Страница 24 из 121
Следующие несколько лет пролетели как блаженный сон, ибо я воистину оказался в раю.
Само собой разумеется, я был жаден до получения новых знаний. Каждое утро мы садились в кружок на коврах в библиотеке, тогда как наш наставник возлежал на подушках. Если день был ясен, мы устраивались в саду, в тени апельсиновых деревьев. У каждого из нас имелась стопка листов пергамента, на которых мы делали записи павлиньими перьями, внимая ибн Саиду, который звучным голосом зачитывал нам что-нибудь из трактатов по геометрии, физике, астрологии или философии, которые он брал из библиотеки. Затем, когда на него находило желание вздремнуть, он давал нам задания. Мне они казались достаточно простыми, поскольку большую часть из того, что он нам преподавал, я уже успел изучить самостоятельно. Однако мне очень нравилось помогать Азизу, который, несмотря на все старания и природную любознательность, успехами в науках похвастаться не мог. Паладон же отличался невероятной памятью. Кроме того, он являлся обладателем ума столь же острого, как резцы, которые использовал при работе с камнем. Во время занятий практической геометрией Паладон считал быстрее меня. Между нами началось соперничество, правда дружеское — по крайней мере, с моей стороны. Паладон относился к этим своеобразным состязаниям во время занятий куда серьезней, чем я. Без соперников ему быстро становилось скучно, и он делался раздражительным — таков уж был его характер.
Порой мы проводили все утро в лаборатории ибн Саида, в которой имелось все, о чем алхимик мог только мечтать. Там я чувствовал себя словно рыба в воде, поскольку то, что ибн Саид нам преподавал, я изучил, когда мне было двенадцать лет. Вскоре он стал воспринимать меня как помощника, нежели ученика; потом я начал подменять его на занятиях, а затем и вовсе вести их самостоятельно. Это мне предложил сам Саид, который теперь смог тратить больше времени на еду и сон. Паладон и Азиз нисколько не возражали. За каждое занятие со мной мы проходили больше материала, чем с Саидом. Через некоторое время мы начали упражняться в высшей алхимии, что привело Паладона и Азиза в восторг. Так закладывался фундамент того, что впоследствии стало Братством Талантов. Когда мы понимали, что слишком сильно забежали вперед, то на время оставляли алхимию, и преподавателем становился Паладон, чьи познания в области строительства и работы с камнем были столь же обширны, как и мои в избранных мной областях наук. Иногда, впрочем, Паладон, благодаря мне, открывал кое-что и для себя, ибо я из своих опытов многое узнал о метафизических свойствах камней и металлов, которые мастеровые использовали в качестве строительного материала. Мы оба помогали Азизу. В конце первого года он успешно провел свою первую трансмутацию металла и получил первую степень посвящения в мастера каменного дела. У меня к тому моменту уже была вторая степень.
Должен признать, что с особым нетерпением я дожидался не утренних уроков, а свободного времени днем, когда я изучал огромную коллекцию книг, собранных за долгие годы визирем Салимом. Мне казалось, в его библиотеке имеются буквально все работы, которые когда-либо выходили из-под пера ученых. Салим являлся обладателем полного собрания сочинений Аристотеля и Платона в подлинном переводе Хунайн ибн Исхака[26] и «Книги об определении и классификации наук» аль-Фараби[27]. (Саид предпочитал классификацию Ибн Сины: он однажды виделся с этим великим ученым мужем в Бухаре и до сих пор находился под впечатлением от той встречи; но я считал работу аль-Фараби более выдающейся и потому чаще обращался к ней.) Были в коллекции Салима и «Альмагест» Птолемея в оригинале, и собрания сочинений по астрономии Сабит ибн Курры[28] и Аль-Фергани[29], и работы с наисложнейшими, головоломными математическими вычислениями Аль-Хорезми, давшего свое имя искусству счета с помощью цифр… Еще давно, лежа на крыше с отцом и вглядываясь в ночное небо, я мечтал хотя бы одним глазком заглянуть в эти книги. И вот моя мечта сбылась… Чего только не было в библиотеке визиря. Впрочем, я должен прервать себя, иначе эта книга воспоминаний превратится в еще один великий каталог сочинений ученых мужей, сравнимый с трудом самого аль-Фараби. Достаточно сказать, что мою радость можно сравнить с восторгом Адама, когда он впервые открыл глаза в Эдемском саду.
