Страница 43 из 49
- Чё ты такой вареный? – спрашивает Хмырь, с трудом оторвав свои похотливые моргала от голой бабы.
- Думаю, - затягиваюсь и пускаю кольца в потолок бара.
- В таком-то месте и думать? – лыбиться, а мне вдруг захотелось вмазать дружку своему прямо в скулу, чтобы лыбу стёр свою.
- Отвали, - прикусываю фильтр сигареты и наливаю себе еще рюмку.
- Это из-за нее да? – Хмырь тоже наливает.
- Из-за всего, - закидываюсь и продолжаю курить. Шнапс уже идет как вода, а у меня ни в одном глазу.
- Чего ты так грузишься? Косой уже «отдыхает» в лесу. Ну подставил свою жопу козлам, так они нам ничего не сделают.
- Уже сделали всё, что могли, - сквозь зубы шиплю.
Всегда пытался убедить себя, что места для какой-либо боли у меня нет. Лишнее это. И не красит она меня. Но вот, что-то всё равно ноет в груди. Оно ноет и ноет, отчего хочется голыми руками с корнем выдрать это «что-то». Только вот где его искать? Хрен его знает.
Убийство Косого не принесло мне ожидаемого успокоения. Права пташка была в том, что жмурик ничего не исправит. Но вместе с этим я всё равно хотел его укокошить. Так дико хотел, что покатился с катушек. Это ни черта не приятное занятие. Просто так нужно было поступить, так поступают в наших кругах. Или смерть, или жизнь. Ничего посередине нет. Но каждый раз, когда ты кого-то убиваешь, самому сдохнуть хочется. Потом нормально становится, а первые несколько дней, будто похмелье жестокое. Колотит всего и спать не получается.
- Адмирала жалко, - продолжил свой тупой базар Хмырь. – Деда тоже, но бля, жизнь у нас такая.
- Ты, - я резко ухватил Пашку за шиворот и хорошенько тряхнул. – Если не хочешь пойти вслед за Косым, прикуси язык. Жизнь такая. Нахер иди, понял? – я отпустил Хмыря.
- Понял-понял, только не кипятись. Понимаю, неприятно, но у нас такое не впервой, - охреневший друг потер свою покрасневшую шею.
- Но под раздачу в этот раз, мать твою, попали те, кто мне был дорог.
- А что будешь делать со своей этой?
Птаха… Вот кто может вытрясти всю мою душу. И как так получилось? Где я прозевал этот момент, когда обычное блядское увлечение переросло во что-то серьезное? Как-то всё мимо меня прошло. Подпускал ближе, еще ближе и теперь сижу в каком-то занюханном баре с пробитой грудиной. До чего ты, Князь, дошел? До ручки. Баба тебе яйца выкручивает, а ты не только не сопротивляешься, но и поощряешь это.
Понимаю, что она это не со зла. Испугалась. Слишком много дерьма ей открылось. А пташка-то не для этого создана. Ей ласка нужна, какие-нибудь слова красивые, поступки там всякие сопливые. А я… А что я? Авторитет, который только знает, как правильно бабу на кровати разложить. Всё.
Но самое странное и непонятное для меня, это то, что рядом с ней я не чувствую себя настолько пропащим. Раньше как-то не думал о будущем, а теперь… И то хочется успеть сделать, и то. Она что-то там говорила про детдом. Тут тоже надо бы всё как надо организовать. Наладить, так сказать, все пути. Почему нет? Есть под нами один детдом, почему еще один не обеспечить. И как бы это по-дурацки не звучало, детей хочу. Никогда не думал об этом, а сейчас… Хочу, но понимаю, что мелочи пузатой рядом с таким папашей делать нечего. Поэтому собственно я и поднял старую тему насчет политической деятельности. Получить кресло, неприкосновенность и можно нормальный бизнес организовать. Времена меняются и нам, сегодняшним зэкам, надо «переодеваться» в завтрашних бизнесменов.
- Ничего, - отвечаю. – Пусть обмозгует всё. Главное, чтоб под присмотром была.
- Я за этим слежу, можешь не парится. Легавые туда не сунутся.
- Хорошо.
- А если она зассыт и не вернется? Чё тогда делать будешь?
- Не зассыт.
- Откуда такая уверенность?
- Потому что знаю, Хмырь.
- Втрескался ты, мужик, как пацан зеленый.
- Пусть так. Это что-то меняет? – смотрю на Пашу в упор.
