Каннибалы

Тонированное окно напротив заднего сиденья двинулось вниз.

Ни Борис, ни Петр ухом не повели. Не говоря о том, чтобы присесть или кинуться навзничь, из зоны обстрела. Оба знали: если из окна суждено высунуться стволу, автомобиль не стал бы тормозить. Ковбои бьют на скаку. Несколькими очередями из «калашей».

Стекло опустилось. Повисла улыбка – доброжелательная и отдельная от владельца, как улыбка Чеширского кота.

– Все хорошо? – поинтересовался Дюша. – Помощь не нужна?

Позади него истерически выли, лаяли гудки – громоздкая машина застопорила движение на оживленной полосе.

– Все отлично, – заверил Борис.

– Пошел на хуй, козел, жене своей погуди, – без выражения произнес Дюша тем, кто там, позади его машины, бил кулаком по клаксону. И к Борису: – Хорошо, когда все хорошо.

Стекло бесшумно скрыло его. Катафалк отчалил.

– Ты уверен, что все чисто? – опять спросил Борис раздраженно.

– Я ничего не нашел.

– Или они работают лучше, чем ты!

– Или у кого-то паранойя.

Борис помолчал. Распорядился:

– Поезжай дальше на Леше.

Водила – Леша – тотчас ожил, двинулся к своей дверце. Сам Борис не двинулся.

– А ты? – окликнул его Петр. – На метро?

Подколы помогали Борису прийти в себя. Вот и сейчас: не сразу, но помогли. Лоб у него разгладился.

– Я твою возьму.

Боится слежки, понял Петр. Не покушения, – как он было подумал, застав Бориса на цыпочках у машины. Боится, что кто-то узнает о нем то, чего не должен. В нашу уютную эру цифровых технологий информация – главный продукт, она же – главное оружие. А кто не боится? Секреты есть у всех.

– Нам пора это обсудить? – спросил он Бориса.

– Нет.

Петр бросил ему ключи, Борис поймал. И приподнимая пальцами брюки тем движением, каким в старину дамы приподнимали длинные подолы, ворча «свинство», двинул к машине Петра.

Лешу Петр тут же отпустил, и тот, обрадованный внезапным дембелем среди рабочего дня, который у Бориса обычно затягивался к полуночи, уехал домой – действительно на метро.

Москвичи, настоящие москвичи, ругали последние городские обновления. Петру они нравились. Стало удобнее, это надо признать. А что прежняя Москва ушла… А там разве было что портить или о чем жалеть? – искренне не понимал Петр: это же не Питер.

Место на парковке он нашел быстро. Нет, подумал он, вынимая ключ, расплачиваясь за парковку: стало лучше. Лет пять назад он бы точно предпочел поехать к театру на метро, вместо того чтобы наматывать круги в аду узких и кривых односторонних улиц, тыкаться, лезть колесами на тротуар, – ну уж нет, спасибо!

Петр потянул на себя высокую и тяжелую, как шкаф, дверь. Охранники на служебном подъезде сегодня были другие. Но тоже в костюмах, вежливые и подтянутые.

Петр протянул временный пропуск, выписанный Кирилловым для «консультанта» (как он предпочитал называть Петра в совместных похождениях) на два дня.

– Сюда, пожалуйста, вещи, – показал охранник на стол.

Петр выложил один телефон, второй… На третьем стражи не выдержали.

– Важная персона, – усмехнулся парень в будке.

– Или в дамах запутался, – тихо отозвался его напарник, глянул на Петра с хитрой искрой в глазах, подмигнул. Вроде и обхамил, но вроде и шутка. Пригласил жестом:

– Пройдите в рамочку, пожалуйста… Благодарю.

«Культурные, театр стерегут», – хмыкнул про себя Петр.

– Телефончики свои не забудьте, – ласково, но с насмешкой напомнил охранник.

Тот, что в будке, посадил погашенный пропуск Петра на кол – к остальным, бумажки топорщились на железной спице.

«Бездельники», – беззлобно проворчал Петр, рассовывая телефоны по карманам: молодые мужики, наверняка сатанеют от скуки.

– Что? – даже привстал со стула охранник.

– Спасибо, говорю. Что напомнили.

– Куда идти – знаете? – крикнул ему в спину охранник.

Петр, не оборачиваясь, показал ему пальцами: о’кей.

