Кино

***

— Аглая, пора собираться домой.

— Ещё немного, папа.

— Ты десять минут назад говорила тоже самое — смеюсь я. — Что там у тебя не получается?

Аглая пыталась построить из снега домик для своей куклы, но когда дело доходило до того, чтобы сделать окна, то вся конструкция неизменно осыпалась. Но девочка проявляла удивительную настойчивость и продолжала заново как ни в чём не бывало. Я подсел рядом и начал помогать. Спустя какое-то время домик был построен — неуклюжий, чуть покосившийся на левую сторону, но вполне устойчивый, и, что важно, с окнами. Аглая была очень довольна. Я поспешил запечатлеть это произведение искусство на камеру телефона.

— Ну вот. Теперь можно и домой. А вот и мама звонит.

Аглая тем временем отряхивала куклу от снега и за что-то её журила, пока я разговаривал с её мамой. Та настойчиво звала нас домой, боясь того, что Аглая может простыть. Точнее, звали только Аглаю.

Гуляли мы с дочкой по обыкновению в соседнем квартале. Этот район был буквально утыкан новостройками и здешние детские площадки были обустроены что называется по последнему слову. Всё для детей. У нас же во дворе почти что негде было играть. Да и много места занимали машины, превратив детскую зону в место для парковки. Ребёнок просто не мог побегать в волю, побросать мяч или снег, чтобы не задеть машину. А здесь как-то было свободнее. Площадка было чётко разграничена, а для автомобилей была отдельная заасфальтированная дорожка. Вот почему мы часто гуляли именно здесь.

Я везу Аглаю, которая вальготно сидит на санках и укачивают куклу. Начинает потихоньку смеркаться. Кое-где в окнах домов зажигается свет.

Я не могу не нарадоваться на дочку. Аглая в свои пять с небольшим лет на редкость умный и как будто всё понимающий ребёнок. Почти никогда она не капризничает, не хнычет. Всегда очень любознательна и жизнерадостна. Не нужно говорить, что она чудо какая красивая девочка. Красота у неё от мамы. От меня ей мало что перешло. Разве что у неё мои миндалевидные глаза. Даже имя ей придумала мама. Я не противился.

Как случилось так, что наши с её мамой пути разошлись? Не думаю, что стоит вдаваться в подробности. Так уж вышло. Однажды мы вдруг осознали что совершенно чужие друг другу люди. Страсть мы ошибочно принимали за любовь, а когда произошло отрезвление, то вместе с ним и разочарование друг в друге. Как раз тогда и родилась Аглая. Мы пробовали ради дочери сохранить семью, то ничего не вышло. Придирки, ссоры буквально из ничего. Мы решили, что лучше будет расстаться. Я конечно всячески помогаю и почти всё свободное время уделяю дочери, благо другой семьи у меня нет. Забираю её из детского сада, покупаю игрушки, гуляю с ней в выходные дни. Всё для того, чтобы она не чувствовала себя в чём-то обездоленной и неполноценной.

— Дай я тебе шарф поправлю — оглядываюсь я. — Он у тебя покосился как-то некрасиво — останавливаю я санки, бросая верёвку на снег и подхожу к дочери.

Аглая смотрит на меня и улыбается.

— Пап, а скоро новый год?

— Уже скоро. А что? — спрашиваю я, уже предчувствую вопрос.

— Мама говорит, что тебя не будет с нами в новогоднюю ночь. Это правда?

— Да, дорогая. У меня работа.

Я работаю фельдшером на скорой помощи. Платят очень скромно, а потому приходится брать подработку. Вот я и решил в новогоднюю ночь немного подзаработать. Хочу купить что-нибудь для дочки и для её мамы. Пока ещё не решил что. Но с каждым днём я всё больше начинаю думать, что куда лучше провести новогоднюю ночь с ними вместе. Возможно, это как-то бы повлияло на наши отношения с её мамой, пусть мне в это и не очень верится. Вряд ли она обрадуется моему предложению по совместной встрече нового года. Да и Аглая будет куда больше рада моей компании, чем моим подаркам. И всё-таки сейчас деньги для меня стояли на первом месте. Этим самым я пытался компенсировать то отцовское, что не мог дать в полной мере, будь наша семья полной. Да и той строгости, что я должен был бы проявлять по отношению к Аглае, как её папа, не было и в помине. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы обезоружить меня. Как её вообще можно ругать? Нет уж. Пусть этим занимается мама. Я пас.

— Пап, давай я тебя покатаю? — предложила вдруг Аглая. Теперь моя очередь везти.

