Золото Ларвезы

– Полагаю, Овдаба или Ширра, – заметил Тейзург. – Только одеты мы неподобающе.

Он достал из магической кладовки теплые плащи и сапоги для всех троих.

Рыжий снова взял его за руку, на несколько секунд замер с сосредоточенным лицом.

– Сюда.

Проваливаясь где по колено, а где и глубже, они побрели через нетронутые сугробы. В сапоги набился снег. Один раз Кемурт заметил под навесом кустарника паутинку – она выглядела совсем по-летнему, не считая того, что на ней сидело несколько снежинок. Перекликались птицы, других звуков не было.

За ними увязалась пласоха – пернатая тварь величиной с индейку. Перелетая с ветки на ветку, она цеплялась за очередной насест мощными когтистыми лапами. Хохолок у нее на макушке выглядел потрепанным, бледное личико с кулак не выражало никаких эмоций, словно у восковой куклы. Пласохи, прожившие на свете достаточно долго, умеют разговаривать по-человечески, но эта молчала. Их народец по-прежнему питается кровью, несмотря на то, что заклятье Лормы потеряло силу? Или для них тоже что-то изменилось? Если спросить, она ответит?

– Здесь, – Хантре остановился.

Впереди торчал большой сугроб, очертаниями похожий на шалаш.

– Ты уверен? Есть слабый магический фон, но я не чувствую демонического присутствия.

– Лиса где-то здесь. Если она в ловушке, блокирующие заклятья или артефакты мешают тебе ее почувствовать, но у меня восприятие по другому каналу. И там есть кто-то еще. У тебя в кладовке найдется лопата для снега?

– Дворницкая лопата? – надрывно усмехнулся Эдмар. – Деревянная, не обязательно новая? О, боги и демоны, как это низменно… – он закатил глаза к пасмурному небу, после чего уже другим тоном сказал: – Да конечно же, найдется, я предусмотрительный. Но в данном случае лучше использовать магию, это будет изящней и безопасней.

Закрутился вихрь, мигом раскидавший по окружности рыхлый снег. Под ним и впрямь оказался шалаш, внутри что-то белело. Когда новый вихрь разметал ветки, они увидели застеленное тряпкой ложе из лапника, на котором лежал кто-то, закутанный в серебристо-белые меха.

Человек пошевелился, из мехового кокона высунулось отечное лицо с копной пегих волос.

– Лисонька, очнись! – произнесла женщина сиплым голосом. – Нас нашли господин Тейзург и господин Кайдо! Лисонька, да что же ты молчишь?!

Нинодия Булонг. Она-то откуда здесь взялась?

Маги подошли к ней, Кем двинулся за ними.

– Парни, выпить найдется? – спросила Нинодия, пытаясь принять сидячее положение. – Я знаю, мне нельзя, но без глотка вина я сейчас помру. И приведите в чувство Лиса! Он превратился в шубу, чтобы я не замерзла, а потом потерял сознание. Видите? – она потрогала свисавшую с воротника звериную голову. – Словно неживой…

Тейзург взял в ладонь лисью морду с незрячими серебряными глазами, сощурился и произнес:

– Похоже, его здесь нет. Сейчас это просто шуба… Хантре, что скажешь?

– Это покинутая оболочка, в которой Лиса находилась некоторое время назад. Сейчас Лиса не в ней, но где-то рядом.

– Под землей?

– Возможно. Не могу определить. Но она здесь, и она слышит нас.

– Дайте же выпить, судари, хоть малюсенький глоточек, пожалейте больную женщину! – попросила Нинодия, кое-как усевшись на своем ложе.

Эдмар извлек из кладовки фляжку, молча протянул ей. Та припала к горлышку shy;- жадно, взахлеб, облилась вином. Серебристый мех намок, словно от крови.

– Госпожа Булонг, что произошло? – спросил маг, когда она оторвалась, чтобы перевести дух.

– Меня овдейцы похитили, они мою Талинсу хотели присвоить. Нынче я от них сбежала, и пропала бы ни за грош в этой снежной каше, если б Лис не появился. Он сказал, что искал меня, да не мог найти раньше из-за прячущих заклятий. Я продрогла, как цуцик, еще и снег валил – это у них называется месяц Лодки, овдейское лето, будь оно неладно. Околела бы с холодрыги, но Лис соорудил шалаш, а сам превратился в эту самую шубу. И после этого с ним что-то случилось, разговаривать перестал. Если он попал в какую-то ловушку, вызволите его, парни, вы же маги!

