скромность и смирение. Устремив взгляд на пожилую даму, он обратился к ней:

— Донна Хуанита, если вы позволите, мне бы хотелось поговорить с вами с глазу на глаз.

Брови старухи удивленно поползли вверх. Она было открыла рот, чтобы ответить, но ей помешал внезапно вскочивший молодой человек в безрукавке. Им оказался бывший пастух Пако Куэльяр, ныне член революционного совета. Пинсон вспомнил, что Мария обозвала Пако говнюком. Губы бывшего пастуха презрительно кривились, а в глазах полыхала злоба.

— Что это ты такое собрался сказать бабушке Хуаните? Мы, получается, не шибко тебя достойны, так? И вообще, чего это ты тут раскомандовался? Ты же не из нашего города!

Выдержав его взгляд, Пинсон спокойно ответил:

— Вы правы, синьор Куэльяр, я не из вашего города. И, как вы совершенно верно отметили, я не имею ни малейшего права отдавать здесь кому-либо распоряжения. Именно поэтому я решил обратиться к почтенной донне за советом, надеясь, что ей под силу решить, какая от меня может быть польза.

— Знаешь, что я тебе скажу, сеньор политик, профессор или кто ты там есть? Думаешь, я тебе верю? Да ни хера!

— Пасито! Следи за языком! — прикрикнула на него Хуанита.

— Бабушка, при всем моем уважении к вам, хотелось бы обратить внимание на то, что я здесь единственный законно избранный представитель власти, поэтому выслушайте меня, прежде чем позволите этому экстранхера водить вас за нос. Вы все! Слушайте меня, — он развел руки в стороны, будто собирался одним махом обнять всех присутствовавших. — Я хоть кому-нибудь из вас давал повод усомниться в себе? Может, кто-нибудь здесь не знает, как я трудился до седьмого пота на благо города? — Взявшись одной рукой за отворот жилетки, он воздел другую вверх, как заправский оратор. — Денно и нощно я пекся о народе. И сейчас, в минуту опасности, я не бросил вас. Я с вами. Как думаете, почему я решил присоединиться к вам?

— Наверно, чтобы потом рассказывать нам всем, какой ты у нас герой, — пренебрежительно усмехнулась бабушка Хуанита.

Пако дернулся так, словно ему закатили пощечину. Лицо его сделалось красным от гнева. Бабушка Хуанита сдвинулась на самый край скамьи и поманила Пако рукой, чтобы тот наклонился к ней. Как только Куэльяр нагнулся, старуха что-то зашептала ему на ухо. Пинсон расслышал ее слова только потому, что стоял рядом.

— Пасито, я хорошо тебя знаю. Твоя мать дружила со мной, и ты еще мальцом сидел у меня на коленях. Ты уже тогда был слишком высокого мнения о себе. Сейчас ты ведешь себя недостойно. Зачем? Потому что сархенто обещал нас не трогать? И сейчас, когда поднялась стрельба, ты перепугался, решив, что совершил большую ошибку? Возьми себя в руки, если не хочешь опозориться. — Помолчав, Хуанита резко добавила: — Даже не пытайся меня застращать. Мы сейчас не в городе, а я — не алькальде Сулуага, из которого ты вьешь веревки.

Не без усилия разогнувшись, старуха громко, так, чтобы слышали все, произнесла:

— Профессор Пинсон, если вы хотите со мной поговорить, я готова вас выслушать. Однако я хочу позвать с собой моего старого друга Эктора Гарсиа, управлявшего нашим городом на протяжении многих лет, а также Пако Куэльяра. Он молод, а кроме того — член революционного совета, о чем любезно нам постоянно напоминает. Мы должны его уважать. Мы втроем представляем наш город.

— Как скажете, донна Хуанита, — сразу согласился Пинсон, поняв, что теперь у него есть союзник. — Я буду крайне признателен, если вы сможете помочь мне советом.

— Если уж зашла речь о представителях, тогда я тоже пойду, — упрямо вскинув голову, поднялась Мария, державшая за руку Томаса. Она с презрением смотрела на Пако, со злобой взиравшего на нее.

— Сядь на место, женщина, — прошипел он. — Кого ты здесь собралась представлять?

— Хороший вопрос, Пако. Я же вроде не местная, так? Кукушка. Именно так ты меня назвал, когда прошлым летом устроил охоту на ведьм. Помнишь, как ты искал шпионов и двурушников? Ты бы меня отправил за решетку к монахиням, если бы не Эктор, который заявил, что у тебя нет ни малейших доказательств моей вины. Вероятно, он с бабушкой Хуанитой невысокого мнения обо мне, как, собственно, и все остальные, но они хотя бы справедливые. Именно поэтому бабушка Хуанита позвала поговорить с профессором такого гада, как ты. Бабушка Хуанита, ответьте, разве я не права? Сейчас мы все заложники, мы все равны между собой, и потому даже у кукушки должно быть право голоса. Ведь речь идет о нашей общей судьбе!

Старуха пожала плечами:

— Мария, ты напрасно думаешь, что тебя все ненавидят. Не все рассуждают, как Пако. Я тебя плохо знаю, но вижу, что ты готова помогать другим, и это заслуживает восхищения. Хочешь к нам присоединиться? Я не возражаю. Кроме того, — Хуанита хитро улыбнулась, — ты ведь вроде подружилась с профессором, а он заслуживает звания кукушки больше тебя… Может, ты поможешь нам лучше его понять. — Поднявшись, она обратилась к заложникам: — Оставайтесь на своих местах и сидите тихо. А то еще рассердите нашего отважного охранника. А мы пока послушаем, что нам скажет этот политик из Валенсии.

Они уединились в приделе Пресвятой Богородицы. Бабушка Хуанита опустилась на предназначавшийся для священника табурет, стоявший под статуей Девы Марии, улыбавшейся в мерцании свечей, которые держали Эктор Гарсия, Пако и Пинсон.

Пинсон объяснил, в каком положении они оказались. Его внимательно выслушали. Старик Гарсия, узнав об убийстве священников и монахинь, осенил себя крестным знамением. Бабушка Хуанита лишь медленно покачала головой. Когда профессор поведал им о взрывчатке, заложенной в мечети, Пако выругался и принялся шагать по нефу взад-вперед. Мария сидела молча, обнимая Томаса.