Страница 23 из 147
Сначала контраст местных реалий с российской глубинкой, с ее непролазной грязью по колено, кучами навоза, гнилыми соломенными крышами и "курными", топящимися по-черному избами, казался весьма разительным. У пруссаков деревни выстроены правильно, с прямыми улицами, и жилища красивы, как карточные домики. Уместно здесь привести кусочек из воспоминаний реального человека – Федора Николаевича Глинки, проехавшего примерно тем же путем, но два года позднее: "Посмотри на эти высокие каменные строения, с огромными конюшнями, скотными дворами, огородами, прекрасными садиками, цветущими беседками – как думаешь, что это? – Верно, господские дома, дома князей и баронов. – Нет! Это деревня, где живут прусские крестьяне. Дивись, но верь! Как умеют немцы всем пользоваться и угождать всем необходимым нуждам. Куда ни посмотришь, на площадях и на улицах – везде фонтаны чистой воды. В одних поят лошадей, другие доставляют городу воду, нарочно трубами проведенную. Около всех почти огородов и садов городских проведены каналы, прегражденные заставками; каждый хозяин отворяет свои – и огород его наводняется. Здесь засуха не страшна."
Но потом, постепенно пришло понимание, что это просто путешествие проходит по богатым и обильным регионам с развитой экономикой, и далеко не все в Пруссии живут хорошо. Однажды на проселочной дороге, когда обходили очередной крупный город, путники случайно встретили большую толпу плохо одетых детей в обносках – и девочки, и мальчики, самому младшему было лет 7 не больше. Крестьяне из бедных областей традиционно избавляются таким незамысловатым способом от "лишних ртов" в своем хозяйстве, прокормить которые они не в состоянии. Такой народный обычай, скорее всего и стал основой для сказки Гримм о крысолове из Гаммельна, в отместку за нанесенную обиду похитившем детишек, а вовсе не чернушный городской фольклор, как полагают в веке 21-ом. Собирают мужики своих ребятишек в ватагу и выгоняют в путь под предводительством какого-нибудь подростка, знающего дорогу, в этот раз компанию возглавляла мелкая и тщедушная девица, которой на вид больше 14 лет дать было никак нельзя. Отправляют детей пейзане не как в России побираться в голодные годы, здесь никто никому ничего "за так, из милости" не подаст, а в "услужение", в качестве малолетних батраков или домашней прислуги к богатым соседям. Случается, что такие группы уходят в путь и посреди зимы, прямо через горные перевалы и реки, кто дойдет до цели, кто нет – по весне будет видно. Те ребятишки, которых встретили Александр и его тезка выглядели не лучшим образом, в дороге пришлось голодать и терпеть многие лишения. К сожалению, ничем помочь им не привлекая к себе нежелательного внимания было нельзя, и путники лишь отдали предводительнице этой "шайки" немного денег на еду и весь свой хлеб из дорожных мешков. До города маленьким пролетариям этого должно хватить, а там, может быть, новые хозяева их накормят. Много всякой дряни и ужасов доводилось уже видеть в своей жизни унтер-офицеру, но одного он выносить не мог – глаз голодных детей, когда они на тебя смотрят…
Долог путь еще до границы Франции, а до Парижа и того дальше, расстояние сравнимо с тем, что уже прошел однажды Сашка с полком из глухой российской провинции до Смоленска и далее до Фридланда. Пока только одно непрерывное поступательное движение на запад, днем он и Фигнер шли пешком – только песок дорожный хрустел под сапогами, ехали на попутной крестьянской телеге или занимали дешевые места в линейках и дилижансах, совершавших регулярные рейсы между городами. "Линейкой" называли длинную повозку с продольной скамьей, на которой спиной друг к другу размещались по два или три человека с каждой стороны. Иногда линейку оснащали навесом от непогоды на столбиках. К великому сожалению, на местном транспорте "третий класс" не всегда был свободен, а в ряде случаев и просто отсутствовал. "Бедные" нижние чины сорящие серебром направо-налево незамеченными долго не останутся, поэтому приходилось всячески изворачиваться, иногда договаривались с проезжими купцами и присоединялись к ним в качестве попутчиков – умение Фигнера "ездить по ушам" пришлось очень кстати. На ночлег и на отдых, как правило, останавливаются в деревнях, города игнорировали из соображений безопасности, там можно было напороться на французов. Каждый раз при этом происходило одно и тоже представление, один и тот же спектакль одного актера, Сашка был задействован в качестве статиста. Вот полюбуйтесь: Самойлович самозабвенно и артистически