Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 3



Святитель Иоанн Злотоуст

Беседы о покаянии

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

ИС Р17-648-3666

© Издательство «Благовест» – текст, оформление, оригинал-макет, 2017

Беседа первая

О покаянии (по возвращении из села)

Помнили ли вы о нас, когда мы в течение этого времени были в разлуке с вами? Я так никогда не мог забыть вас, но и, оставив город, не оставил памяти о вас. Как любящие красоту телесную, куда бы ни пошли, везде носят с собою любимый образ, так и мы, возлюбив красоту вашей души, всегда носим с собою прекрасный образ вашего духа. И как живописцы, смешивая различные краски, делают изображения тел, так и мы вашу ревность к собраниям, усердие к слушанию, благосклонность к проповеднику и все другие добрые дела смешав, как бы различные краски добродетели, начертали образ вашей души и, поставив его перед очами ума, от созерцания его получали немалое утешение в разлуке с вами. И этим мы занимались постоянно: и когда сидели дома и вставали, и когда ходили и отдыхали, и когда входили и выходили, всегда представляли себе вашу любовь.

И этим созерцанием услаждались мы не только днем, но и ночью; с нами тогда было то же, о чем сказал Соломон: Я сплю, а сердце мое бодрствует (Песн. 5, 2); потребность сна смыкала наши вежды, но сила любви вашей пробуждала от сна очи души моей; и часто казалось мне, будто я во сне беседую с вами. И в самом деле, душа обыкновенно ночью представляет то, о чем размышляет днем; это же было тогда и с нами: и, не видя вас плотскими глазами, я видел вас очами любви, и, не быв с вами телом, был с вами душою, а уши мои постоянно оглашались вашим воплем. И хотя болезнь телесная и побуждала меня оставаться в селе долее и пользоваться целительным для плотского здоровья воздухом, но сила любви вашей не позволяла этого; напротив, вопияла и не переставала докучать до тех пор, пока не заставила меня встать еще раньше надлежащего времени и ваше сообщество поставить наравне и со здоровьем, и с наслаждением, и со всем, что только есть доброго. И мы, склонившись на ее убеждения, предпочли возвратиться с остатками болезни, чем, стараясь о совершенном исцелении от немощи телесной, опечаливать долее любовь вашу.



Живя там, я слышал ваши упреки – частые письма доносили их до нас; и упрекающим я внимал не менее, чем хвалящим, потому что упреки те были выражением души, умеющей любить. Вот почему я встал и поспешно пришел; вот почему я никогда не мог выкинуть вас из своего ума! И что удивительного в том, что я, живя в селе и наслаждаясь свободою, помнил о вашей любви, когда Павел, обложенный узами, живя в темнице и видя бесчисленное множество грозивших ему опасностей, и в темнице, как бы среди луга, помнил о братьях и писал им так: Как и должно мне помышлять о всех вас, потому что я имею вас в сердце в узах моих, при защищении и утверждении благовествования (Флп. 1, 7).

Снаружи цепь от врагов, а внутри цепь любви к ученикам; но наружная цепь выкована из железа, а внутренняя составлена из любви; ту часто он и снимал, а этой никогда не разрывал. Напротив, как жены, испытавшие болезни рождения и сделавшиеся матерями, всегда привязаны бывают к своим детям, где бы они ни были, так или еще гораздо крепче их и Павел всегда привязан был к ученикам своим, и тем крепче, чем болезненнее духовное рождение плотского. В самом деле, и он был в муках рождения, и не однажды, но для одних и тех же дважды, и потому вопиял: Дети мои, для которых я снова в муках рождения (Гал. 4, 19). Этого никогда не может испытать жена, никогда не вытерпит она в другой раз те же муки рождения; а Павел вытерпел то, чего нельзя видеть в природе: он снова зачал тех, которых уже раз родил, снова перенес для них жестокие муки рождения. Поэтому, желая пристыдить их, он и говорил: «Для которых я снова в муках», как бы разумея: «Пощадите меня; никакой сын в другой раз не подвергал матернего чрева мукам рождения, а вы заставляете меня терпеть это». Притом те болезни мучат одно мгновение и прекращаются, коль скоро дитя выйдет из утробы матерней, а эти не так; напротив, продолжаются даже по целым месяцам. Павел часто по целому году был в муках рождения и не мог родить зачатых им. Там труд плоти, а здесь болезни терзают не чрево, но поражают саму силу души. И, чтобы увериться, что эти болезни духовного рождения тяжелее, подумай, какая мать решилась когда-либо пойти в геенну за своих детей? А Павел не только решается пойти в геенну, но и желает отлучен быть от Христа, только бы ему родить иудеев, для которых он всегда и непрерывно был в муках рождения. И так как это не сбывалось, то он с горестью говорил: великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему (Рим. 9, 2). И опять: Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос (Гал. 4, 19).

