Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 9



– Дак это… жалко скотину.

– И поэтому вы решили оторвать Оленю голову?

– Это ж морока какая! Видеть звезды только в лужах.

– Слушай, дед, ты организовал очередь, – сказал сердито толстяк. – У каждого человека есть сокровенное желание, а ты мешаешь. Есть желание – загадывай, а нет – вали отсюда.

– Есть! – Петрович вынул из кармана синюю ленточку. – Я о квартире мечтаю.

– Значит, у тебя нет квартиры?

Петрович ничего не ответил, обнял Элис.

– А вот у Оленя есть. Ну и кто из вас счастливее? – толстяк упер руки в боки.

Дедушка завязал ленточку, призадумался:

– Зато у меня есть свобода.

– На этой свободе его бы давно съели.

– А ещe ленты есть в продаже?

– Рубль! – толстяк вытащил из кармана клубок мятых лент.

Петрович выбрал красную и завязал на рогах. Поглаживая мягкую шeрстку на лбу Оленя, добавил:

– Это – за твою свободу. М-да, у каждого своя история.

Историю оленя никто не знал, даже он сам. С детства он помнил только обрывки беспокойного сна, повторяющегося каждый день. Самый удивительный фрагмент – тeплое молоко матери, оно скапливается в уголках его губ, скатывается по щеке, а мамин шершавый язык ловит струйку, еe мягкие губы касаются лба, целуют нежно, долго, тепло. А потом время разорвало жизнь по линии горизонта; мать ушла туда, а он остался здесь. После этого завыла утомительная песнь одиночества. В одну кучу свалились сотни молчаливых дней, тяжeлых ночей. Постепенно разрастались рога, искривлялась спина, глаза косили в поисках звeзд, живших в капельках росы. А кругом – ни врагов, ни друзей, только жуткий скрип колeс, пыль бесконечных дорог, сотни миллионов разных ног: в сандалиях, тапках, сапогах…

Где-то зарычал лев. Ударяя лапой по полу, он сдирал когтями стружку с досок своей клетки-вагончика. Все клетки зверинца были именно так устроены: с одной стороны разрисованные вагончики, с другой – решетки и деревянный пол. Элис дождалась, когда толстяк пойдет смотреть, что там приключилось со львом, присела на корточки перед оленем. Потом встала на колени. Так и есть: грустные голубые глаза.

– Здравствуйте.

Элис попыталась снять с ресниц Оленя налипший шарик от одуванчика. Олень моргнул, переступил копытами. Зашуршали рога о прутья, которые мешали Оленю увидеть маленького человека в белых туфельках. Олень пошевелил губами, шершавым языком слизнул с туфельки хвойную иголку, зажевал.

– Вы меня слышите?

Олень вслушался в шорох слов.

– Вы выполните мои желания?

«Выполню!» – вдруг подумал Олень.

Освобождая место для своих ленточек, Элис сдергивала чужие. Красную, синюю, зелeную. На земле лежала горка выгоревших желаний. И вдруг Оленю показалось, что стало легче. Да! Будто бы с каждой ленточкой он освобождался от чужих просьб и своих обязательств. Куда уходили желания? Наверное, туда, в небо. Куда Олень не мог смотреть.

Элис затянула две ленточки – по одной на каждое желание, отломила от батона половину, сунула Оленю в рот. Он медленно жевал, сухим языком собирал крохи. Доел, моргнул, прогоняя комара с ресницы. Голова его затряслась – кто-то грубо привязывал свое желание. До чего глупый народ: если бы он мог выполнять желания, он давно бы выполнил своe.

Петрович обошeл лужу и остановился перед клеткой со странной птицей, очень похожей на пингвина. Чeрная спинка, белая грудь, красные лапки и треугольный клюв. «Тупик», – прочитал старик. Птица глянула на него так жалобно, что у старика заболело в груди. В соседней клетке расправил крылья пеликан. Змея, распахнув пасть, ударилась о мутное стекло. Заволновались попугаи. Вспорхнуло пушистое зеленое перышко, пролетело сквозь сетку и опустилось на черный нос медведя.

Элис застыла, схватила деда за руку.





Дед тоже увидел желтого медведя, который был не в клетке. Он прятался за ней!

«Тихо! Тихо!» – медведь прикрыл лапой рот. Как это сделал бы человек.

«Медведь? Желтый? Прикрывает лапой рот? Разве такое бывает?»