— Боюсь, что ты не сдвинешь меня с места — усмехнулся я, но всё-таки, испытывая ребяческий задор, который передался мне от дочери, сажусь на санки. Вешу я почти что 80 килограммов, так задача для дочери невыполнимая.

Но та не привыкла так просто уступать, а потому делает несколько робких попыток сдвинуть сани с места. Ничего не выходит. Но тут я прихожу на помощь и незаметно отталкиваюсь ногами.

— Так нечестно! — возмущается Аглая. Ты себе ногами помогаешь!

— Ничего подобного — парирую я в притворном удивлении. Ты просто очень сильная девочка. Только давай всё-таки я повезу тебя. Мама, должно быть, уже накрыла на стол и ждёт тебя на ужин.

— А ты будешь с нами ужинать?

— Я не голоден — вру я. Боже, как часто, даже слишком часто мне приходится врать этому ангелу. Надеюсь, очень на это надеюсь, что когда-нибудь она меня простит и поймёт.

Через некоторое время я уже стою у подъезда и наблюдаю как из окна четвёртого этажа мне машет миниатюрная ручка моей дочери. Я тоже машу ей в ответ. Надо бы идти, но что-то удерживает меня на месте. Дочка уже скрылась за бордовыми занавески, понукаемая мамой ужинать. Не отдавая себе ни малейшего отчёта в своих действиях я возвращаюсь в подъезд. В прихожей меня встречает удивлённый взгляд Дарьи (именно так зовут мою бывшую).

— Ты забыл что?

— Нет. Я бы хотел поужинать. Есть там на меня порция?

— Слушай, давай без этого.

— Я только поужинаю и сразу же уйду. Хотя бы чай. Я замёрз немного, если честно.

— Хорошо, проходи, мой руки.

— Папа, папа — вбегает в прихожую дочка и заключает меня в объятия. Ты голодный? Я тебя покормлю.

— Очень голодный, если честно.

Ужинали молча, соблюдая этикет. Как только был допит чай, я поспешил выйти со стола.

— Ты уже уходишь? — спрашивает явно огорчённая этим Аглая.

— Да, у меня ещё дела. Какие дела могут быть важнее дочери? — ловлю я себя на этой мысли и буквально прихожу в отчаяние.

— Я думаю дела могут и подождать — неожиданно нашёл я поддержку у Дарьи. Оставайся.

Я пробыл почти допоздна. Новогоднюю ночь я решил провести вместе семьей, а потому попросил начальство снять меня с дежурства. Да и дежурство в новогоднюю ночь было скорее бегством от одиночества. Вот только с подарками я ещё не решил как быть. Что же подарить маленькой принцессе?

***

Кот, очень старый, бывший когда-то домашним, имевший в прошлом имя Василий или попросту Васька, а теперь предоставленный сам себе, живя преимущественно на свалке, притащился на пустырь, что располагался за городом.

Васька в последние дни чувствовал себя очень плохо. У него болело всё тело, сильно слезились глаза, он почти ослеп и оглох. Не удивительно, так как ему уже было больше двадцати лет. На пустырь его привёл инстинкт, как часто это происходит с животными, которые чувствуют, что подходит их время.

Стояла глубокая седая зима. С самого утра дул пронизывающий, сильный ветер, который только усилился с наступлением сумерек. Васька всем телом припал к земле, этакий комочек, и представлял себе яркие картинки из прошлого, из своего детства, когда он беспечно гонял стайки воробьёв и голубей, с интересом наблюдал за своим отражением в апрельских лужах, подставлял свою мордочку первым, ещё робким лучам солнца. Васька не чувствовал холода и ветра. Его уже как будто здесь и не существовало. Но вот, вдруг, он почувствовал какое-то шевеление из под земли. Что-то упёрлось ему в лапки. Он невольно отпрянул назад. Это был росточек подснежника, который от того тепла, что дал старый кот, проснулся и потянулся ввысь, думая, что это солнышко возвещает о скором приходе весны. Васька увидав среди белого снега зелёный росточек невольно залюбовался им. А тот, в свою очередь, тянулся к нему как к источнику тепла. Но так как Васька держался от него на почтительном расстоянии, то росток совсем поник и припал к земле, вот-вот готовый быть вырванным с корнем от потуг не утихавшего ни на секунду ветра. Васька подошёл ближе и закрыл собой росток от ветра. Тот вновь немного потянулся ввысь, но не смело, с опаской. Васька замурлыкал в удовольствии и казалось улыбнулся ростку. А тот, в знак дружбы и благодарности, прижался вновь к его лапкам, словно это была тёплая перина. Только один ветер в ту ночь был свидетелем этой странной дружбы кота и цветка.