Страница 6 из 11
К тому времени отзвенела «хрустальная ночь», а нацистский шантаж вышел на качественно новый уровень. Der Angriff 22 ноября 1938-го – в статье под немыслимым прежде заголовком «Треть голливудских звезд – евреи» – насчитала в Калифорнии одних только продюсеров по фамилии Кон семь штук, и перечислила фамилии 64 известнейших киноевреев.
Назавтра Геббельс обнародовал официальный черный список из 62 евреев и публичных антифашистов, фильмы с участием которых категорически запрещались в Германии: Шервуд Андерсон, Джин Артур, Кинг Видор, Эл Джолсон, Драйзер, Мелвин Дуглас, Джордж Кауфман, Кегни, Бинг Кросби, Джоан Кроуфорд, Фриц Ланг, Синклер Льюис, Любич, Фредерик Марч, Майлстоун, Пол Муни, Дадли Николс, Дональд Огден Стюарт, Хемингуэй, Норма Ширер.
«Творцы» могли быть не в курсе неопрятных сделок с нацистами, но нацистская цензура настигала их в самом Голливуде.
Еще в январе 1932-го дипломат Мартин Фрейденталь договорился с магнатами об их «дружеском сотрудничестве» с германским агентом, уполномоченным предотвращать появление «фильмов ненависти». Эту вакансию заполнили только нацисты: в должность немецкого консула в Лос-Анджелесе вступил в марте 1933-го сорокалетний Георг Гисслинг. Карьерный дипломат шесть лет отработал консулом в Нью-Йорке, с 1931-го состоял в НСДАП и слыл умелым пропагандистом.
Уже 16 июня MGM показала ему фильм «Взят в плен» о страданиях узников немецкого лагеря для военнопленных. Консул взял быка за рога, потребовав радикальных купюр. MGM царственно проигнорировала претензии. Гисслинг вынес студии предупреждение на основе статьи 15. Майер самонадеянно решил найти на него управу в лице консула в Нью-Йорке, беспартийного Густава Мюллера. Тот оказался приятным и уступчивым партнером, однако Майеру это не помогло. Гисслинг оповестил Министерство пропаганды и МИД, что «Взятый в плен» – самый германофобский фильм в мире. Последовали оргвыводы: хит MGM «42-я улица» не пустили на немецкий экран.
Влияние Гисслинга сравнялось с влиянием Джозефа Брина, верховного цензора, портновским сантиметром измерявшего длину юбок у актрис. Отныне магнаты заискивали перед ним, а об антифашистском кино не могло быть и речи, в чем убедились далеко не самые наивные и вполне влиятельные персоны. И первым из них – сценарист Герман Манкевич, будущий соавтор «Гражданина Кейна».
Уже в мае 1933-го антисемитские эксцессы в Германии навели его на здравую мысль: тот, кто снимет первый фильм на жгучую тему, сорвет банк. Продюсеру RKO Сэму Джаффе эта безнадежная авантюра тоже показалась беспроигрышной лотереей. Опасаясь, что идею антинацистского фильма украдут, Джаффе 12 июля 1933-го разместил в Hollywood Reporter обращение (на целую полосу) «Ко всей киноиндустрии».
Я искренне уверен, что «Бешеный пес Европы» – ценнейший из фильмов, правами на которые я когда-либо обладал. Поскольку на его подготовку и съемки – с достойной сюжета бесконечной тщательностью – потребуется длительное время, я от всего сердца прошу индустрию уважать мои приоритетные права.
Тщательность тщательностью, но драматург Линн Рут, будущий автор знаменитого негритянского мюзикла «Хижина в небе», изготовил сценарий за месяц.
Этот фильм снят во имя Демократии – идеала, вдохновлявшего людей на самые благородные поступки.
Шедевром сценарий не назовешь, но Рут создал нечто гораздо более важное: архетип антинацистской мелодрамы.
Еврей-учитель Мендельсон и немец Шмидт – закадычные друзья и пылкие патриоты. Двое сыновей Мендельсона пали за фатерланд. Генрих, сын Шмидта, вернулся живым, но преисполненным горечи и ненависти к предателям, вступил в НСДАП, участвовал в «пивном путче» и делил тюремную камеру с Гитлером. Фюрер пригрозил «вычеркнуть его из своего сердца», если тот не порвет с невестой, дочерью Мендельсона. Генрих повиновался, да еще и проклял брата, за которого вышла брошенная Ильза. В 1933-м он, возглавив родной город, лютовал, но, узнав об убийстве старика Мендельсона и его младшего сына, прозрел и погиб, прикрывая побег за границу Ильзы с мужем.