Элис не знала, что не только бывает, но еще не раз будет.

– Пошли отсюда, – Петрович потянул внучку за руку.

Глава 2 – Элис

Весна пришла без приключений и сюрпризов. Всe было как обычно: недовольный скрип тающего снега, жалобы земли, разбухшей от избытка воды. Май почувствовался сразу, стоило только Элис высунуть нос из дома. Природа будто разбогатела и расстелила зелeные ковры с пятнами мать-и-мачехи.

В школу Элис пошла в красном плаще и высоких сапогах. Вернулась домой перепачканная глиной, обветренными яблочными щеками. Венок из мать-и-мачехи сполз на глаза. Горьковатый запах щипал нос. Апчхи! В портфеле подпрыгнул дневник с первой четверкой за полугодие. В школе начались годовые контрольные. С математикой Элис справилась сегодня неплохо. Могла бы написать лучше, если бы на уроках еe тетрадка не гуляла по классу. Все списывали. А вот сама она получила незаслуженно низкую оценку – в воспитательных целях.

Стряхнув с капюшона капли дождя, Элис поднялась по лестнице, открыла дверь. Хотя запирать такую гнилушку не имело смылса. Этот дом состарился лет шестьдесят тому назад. Всe разваливалось, рассыпалось. От сырости дом зарос мхом, плесенью и паутиной, которую Петрович старался не трогать. Говорил, что паутина скрепляет углы.

В прошлом году в комнате Элис провалился пол. Хорошо, что соседей не оказалось дома. Пришла комиссия, долго что-то писала, осторожно ступала, ни до чего не дотрагивалась. Потом сделали ремонт: посередине комнаты соседей установили подпорку. В комнате Элис аварийную зону обнесли красивыми лентами, а торчащие деревянные ребра перекрытий застелили половиком. Комиссия клятвенно пообещала, что ускорит строительство нового дома, которое непонятно почему затянулось на двадцать четыре года.

Холодильник задребезжал. Элис дернула дверцу морозилки и вынула пельмени. На плите в кастрюле уже булькала вода, и пельмени сварились быстро. Выловила шумовкой, выложила в тарелку, полила сметаной, решила поперчить. Потрясла грибок с приправой, но перец не посыпался. Так и есть, отверстия забились. Вилкой ковырнула дырку, раздался хруст. Крышка треснула пополам и раскололась.

Что дед будет ее ругать, сомнений не было, – он не любил убытки. Ну а что делать с обломками? Элис поверетела перечницу в руках. Надо бы «похоронить» ее в лесу, подальше. Может, дед и не заметит пропажи. Она быстро доела пельмени и вышла из барака.

Из серой тучи сыпался еле заметный дождик. Вдруг Элис показалось, что из-за дерева выглянул черный заяц! В шляпе! А под кустом прячется лиса в перламутровой шубе! В ветвях старой березы захлопотал ветер. Элис присмотрелась и увидела как Желтый медведь тащит на плечах огромное дерево. Тот самый Желтый медведь, из зверинца!

Медведь остановился, переложил дерево на другое плечо.

– Тяжело? – спросило дерево, это была Тополиха.

– Есть немного.

– Может, я сама пробегусь?

«Это была бы большая глупость, – подумал Медведь – их уже заметила девчонка, которая спряталась за прокопчeнным сажей, двухэтажным бараком.»

– Ну, давай, Желми, – заиграла корнями Тополиха.

– Тихо! – медведь перекинул поклажу на другое плечо. – Уходить надо.

Он свернул в лес и стал продираться сквозь кусты акации. Раздался резкий свист, словно пролетела пуля. Свист повторился. И еще раз. Тополиха веткой почесала спину и пожаловалась медведю:

– Меня укусила уже четвeртая оса.

– Откуда здесь осы? Я понимаю – оводы.

– Хорошо, пусть будут оводы. Ай! Ну вот же, прямо сюда, – тополиха почесала новую ранку. – Желми, меня кусают куда ни попадя.

– Терпи, – приказал медведь и почувствовал, как что-то острое вонзилось в поясницу, а потом в лапу.

Когда он скрылся в тайге, от барака отлепилась фигура. Человек с винтовкой осторожно двинулся вслед за медведем. Это был Брим-Бом, который уже выпустил в желтого медведя несколько снотворных пуль, но не попал. «Фьють, фьють» – умчались они в тайгу. Не достигнув цели, ушли в сторону, напугали белку и вонзились в ель.