Варщик 2

— Я хочу узнать про зелье, которое поможет спрятать материю.

— Зачем?

— Один влиятельный и сильный человек хочет моей смерти. Чтобы выжить, я должен убить его первым, но для этого мне нужно затаиться.

Тихий опустил взгляд и посмотрел мне в грудь:

— Ты слишком молод для той силы, которую скопил.

— Иначе я бы здесь не оказался.

Морщины столь сильно испещрили лицо Тихого, что эмоции было почти не разобрать, но всё же я рассмотрел ухмылку. Старик поманил меня рукой и показал на подушку. Я сел.

— Значит тебе нужно зелье?

— Подойдут названия ингредиентов.

— И ты сам его сделаешь?

— Попробую.

Кажется, Тихому понравился мой ответ. Он улыбнулся, показав ряд ровных и белоснежных зубов:

— Но зелья недостаточно.

— Почему?

— Для того, чтобы скрыть материю, ты должен знать, отчего её скрывать.

— И как мне это понять?

— Я могу показать. Если ты поймёшь, как скрывать материю, то сможешь пройти испытание и стать частью Теневого братства.

— Хорошо.

— Но, чтобы понять, придётся кое-что мне отдать, — Тихий махнул рукой, после чего Мар незамедлительно вышел, оставив нас наедине.

— Что я должен отдать?

— Дай свою руку!

Прикосновение Тихого, выключило сознание. Или нет. Не выключило, а будто подключило к внешнему миру. Только что я был в ржавом вагончике на заброшенном заводе, а спустя мгновение переместился в неизвестное пространство.

Мало-помалу я привык к темноте и различил цвета. Я плавал в тёмно-фиолетовой жидкости или парил в ней — не ясно. Вокруг колыхались стенки пузыря. Большой — метров десять в диаметре, и прочный. Я подплыл к краю и потрогал его рукой. Похоже на прорезиненный пластик сантиметров пять толщиной.

Вскоре я рассмотрел движение за пределами пузыря. Вещество темно-фиолетового цвета двигалось снаружи быстрее. То ли пузырь мчался сквозь пространство, то ли внешнее пространство обдувало его. Иногда в оболочку врезались чёрные глыбы. Пузырь, пружинил, на время деформировался и отзывался резиновым гулом. Всё шло довольно неплохо, я ощущал себя комфортно и подумывал — стоит ли мне прорвать пузырь и выплыть наружу? В этом ли суть урока? Однако позже моё внимание отвлёк голубой свет.

Интерлюдия

Костлявая рука оттянула капюшон на затылок, солнечные лучи коснулись старой и дряхлой кожи. Старик сощурился. Казалось закрыл глаза, но нет. Вдохнул свежего воздуха и принялся спускаться по ступенькам к машине.

Лысый часто ругался на Кахара, что тот не использует силу структуры, чтобы нормально ходить. Да что там ходить. При желании старикан забегал бы, словно молодой. Тем не менее, Карах был слишком стар и укоренён в своих взглядах. Если он считал, что прогулки без использования энергии одарённого идут ему на пользу, то фиг его кто переубедит.

Спуск с крыльца к поджидающей машине занял аж две минуты. Лысый, что сидел на соседнем пассажирском сидении нервозно вздыхал и, оскаливаясь, поглядывал на старика. Наконец Карах положил руку на крышу и забрался в салон. Неумело и медленно.

— Поехали! — скомандовал Лысый и от души хлопнул дверью.

В последнее время Кахар не часто выбирался из поместья Хана. Припоминается, с последнего раза прошло не меньше года. Что он тогда делал в городе? Уже и не вспомнить. Чёрт побери, целый год просидел в Зале Преобразования! Впрочем, время и пролетающие мимо годы уже давно перестали для него что-то значить. Когда жизнь измеряется столетиями, год представляется не длиннее недели.

Кахар посмотрел в окно. На сей раз ему повезло с погодой. Чаще город мрачный, серый и мокрый, а сегодня — тёплый и солнечный. Раньше Кахар заблуждался по поводу городов. Давно, лет двести назад. До того, как встретился с Ханом. К слову, именно мастер его и переубедил. Города казались Кахару бессмысленными, грязными и развратными. Бесцельное сборище людей, стекла и бетона. Побег от одиночества в ущерб развитию, улучшению и росту личности.

Кахар обрёл свои способности, практикуясь на Пустошах Правды. Ни один из этих засранцев, что сбивались в кланы жалкими одарёнными с блеклыми материями, не смел упрекнуть старика в чьём-то покровительстве. Кахар всего добился сам. В одиночку. И продолжил бы свой путь, если бы не встретил Хана.