- Нет. Твоё дело, я судя соваться не стану.
- Верно соображаешь.
Наш базар прервал внезапный женский визг и треск ломающийся двери. Я вскочил со своего места, вытаскивая из-за пояса пистолет, но тут оружие оказалось бессильным.
- Легавые, - прошипел Хмырь, опрокидывая стол.
***
Ева
Я проснулась внезапно, будто меня толкнули в грудь. Глаза резко распахнулись, и рассеянная тьма в комнате на секунду сбила с толку и напугала. Я быстро села в кровати, отчего закружилась голова. Тяжелое сбитое дыхание еще долго мучило грудную клетку, но осознав, что я нахожусь дома, где меня уже почти неделю никто не трогал, чувство зыбкого, но всё же покоя медленно затопило собой весь тот непонятный страх.
За окном где-то верещала сигнализация и ее монотонный визг в отголосках моего сознания звучал как-то уж совсем тревожно. Сон пропал да, по сути его ведь и не было. Всю неделю я никак не могла просто лечь и поспать хотя бы час. Это сегодня вроде как пересилив себя, я задремала и то ненадолго.
Странно было находиться в квартире, в которой прошло всё мое детство, в которой я вместе с дедом и обои клеила, и даже разок случайно лампочку разбила. Дедушка меня тогда в угол поставил и дал книжку, кажется, «Дон Кихот» и заявил, что пока я не прочитаю, из угла не выпустит. Я прочла ее всю. А позже уже в старших классах лучше всех рассказала про престарелого рыцаря и его верного друга Санчо Панса. А теперь я уже выросла, обои давно пожелтели, лампочка раз сто уже была сменена, а дедушка умер.
В душе задрожало какое-то неприятное и тяжелое чувство. Я прошла на кухню, села и допила свой остывший еще с вечера чай. Мыслей было много и все они колючие, выматывающее. Я размышляла обо всём, что со мной случилось за последние несколько месяцев. Но как ни крути, а я всё равно сходилась на том, что люблю Князя. Несмотря на его жестокость, которая меня поразила настолько, что я еще несколько дней не могла нормально закрыть глаза из-за кровавых картинок, что так цепко выхватила моя память. Несмотря на его статус и невозможность выражать чувства словами. Несмотря на многие другие факторы, типа его отсидки и этой абсолютно вульгарной манеры речи. Несмотря ни на что, я всё равно любила этого человека.
Мне надоело пытаться найти правильный выход из этого положения. Нет «правильно» и «неправильно». Я просто люблю и, пожалуй, даже если бы Князь был обычным рабочим, всё равно ничего не изменилось. Но с другой стороны, сложись всё иначе, дед был бы жив. В общем, в душе творился такой бардак, что всё разрывалось на ошметки.
Пожалуй, теперь я четко поняла, что любовь действительно бывает зла. Нельзя приказать себе любить или разлюбить. Всё это случается само собой, а ты уже решаешь, что с этим делать. Нет. Пора бы прекращать этот самоанализ. Всё, что я хотела для себя решить и понять, уже решено и понято. Никакие доводы разума не повлияют на меня. Вырывать голыми руками этого человека из своих мыслей и сердца я никак не смогу и, если честно, совсем не хочу.
Резкий глухой стук в дверь заставил меня подскочить на месте и забыть обо всём, о чем я здесь только что размышляла. Через несколько секунд стук повторился. Я подумала, что это Князь пришел, но давящее предчувствие заставило меня сомневаться.
Тихо выйдя из кухни, я медленно на носочках подошла к входной двери. Ладошки от страха вспотели. Вдруг кто-то чужой пришел? Глянув в дверной глазок, я увидела Хмыря. Он держался за бок и молотил в дверь кулаком. Я быстро открыла, Хмырь без каких-либо приветствий вошел в прихожую и привалился одним плечом к стене. Бледный и какой-то изнеможенный. Я уже была готова возмутиться, но в последний момент прикусила язык, когда увидела, что у Хмыря кровь. Сердце ухнуло куда-то в желудок, и я сама находилась на грани того, чтобы упасть.
- Что случилось? – обхватив себя руками, тихо спросила я, до болезненной ломоты в пальцах, боясь услышать ответ.
- Мусора шмальнули меня, а Князя повязали, дело шить ему будут, - сдавленно прошептал Хмырь, крепче прижимая руку к боку.
- Господи, - выдохнула я, но тут же постаралась собраться с мыслями и силами. – Тебе ведь помощь нужна.