Что блаженнее той утробы, которая могла рождать таких детей, кои способны иметь в себе Христа? Что плодоноснее той, которая родила всю вселенную? Что сильнее той, которая родившихся и возросших недоносков могла снова зачать и преобразовать? Это в естественных родах невозможно. Но почему Павел не сказал: «Дети мои, которых рождаю», но: «для которых я снова в муках рождения», хотя в другом месте говорит о себе, что он рождает: я родил вас во Христе Иисусе благовествованием (1 Кор. 4, 15)? Потому, что там он хотел показать только сродство, а здесь старался выставить и труд. Как же он называет чадами тех, которые еще не родились? Если он болезнует, значит, еще не родил: как же называет чадами?

Дабы ты знал, что он терпит уже не первые муки рождения; и этого довольно было, чтобы пристыдить галатов. «Я, – говорит, – был уже раз отцом и перенес для вас, какие следовало, муки рождения; и вы раз сделались уже чадами. Для чего же снова подвергаете меня вторичным мукам рождения, для чего же снова терзаете меня болезнями?» В самом деле, падения верных причиняли ему не меньшую скорбь, чем грехи еще не уверовавших: невыносимо тяжко было видеть, как верующие после участия в таких Таинствах уклонялись в нечестие. Поэтому он весьма горько и жалобнее всякой жены плакал и говорил: Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос (Гал. 4, 19).

А это говорил он для того, чтобы в то же время и ободрить, и устрашить галатов. Показав, что Христос не изобразился в них, Павел поверг их в смущение и страх; а, дав понять, что Он может изобразиться, опять возбудил в них бодрость. Слова – доколе не изобразится – показывают и то, что Христос еще не изобразился, и то, что Он может снова изобразиться. Если бы это было невозможно, то Павел напрасно бы и говорил им: доколе не изобразится в вас Христос, и обольщал бы их суетными надеждами.

2. Итак, зная это, не станем и мы отчаиваться, но и не будем совершенно беспечны: то и другое пагубно. Отчаяние не позволяет встать лежащему, а от беспечности падает и стоящий; то обыкновенно лишает приобретенных благ, это не позволяет избавиться от постигших зол. Нерадение низвергает и с самого неба, а отчаяние сводит в саму бездну зла, тогда как отсутствие отчаяния скоро изводит и оттуда. Вот смотри на силу того и другого. Дьявол прежде был добр, но, сделавшись беспечным и отчаявшись, пал в такую злобу, что после уже и не восстал. А то, что он был добр, – так послушай, что Христос говорит: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию (Лк. 10, 18).

Сравнение с молнией показывает и светлость прежнего состояния, и быстроту падения. Павел был хулитель, и гонитель, и обидчик; но так как возревновал и не предался отчаянию, то и восстал, и сделался равным Ангелам. Напротив, Иуда был апостолом, но, предавшись беспечности, сделался предателем. Разбойник, так как не отчаялся и после такой злой жизни, то прежде всех других вошел в рай; фарисей, по самонадеянности, пал с самого верха добродетели; мытарь, не поддавшись отчаянию, так исправился, что опередил и фарисея. Хочешь, покажу тебе и целый город, сделавший это? Так спасся целый город ниневитян. Хотя приговор повергал их в отчаяние, так как пророк не сказал, что если они покаются, то спасутся, но просто: Еще три дня, и Ниневия будет разрушена (Иона 3, 4), однако же, несмотря на то, что Бог угрожал, и пророк вопиял, и приговор не допускал ни отсрочки, ни ограничения, они не пали духом и не потеряли доброй надежды.