Увиденное Петра не то чтобы удивило. Не то чтобы он чего-то ожидал. Но немного разочарован все-таки, да, был: от театра хотелось чего-нибудь понаряднее. Нет, понятно, что днем люди репетируют, не разгуливают в гриме и костюмах. И все же. Одеты все были так, как будто состязались, кто расхристаннее: какие-то растянутые кофты, шаровары с низко висящей задницей и мотней между ног, сползающие толстые гетры. Какой-то парень присел прямо на пол, снял с ноги гетру, завязал на шее – получился шарф. Петр переступил через его длинные ноги – тот даже не подумал их подтянуть.

Из-за закрытых дверей вырывалась какая-то особенно залихватская музыка – Петр невольно представил себе: салун, дым кольцами, тапер лупит по клавишам. Дверь приоткрылась, выплеснув бряцанье и треньканье: много света, худенькие девочки одинаково присели, раздвинув колени, одинаково шаркнули ногой в бок, рука изнутри тотчас потянула и захлопнула дверь.

Мимо него люди сновали по коридору, не глядя, но все-таки косясь. Он шел по коридору с таким чувством, будто он на главной улице деревни, где все друг друга знают и чужака видно за километр.

Петр ловил на живца. Долго ждать не пришлось.

– Вам кого?

Тоненькая рыжеватая девушка в розовой тесной кофточке, охватывающей талию крест-накрест. Узел на затылке забран под черную сеточку. Петр сразу понял, кто перед ним. Местное СМИ, если можно так сказать. В любой конторе есть. Человек, для которого собирать и передавать дальше сведения так же необходимо, как дышать. Часть физиологии. Такие всегда клюют первыми. Петр сверкнул ламинированным разворотом – и тут же спрятал удостоверение, которое все равно никто никогда не изучал. Да если бы и прочитал, то там стояло столько пугающих обычного гражданина слов вроде «безопасность», «контртеррор», «федеральный» и совсем маленькими буквами «консультант», с лиловой двуглавой печатью на фото (Петр на нем специально сделал будку посуровее), что никто даже не врубался, что имеет полное законное право послать Петра подальше – и ничего за это не будет.

– А, – сказала девочка, – понятно.

– Вы на спектакле вчера в театре были?

– Это на вводе Беловой, что ли? А что случилось? – глазки блеснули.

– Когда в зале был президент, – веско заметил Петр, увидел: подсечка, есть! Добавил: – Строго конфиденциально. Мы можем поговорить, чтобы никто не слышал?

Петр, слегка презирая себя за дешевые кривляния, изобразил, что оглядывается исподтишка. Но комедия удалась.

– Ну есть одно место.

Маша, так ее звали, села на металлическую жердочку. В полумраке блестели глаза, сережки и ноготки.

– А мы где? – спросил Петр.

– Под сценой.

Петр сдвинул брови:

– Это надежное место? Вы же понимаете, Маша, когда речь идет о спектакле, на котором был президент…

Повесил на конце фразы вескую паузу. А сам подумал: «Ы-ы-ы-ы-ы, Пушкин, лопни мои глазоньки».

Маша понимающе кивнула:

– Что вы хотите узнать?

Было ясно, что узнать хочется ей: кто, зачем, что, кому. Даже нос у нее будто стал длиннее.

– Как прошел спектакль.

Маша пожала плечиком в розовой мохеровой кофточке.

– Хлопали.

– Ну а для вас лично, Маша, спектакль хорошо прошел?

– Ой, нервно.

– Правда?

– Да, с самого утра какая-то жопа.

– Даже так?

– Как сглазил кто. Может, Белова и сглазила. До нее такого не было. Чтобы сразу все. Все наперекосяк. Сначала репа…

– Репа?

– Ну репетиция.

– Ага.

– Да, прямо на репетиции чемоданы привезли, которые в Лондоне потерялись. А они не потерялись. Все сразу стали думать не про порядок, а как бы поскорее сбегать барахло забрать. Потом пожар.

– Пожар? – но подталкивать Машу не требовалось, она трещала без остановки:

– Ну не, потом поняли, что не пожар. Но уже, конечно, набегались, остыли. Потом опять потопали наверх. В лифты типа нельзя. Ну а чего нельзя – ведь не горит? Бред вообще-то… Ноги только забили. По лестницам-то столько ходить. Вообще!.. Потом костюм у Беловой был какой-то стремный. Из Питера, наверное, свой приволокла. Ей теперь типа можно все.