– Он рядом, – повторил Хантре, озираясь. – В замкнутом пространстве, которое не может покинуть. Дай руку, я попробую определить точное местоположение ловушки.

– Плюс-минус несколько шагов, несущественная разница, – усмехнулся Эдмар. – Я по-прежнему его не чувствую, но моя связь с ним достаточно сильна, чтобы отверзающее заклятье сработало даже вслепую. Сейчас я выпущу его оттуда, где он заперт.

– Давайте, господин Тейзург, выпустите Лисоньку на волю! – азартно поддержала Нинодия, отсалютовав фляжкой, к которой вслед за тем снова приложилась.

В следующий момент Кемурт ощутил импульс амулета, предупреждающий о мощном магическом всплеске. Одновременно с этим рыжий повернулся к Эдмару и выпалил: «Стой!», а женщина выронила фляжку и утробно, по-животному, взвыла.

– Где Лис? – озираясь, произнес Тейзург. – Оно же сработало…

– Еще как сработало. Ты когда-нибудь роды принимал?

– Сейчас важнее найти Лиса, – ясно было, что на Нинодию ему плевать. – Заклинание справилось с ловушкой, но я по-прежнему его не чувствую…

– Уже нашелся, – Хантре кивнул на роженицу, которая с перекошенным лицом завалилась на ложе и опять застонала. – Ее ребенок – это и есть Лиса. Только теперь уже не демон.

– Но как… – Эдмар умолк и нахмурился. – Хм, вот как… Тогда, боюсь, это необратимое изменение. Лиса должна выжить. Вернуться сейчас в Хиалу в таком виде для нее крайне нежелательно. Позови Северного Пса и отправляйся за лекарем. Кем, а ты собери этот хворост и разожги костер.

Стаскивая в кучу раскиданные ветки, Кемурт краем глаза увидел, как пронесся над еловыми верхушками снежный вихрь, обернувшийся громадным белым псом. Хантре перекинулся, запрыгнул ему на спину, и они умчались.

Вскоре запылал огонь. Эдмар тем временем разрезал на Нинодии одежду и постелил добытые из кладовки чистые простыни. Похоже, он использовал какие-то заклинания, воздействующие на процесс родов. Кем топтался в сторонке, по ту сторону костра. Его не звали подойти ближе, он и не подходил.

Нинодия молчала – наверное, тоже из-за какого-то заклятья. Тейзург обычно заботился о своих удобствах, не очень-то считаясь с окружающими, если только это не Хантре, не Зинта или не кто-нибудь еще, в ком он заинтересован.

А потом глядевший в сторону леса Кем услышал за треском пламени негромкое хныканье. И вслед за тем расстроенный голос Эдмара:

– Лисичка моя, что же ты с собой сделала?

Он оглянулся: маг держал в руках сверток из одеяла. Нинодия лежала, как труп, под окровавленной простыней. Хотя нет – ее грудь вздымалась и опускалась, потом она начала с каждым вздохом издавать тихие стоны.

Налетел порыв ветра, и как будто громадное облако стремительно скользнуло над лесом, а в следующий миг возле костра опустился на подтаявший снег Дохрау с двумя наездниками. Хантре соскочил и попытался помочь своей спутнице, но та пренебрежительно фыркнула: «Заботиться надо о тех, кто действительно в этом нуждается», – и слезла сама. Говорила она по-молонски. Женщина средних лет, коротко стриженая, с решительным волевым лицом. Поверх лекарской одежды – меховая шуба, которую рыжий, видимо, достал для нее из кладовки. Эту шубу она сбросила ему на руки и сразу направилась к пациенткам.

Кемурт, спохватившись, низко поклонился Зимнему Псу.

Оборвав Эдмара, который начал что-то говорить, лекарка вынула из ножен священный кинжал и призвала силу Тавше.

– Она из Паяны, – пояснил подошедший Хантре. – Ее зовут Ринальва.

Издали донесся собачий лай.

– Нинодию ищут. Ничего, сейчас мы отсюда улетим.

Кемурт упустил тот момент, когда Дохрау увеличился в размерах: только что был с лошадь, а теперь уже с мебельный фургон, запряженный лошадью. Хотя, если понадобится, он может вырасти еще больше.

Лекарка окликнула их с Хантре, велела перенести Нинодию. Та пришла в себя и просила «хоть глоточек винишечка».

– Нужна кормилица, – бросила Ринальва Тейзургу.