Страница 10 из 53
Это обстоятельство очень пугало меня.
Вскоре и Наталья узнала, что у неё на работе есть женщина, на долю которой выпало похожее испытание. Она сразу же направилась к ней с одной целью - узнать, как той удалось продержаться. Всё-таки на сегодняшний день ей шёл семьдесят третий год, сына же потеряла в тридцать восемь. Выслушав Наталью, она ответила, что после гибели ребёнка с головой погрузилась в работу и науку, пытаясь найти в них забытьё от преследовавшего всюду кошмара. Но стоило вернуться домой... Она плакала все эти годы каждый вечер, не в силах забыть потерю. Каждый день. Каждый проклятый день. Мало того, через полгода закончились резервные защитные силы организма и болезни полезли, как из ящика Пандоры одна за другой. Женщине повезло в том, что работала она в диагностическом центре, поэтому две злокачественные опухоли удалось выявить при плановом обследовании на ранних стадиях и удалили их вовремя.
Скоро на помощь к Наталье, отпросившись с работы, приехала двоюродная сестра из Рубцовска. Она хорошо знала Сашу, и в последнюю длительную вылазку в Горную Колывань он специально завернул к любимой тёти на её прославленную пиццу. Потерю переживала тяжело, но было нечто в её характере, некий внутренний стержень, который позволил Наталье опереться на неё и подготовить всё к прощальной церемонии.
Вдвоём они посетили кладбище, где Наташа заключила договор с местной администрацией и купила в престижном месте участок под захоронение. Надо сказать, что земляная огороженная площадка, обладателем которой мы стали сама по себе намного превосходила то, что требовалось для тела сына. Нет, мы стали владельцами настолько обширного кладбищенского погоста, что вместить он должен был в конце нашей истории всех троих. В центре мы, конечно, хотели поместить Сашу, наши же места теперь ждут нас заранее - по правую и левую сторону от него. Вместе мы шли по жизни, вместе и будем лежать после неё.
Впрочем, столь важные покупки и не менее ответственные переговоры с Антоном проходили, надо признаться без меня. Одна скорбь теперь гнездилась во мне. Раздавленный и разбитый, встречая рассвет, я не ожидал, что доживу до заката. Звал смерть, но она стояла где-то рядом, безучастно и безжалостно холодно наблюдая за мной.
Мне казалось, что у меня не хватит сил присутствовать на траурной церемонии. Однако когда наступил назначенный день, собравшись, я всё же смог подняться.
На отдельных машинах, в условленное время родственники и друзья съехались к арендованному двухэтажному зданию.
На дворе стоял очень солнечный день.
Даже слишком солнечный для конца лета.
Вокруг здания собралось очень-очень много народа. Так много, что случайному прохожему могло показаться, что проходит прощание с депутатом или с какой-то очень известной личностью.
Было много венков.
И ещё больше слёз. Искренних и неподдельных.
Слишком много для одного человека.
Не было только музыки - так мы пожелали.
Запомнилось, что первым к гробу подошёл батюшка. Одетый в тёмную рясу симпатичного вида мужчина с окладистой бородой несколько раз обогнул гроб, помахивая кадилом и отпевая покойного.
А в гробу лежал мой Сашенька. На нём была одета та самая светлая красивая рубашка, которую он так не хотел носить на выпускном. Ноги, прикрытые материей, я не видел, но знал, что обут он в свои самые любимые кроссовки.
Я подошёл чуть ближе.
Он казался таким красивым и одновременно таким безжизненным, совсем как те покойники, что запомнились по ранним экранизациям произведений Гоголя. Постояв у гроба, я не выдержал и вышел на улицу. Несколько бывших однокурсников обнимая меня, пытались безуспешно утешить... Тщетные усилия... Я был с ними недолго...
Вернулся к гробу.
Вокруг постамента стояли венки и ещё кругом присутствовали цветы. Повсюду. Целое море срезанной и обречённой на смерть красоты... Они лежали охапками и отдельными связками.
Подняв голову, увидел его друзей. Я знал их всех. Общался давно и не очень на самые разные темы. Почему-то все они считали, что у Сашки самый лучший отец, и тот гордился мной, я точно знал это.
Совсем рядом проскользнул Андрей, стараясь не задеть меня:
- Такой светлый был человечек.
'Светлый'... 'Человечек'... Именно вот эти самые слова я почему-то потерял и упорно пытался найти последнее время. Они очень точно характеризовало сына.
А потом я услышал много-много слов, они словно прорвало плотину. Люди говорили, говорили о Сашке, вспоминая его. Никто не мог поверить в чудовищность факта. Одна учительница упомянула о том, что в свои восемнадцать лет он являлся самым настоящим мужчиной, рельефно выделяясь из числа одноклассников. Какое бы ему не поручили дело, всегда с честью справлялся с ним.
Затем один за другим, как сговорившись, повторяли, что такого другого светлого парня не знали больше.
Я слушал их и про себя добавлял, что ещё он был таким же, как я хохотушкой и самым лучшим на свете другом.
Потом подошёл ближе и встал рядом с гробом. Меня поразило выражение лица, застывшая навечно маска - смесь тревоги и невыразимого удивления. Его красивое лицо, теперь мраморного оттенка изуродовала глубокая борозда, прошедшая через правую щёку и в конце своего пути оторвавшую половину верхней губы. Перед тем, как выставить тело в погребальном зале с лицом тщательно поработали соответствующие мастера. Следы пудры и замазки скрашивали полученные раны, но полностью не скрывали их.
Я не мог больше отойти от гроба. Нагнувшись, гладил в последний раз своего сына по голове, шепча ему слова прощания и прощения, раз за разом целуя в лоб. Он был таким холодным, таким холодным! Кожа казалась на удивление ледяной.
Когда мои пальцы в очередной раз ласкали родные волосы, они вдруг в районе затылка провалились в глубокую яму в глубину черепа. В ужасную дырень, созданную кем-то хладнокровным и бесчувственным, едва прикрытую лоскутком кожи. Кто-то проник ему в голову и копался там, внутри! Но зачем?