Страница 295 из 311
– Я непременно попробую сей эксперимент… как только доберусь до физического кабинета в университете! – пообещал Владимир, для него сегодня тройной шок и потрясение: ограбили в полиции, напали и чуть не избили на улице, и вот теперь едва знакомый нижний чин настоятельно рекомендует провести некий непонятный физический опыт.
– Ты, Володя подумай, а может быть ту силу, что дергает стрелку можно использовать, для передачи сообщений на расстояние, скажем? И еще: не возникнет ли в свою очередь в катушке ток, если через нее протянуть магнит, а если вставить внутрь катушки железный сердечник, то не превратится ли он в свою очередь в магнит при подключении проводов к вольтовому столбу? – Александр продолжал задавать вопросы, на которые никто кроме него не знал ответа, то что давно стало в 21 веке историей и вошло в школьные учебники, здесь в начале 19-го еще предстоит кому-то открыть…
И очень может статься, что этот "некто" сейчас пьет водку в трактире вместе с нижними чинами 13-го егерского и закусывает печеными яйцами. До этого момента контактов с местной российской наукой у пришельца из будущего по вполне понятным причинам не было, но ведь есть в Москве университет, и вроде бы там кто-то из профессоров как раз в это время занимается гальваническими элементами. Кажется фамилия ученого совсем простая, только вот вспомнить бы еще, не знал, да еще забыл. Что-то вроде не то Иванов, не то Петров, не то Сидоров, но к сожалению тут память Александру помогать отказалась.
– Сашка ты давай по нашенски говори, а не по басурмански! – возмутился было Гришка, ничего не поняв из разговора, но одного легкого намека, что сведения "оттуда" оказалось достаточно, сослуживец все понял и не обиделся. О физике, столбах и катушках для первого раза сказано достаточно. Затем поболтали еще о политике, о войне и о бабах, пожали руки на прощание и разошлись. Как впоследствии оказалось – навсегда, более этого парня Сашка не видел, мало ли народу сгинуло в 1812, может статься и среди них этот несостоявшийся Эдисон, судьба обычно безжалостна к таким, везет только избранным.
Неделю, пока ждали из Тулы Денисова, Софья загрузила Гришку столярными работами, там шкафчик поправить, тут полочка новая нужна, дверь закрывается плохо и так далее. А вот Александру, чтоб не скучал придумали занятие "умственное". Решила предпреимчивая "мать-командирша" сделать из него репетитора по математике и физике для своих детишек, благо и сам Сашка был не против такого занятия.
– Хочу их в кадетский корпус на казенный кошт пристроить, а туда без экзамена не берут! – пожаловалась Софья, французский язык, словесность и закон божий она сама как могла вдалбливала в головы близнецов, но точные науки оказались молодой женщине не под силу.
Со слов жены штабс-капитана выходило, что сашкин тезка – редкостный оболтус и хулиган, гроза соседских кошек и девчонок, а вот брат у него наоборот – умница, проявляет склонность к наукам. Но занимаясь с мальчиками Александр особой разницы не заметил, может быть матери виднее, а может и заблуждается.
– Хотела сперва Ваню в горный корпус в Петербурге пристроить, но боюсь разлучать братьев. – сообщила по-секрету унтер-офицеру, объясняя принятое решение, Софья, – Пусть уж вместе науки постигают в московском кадетском, вдвоем им проще будет. Как представила, что он один-одинешенек там в Питере, так всю ночь потом плакала вместе с младшей моей Анечкой, ревели как две дурочки.
– Розгами там часом воспитанников не дерут? – не удержался и спросил Сашка, слухи про местные учебные заведения ходили разные, и как правило не очень хорошие.
– Так везде у нас Сашенька, даже в гимназиях сие в ходу! И на горох коленями ставят и лозой секут, и просто бьют чем попало. – расстроилась было Софья, но смахнув набежавшую слезу тут же решительно заявила, – Куда нам деваться? Надо уже мальчиков пристраивать, без образования им ходу нет.
Как впоследствии выяснилось старались они, подготавливая к экзамену будущих воспитанников кадетского корпуса зря, на приемной комиссии детей спрашивали одни только молитвы, все остальные науки вероятно были сочтены второстепенными и познания кандидатов в этой области педагоги лишь "приняли к сведению". Но пока суть да дело, жена штабс-капитана изо всех сил обустраивала новое московское "семейное гнездышко", каждый день после обеда следовал шоп-тур по лавкам.