Наверное, вы хотите узнать, откуда у меня бралось столько свободного времени. Дело в том, что, когда визирю пришла в голову мысль определить Паладона в товарищи Азизу, его отец Тосканий согласился, но с одним условием: каждый день после обеда Паладон был обязан возвращаться к отцу на одну из строек, где он продолжал свое ученичество. К вечеру, с окончанием работ, Паладон возвращался в особняк визиря. Что же касается Азиза, то вторую половину дня он овладевал навыками, необходимыми каждому будущему правителю. Помимо всего прочего, он учился и воинскому искусству, верховой езде, владению луком и мечом, бою на копьях. Кроме того, Азиз был занят изучением Корана и законов шариата, поскольку Салим решил, что, как только взойдет на трон, его сын займет освободившееся место верховного судьи. Таким образом, Азизу часто приходилось присутствовать на судебных слушаниях, которые вел его отец. Нередко, когда эмир или визирь принимали иноземных послов, Азиза вызывали во дворец, даже несмотря на то, что порой это означало для моего друга пропуск утренних уроков. Оно и понятно: овладение навыками дипломатии считалось ключом к успешному царствованию, вот Азиз и учился, наблюдая за действиями своего мудрого отца и внимательно слушая, как и что он говорит. Каждый вечер вне зависимости от того, чем Азиз занимался в течение дня, мой бедный друг был обязан оставаться после молитвы в мечети, где на протяжении часа верховный факих[30] обучал его премудростям, скрытым в Коране. Правители мусульманских держав в наши дни редко являлись воплощением добродетелей, прославленных пророком Мухаммедом (пример тому — наш эмир), однако они были обязаны иметь о них представление и хотя бы внешне соблюдать нормы приличия. В противном случае они рисковали навлечь на себя гнев поданных — простого народа. Недовольство уммы[31]часто выливалось в мятежи, приводившие к гибели целых династий.
Всякий раз я заботился о том, чтобы к его возвращению был готов кубок вина, который ему подавал самый красивый из слуг. Также Азиза ждала принесенная рабами кушетка у фонтана, на которой он мог отдохнуть под ласкающее слух журчание воды.
Однажды примерно через полгода после того, как я поселился в доме Салима, в библиотеку пришел Саид и заглянул мне через плечо. Я читал труд Галена[32] о четырех видах телесных жидкостей и о том, как они взаимодействуют между собой в разных частях тела.
— Хорошо, — пробормотал Саид, — просто прекрасно. — Он прочистил горло. — Самуил, мне бы хотелось кое-что обсудить с тобой в моем кабинете.
Грузно ступая, тучный, напоминавший шар наставник вышел из библиотеки. Я послушно проследовал за ним. Добравшись до кабинета, он, тяжело дыша, опустился на подушки, после чего показал рукой на столик, который, по обыкновению, был заставлен блюдами и тарелками.
— Будь славным мальчиком, плесни козьего молока в ту пиалу с клубникой. Вот так, замечательно. Хочешь попробовать?
Я отказался, гадая, зачем он меня к себе позвал.
— На днях я беседовал с визирем, — наконец изрек Саид, на мгновение оторвавшись от своей клубники, — ты его немного беспокоишь. — Он замолчал, чтобы утереть струйку подслащенного молока, сбегавшую ему на бороду.
Я не на шутку перепугался. За неделю до этого я перетащил сундук со всей моей новой одеждой и украшениями в комнату к Азизу. Вдруг Саид сейчас скажет, что визирь это не одобряет. Если принц дружит с иудеем — это одно дело, но если они еще вдобавок и любовники…
26
Хунайн ибн Исхак (809–873) — врач и переводчик с греческого и сирийского языков, крупнейший деятель переводческого движения IX века.
27
Аль-Фараби (872–951) — философ, математик, теоретик музыки, ученый Востока. Один из крупнейших представителей средневековой восточной философии.
28
Сабит ибн Курра (836–901) — арабский астроном, математик, механик и врач IX века.
29
Аль-Фергани (798–861) — один из крупнейших средневековых персидских ученых IX века, среднеазиатский астроном, математик и географ.
30
Факих — исламский богослов-законовед.
31
Умма — религиозная община в исламе.
32
Гален (131–217) — римский (греческого происхождения) медик, хирург и философ. Внес весомый вклад в понимание многих научных дисциплин, включая анатомию, физиологию, патологию, фармакологию и неврологию.