вешает лапшу на уши местным пейзанам, в деталях и лицах рассказывая про подвиги, якобы совершенные им и его сослуживцем ефрейтором на минувшей войне, чем не Василий Теркин. Провинциальные простаки рты разинули, внимают: "хорошо когда кто врет весело и складно!" Чем дальше от Тильзита, тем все больше захватывающих, но совершенно далеких от реальности подробностей, талант рассказчика затеняет явно неправдоподобные моменты: взятым в бою пушкам, захваченным знаменам и пленным генералам счет пошел уже на сотни. Сельские лопухи охотно верят небылицам в стиле своего земляка – барона Мюнхгаузена, оделяют воинов водкой и пивом – скупо правда, а женщины подносят воину, пострадавшему за фатерлянд молока. Некоторые, судя по специфичному поведению, были и не прочь предложить "герою" и другие "почести", любовь и ласку например, но Сашка благоразумно отказывался раз за разом, опасаясь случайно выдать себя или зародить у крестьянок подозрения. Доверием местного населения, путники особо не злоупотребляли и за услуги старались по возможности честно рассчитываться с хозяевами звонкой монетой, иногда плату у них крестьяне брали, иногда отказывались. Местная пища, все эти "вассер-супы" и картошка не особенно отличалась от той к которой Сашка привык, да и не привередлив он был к еде. Гораздо сильнее доставало отсутствие чая, в трактирах можно было получить суррогатный ячменный кофе со сливками, обычно к порции всегда прилагалось кусочков пять-шесть желтого тростникового сахара, величиною с горошину. Во всей Германии редко где угостят столь привычным для русского человека напитком, везде этот продукт держат за лекарственную траву, и приобрести можно только в аптеках, откуда чай отпускают желающим лотами и золотниками. Ну и знаменитый "шнапс", в свое время в бывшей ГДР Александру его отведать не довелось, зато теперь попробовал вволю. Пойло довольно слабое – почти как вода, даже по сравнению с 30 градусной российской водкой 19-го века, гонится из картофеля, поэтому вкус довольно скверный – на любителя. С непривычки Сашка сразу выпил стакан, за что и получил немедленно взбучку от командира, немцы такими дозами алкоголь не употребляют и впредь пришлось ограничится рюмкой-другой, чтобы случайно себя не выдать.
– Куда идешь солдат? – первый вопрос, который встречные обыватели задают служивому в любой стране, на любом языке, и в любую эпоху. Ответить на него Сашка не мог бы вдруг и захотел – он попросту не знал и сам. Конечная цель путешествия виднелась пока неясно и расплывчато, словно ежик в тумане из старого советского еще мультфильма. Унтер-офицер просто шел за Фигнером, ни во что особо не вникая, сказано в Дюссельдорф, пойдем туда, зачем и как – не его дело, для этого начальник есть. Срабатывала привычка приобретенная за семь лет службы в качестве нижнего чина.
Что там еще должны были обязательно встретить путешественники на оживленных дорогах в центре Европы? Проститутки попадались, но не особенно часто и как правило такие, что "И даром эдаких не нать и с деньгами не нать!". Остались только классические разбойники, как у Шиллера? Разговоров про грабежи и насилия было много, постоянно доброхоты предупреждали и пугали путешественников. Александр даже ТТ вытащил из тайника поместив пистолет в наплечную кобуру под мундиром, а его спутник и ранее не расставался с револьвером, скрывая оружие, или в малой дорожной сумке, или сзади за поясом. Но все страхи оказались пустыми, не то волна беспорядков, вызванная недавними событиями, уже окончательно схлынула, не то два отставных солдата показались местным бандитам крайне непривлекательной и малоперспективной целью. Такие люди способны оказать злоумышленникам серьезное сопротивление, а добычи с них самый минимум – война проиграна и следовательно в ранцах ветеранов шаром покати, нет там ни золота, ни серебра, одно грязное белье, да засохшие корки хлеба. Скорее всего, верно последнее соображение, народ в этих краях расчетливый даже на разбой, не как в России-матушке, где и гуляют, воруют и "озоруют" часто "по зову души", а не по меркантильным соображениям. Долгий путь они проделали без особых приключений и бед, все же это не та Германия, которую видел Сашка в 20-м веке, а совсем другая страна. Тихий провинциальный немец "Михель" еще не превратился в агрессивного арийца "Ганса", прекрасно обходится без любимого фюрера, и без территориальных претензий к соседям. По-доброму таким бы ему и оставаться впредь, на кой черт им потребовались две мировые войны – но капризная девица История распорядилась иначе.