– Ты Лександр хозяйку нашу одну не пущай, а то город тута больно воровской! – Григорий недвусмысленно направил Сашку с Софьей в качестве телохранителя, хотя о таком одолжении его и не просили.
Торговые ряды на окраине – отдельный замкнутый мирок, живущий своими обычаями и законами. Отовсюду слышатся распевные, бойкие выкрики купцов и мелких торговых торговых сидельцев, сыпавших шутками и прибаутками, нет от них спасенья, хоть уши ватой не затыкай. Зазывалы прохожих хватают за полы одежды и чуть ли не силой притягивают к своим лавкам. Продают и покупают все: купцы, ремесленники, монахи и монахини, крестьяне и гулящие люди. Взахлеб расхваливают свой товар и назойливо суют его в руки покупателя. Грязную улицу между рядами лавок наводнили пирожники, молочники, яблочники, ягодники, огуречники, квасники… Все – с лукошками, корзинами, мешками и лотками. Снуют веселые коробейники с коробами на головах, шныряют в густой толпе щипачи-карманники, заигрывают с мужчинами просттоволосые гулящие девки, жмутся к рундукам и лавкам разного рода нищие-попрошайки.
Александру в какой-то момент сильно захотелось пить, и он без особого труда разыскал нужного продавца. Сразу же подскочил рыжий молодец в кумачовой рубахе и продавленном войлочном колпаке. Через шею перекинут ремень с двумя большими медными кувшинами. В руке – большая и сролу немытая оловянная кружка, гигиена здесь не в чести. Молвил квасник профессиональной скороговоркой:
– Квас ягодный и хлебный, для чрева приятной, не вредной!
Сашка полез было в карман за мелочью, но тут его дернул за рукав монах в рясе до пят.
– Испей лутше, служба, мово медвяного. Зело душу веселит.
Медовый квас в Москве любили., так же как в Петербурге сбитень Монахи готовили его на своих пчельниках. Процеживали сыто, добавляли сущеного калача вместо дрожжей, отстаивали и сливали бурду в бочку. Получался вкусный медовый квас, прозванный в народе "монастырским". Унтер протянул денежку монаху и опрокинул предложенный стакан. Парень с кувшинами обидчиво фыркнул, помешали конкуренты, и отошел в сторону. А перед Сашкой уже стоял другой подошедший торговец в синей поддевке с сушеной воблой на лотке:
– Пьешь квасок и воблой закусок! В печи вялена, на солнце сушена, от бога дадена. Кто ест – беды не знает, сама во рту тает!
Оставил он Софью на какую-то минуту и чуть было не дошло до беды. Пестрый шел народ по улице: в зипунах, кафтанах, чуйках, однорядках, но большинство в сермягах, обладателем которых был ремесленный люд. Попадались люди и в европейском платье с бритыми лицами, но заметно реже, чем в северной столице. Пока солдат баловался кваском, да отбивался от сомнительных предложений накрашенных девок, его спутница заскочила в галантерейную лавочку, занавесочки-простынки при смотреть. На выходе ее уже ждали…
– Здорово жили, госпожа матушка. Шапчонка и плаща мне твои приглянулись. Сама отдашь или мне снять? – как из под земли вырос здоровенный верзила в зеленом рваном полукафтане и картузе набекрень. Не привыкшая к такому обращению Софья попыталась уйти, но нападавший моментально прижал ее к стене лавки и зло прошипел, скаля здоровые как у волка зубы:
– Али не поняла дура? Гони мошонку, да живо!
Подоспевший Сашка не сразу и сообразил, что требуют от молодой женщины, лишь потом догадался, что грабитель хочет получить кошелек – "мошну", но намерения его сомнений не вызывали.
– А ну отпусти ее придурок! – Александр оттолкнул обладателя полукафтана и освободил таким образом Софью, но противник не захотел оставить их в покое. Молодчик стремглав выхватил из широкого рукава своей одежды какой-то небольшой блестящий металлический предмет и попытался ударить им унтер-офицера. К счастью, навыки борца и реакция того не подвели, поймав занесенную для удара руку врага, Александр грамотно взял парня на болевой прием. Короткий, почти звериный визг-вой пополам с матом на мгновение перекрывает шум рыночных рядов, и нож, нацеленный было в его живот, выскользнув из раскрытых пальцев "добра молодца" падает в грязь под ноги, вслед за картузом.