Со временем Кахар понял в чём кроется сила городов. Тупицы твердили про производства, коллективный труд и взаимную поддержку братства, но всё это было пустой болтовнёй. Кахар знал, что сила городов в слабости там живущих. Сильные одарённые подчиняют слабых одарённых, слабые одарённые подчиняют простаков, сильные простаки — слабых простаков и так далее. Хуже всего тем, кто в самом низу, но ими движет надежда. Они мечтаю подняться на одну, а лучше две, ступеньки и закрепиться там, чтобы позже подчинить тех, кто внизу.

Город подарил Хану и Кахару возможность подчинять тех, кто приходит в город. Их не нужно отлавливать и обучать. Нужно просто ждать, собирать дань и иногда, очень редко, но показывать силу. За этим Кахар с Лысым и выбрались из особняка в этот солнечный день.

Машина остановилась. Кахар не боялся показать свою старческую слабость перед Лысым, но другие не должны видеть его таким. Он сжал кулаки, и тело наполнилось силой. Её было слишком много. Так много, что вздулся балахон, а рукава словно наполнили воздушные потоки. Кахар выскочил из машины и пошёл за Лысым. Новый приемник Хана казался слишком жестоким. Впрочем, жестокость нынче в моде.

На заасфальтированном холме, где некогда стояла заправка, собрались одарённые. Одиннадцать оранжевых структур и одна бордовая. Бордовый стоял впереди, широко расставив ноги. Он походил на одного из пустынных рейнджеров. Тёмно-зелёная болоньевая куртка, камуфляжные штаны с большими квадратными карманами, ботинки для пеших походов, на поясе кобура, грудь перечёркивает автоматная шлейка. Бордовый носит солнечные очки, но поднимает их на лоб при приближении Лысого.

— Приветствую! — рейнджер чувствует силу, но держит себя в руках.

— Костлявый же сказал, что в городе нету места! — рявкнул Лысый, топая тяжёлыми чёрными башмаками. — Чего припёрлись, бля?!

— Извините, — рейнджер выставил руку, пытаясь успокоить Лысого. — Мы просто хотели поговорить с кем-то ещё. Простите, если мы сделали что-то не то, но… Мы приходим сюда пятый год подряд и каждый раз слышим одно и то же. Мы не претендуем на место в городе, но хотели…

— Хочешь сказать, что Костлявый обманывает тебя?! — Лысый подошёл к рейнджеру на расстояние метра. Его фиолетовая материя мигнула, отчего структура бордового всколыхнулась.

— Нет, мы лишь хотели убедиться.

— В чём?!

— В правдивости его слов…

— Костлявый не обманул, — огрызнулся Лысый и змеиным броском схватил рейнджера за горло. — Убедился?!

— Да-а-а-а…

— Хан не любит, когда его попусту тревожат, — Лысый оторвал рейнджера от земли. — Хочешь мы съездим к нему и спросим, что с тобой делать? Готов поспорить, Хан прикажет преподать тебе урок! Согласен, старик?!

Кахар смотрел на рейнджера и его команду с долей жалости. Они много трудились и всю жизнь прожили за стенами города. Там тяжелее, чем здесь. Бешеные Койоты, Пустынные Фраки, Кольщики и Мраморные. Но и помимо людей, хватает опасностей. Животные мутируют. Раньше ломились к людям бездумно, движимые голодом. Со временем стали умнее. Сбиваются в банды, действуют хитро. Бесшумно проникают в селения, грызут глотки родителям и утаскивают детей. Рейнджер и его люди ничуть не хуже половины бездельников, что сидят в городе, но мест нет… Так сказал Хан. Слово Хана закон. И да, Лысый прав:

— Согласен, — ответил Кахар. — Нужно преподать урок…

Лысый оттянул руку, фиолетовое топливо устремилось в плечо и растеклось по предплечью к кулаку. Лысый ударил в материю. Направленный выстрел. Колкий и точный, будто выстрел дротиком в сонную артерию. Рейнджер сдвинулся всего на пару сантиметров, но побелел и замолк. Из уголка рта и ноздрей потекли ручейки крови. Парень выпучил глаза, но не мог произнести и слова. Его материя осыпалась, будто перегоревшие балки бревенчатого дома. Лысый отпустил шею, и рейнджер сполз на асфальт. Никто из его людей не дёрнулся. Чужаки росли в диких условиях, но не были дураками. Если одарённый с фиолетовой материей захочет, то перемелет их в фарш и поджарит огромный бифштекс на тёплом асфальте заправки. Лысый был слишком импульсивным, часто срывался, но этим утром, можно сказать, держал себя в руках. Чужаки в сердцах содрогались лишь от одной мысли — вызвать его гнев.