Напугать RKO санкциями Гисслинг не мог по той простой причине, что в Германии студия не была представлена. Зато он пообещал, что, буде фильм снят, Германия будет потеряна для всего Голливуда. Хейс обвинил Джаффе и Манкевича в том, что они желают Голливуду погибели, те пожали плечами: наш бизнес – развлекать публику.
Хейс принял соломоново решение: велел Брину мобилизовать еврейскую общественность, напугав неизбежными после выхода фильма погромами. Апеллировать к Американскому еврейскому конгрессу (АЕК) было бесполезно: он уже призвал к бойкоту немецких товаров. Зато Антидиффамационная лига полагала, что евреям лучше не будоражить страсти, не то их обвинят в использовании экрана для своекорыстной пропаганды. 16 августа руководство Лиги рекомендовало Голливуду самый нелепый выход из ситуации: перенести действие из Германии в абстрактную страну. Апофеоз же абсурда наступил, когда Ричард Гутштадт, президент Лиги, мотивировал еврейское вето на фильм мнением дочери: девочка «разбирается в литературе и довольно остро о ней судит».
Так сложился изумительный союз нацистов, магнатов и профессиональных евреев.
Бизнес счел новые правила игры недолговечным мороком. Права на фильм выкупил агент Эл Розен – продувная бестия, не знавшая поражений. Фредерика Марча, например, перепугала его манера заявляться к магнатам без приглашения, да еще в их отсутствие, да через черный ход, и ждать хозяев, развалившись в гостиной. Марч смирился с перспективой ареста за незаконное проникновение, но Майер, застав незваных гостей, изобразил неземное счастье от встречи с лучшим другом Элом.
Вплоть до июня 1934-го Розен при поддержке АЕК шел напролом. Приобрел десять тысяч футов кинохроники. Нашел новичка-актера – вылитого Гитлера. В интервью Еврейскому телеграфному агентству обвинил немецких дипломатов в давлении на Хейса и здраво заметил: фильм вряд ли причинит евреям большие страдания, чем те, что они уже испытывают. Подал на Хейса в Верховный суд Лос-Анджелеса за «злонамеренное вмешательство в [чужие] контракты и преступный сговор». Не совсем понятно только, с кем сговаривался Хейс: с нацистами, Лигой или и теми и другими одновременно. Ущерб он оценил в 1 022 200 долларов: 7 200 стоил сценарий, 15 тысяч – ущерб от невыполненных обязательств, миллион – моральный ущерб.
Только вот ни один продюсер финансировать фильм не захотел. Розен сдался, когда Майер популярно объяснил «лучшему другу»:
У нас в Германии финансовые интересы. Пока это зависит от меня, этот фильм никогда не будет снят.
А тут еще и вступил в силу кодекс Хейса, параграф которого мотивировал табу на антифашизм:
Необходимо справедливо изображать историю, органы власти, выдающихся людей и всех граждан других стран.
Не прошло и несколько месяцев, как Хейс и Антидиффамационная лига выступили уже в защиту евреев в связи с выходом на Fox «Дома Ротшильдов», продукции Дэррила Занука – кажется, единственного магната-арийца. Впрочем, коллеги искренне считали его «своим», а он устал их разубеждать.
Фильм – в силу своего объективизма – производил двусмысленное впечатление: отрывки из него используют нацисты в антисемитском манифесте «Вечный жид» (1940). Несимпатичные манеры и нечистые стратегии финансистов-евреев детерминировались их борьбой за выживание, никак не становясь от этого симпатичнее и чище.
«Еврейский вопрос» на «фабрике грез» был решен не менее радикально, чем в Германии. Если в 1900–1929 годах Голливуд выпустил 230 фильмов о еврейской жизни, включая легендарного «Певца джаза», то отныне евреи – в порядке борьбы с антисемитизмом – исчезли с экрана. Героя «Успеха любой ценой» (по пьесе Лоусона) перекрасили в янки. Майер отменил съемки «Венецианского купца» и пеплума «Два разбойника». С экрана больше не доносился идиш, не кудахтали еврейские мамаши, не переругивались смачно бруклинские таксисты. Комики больше не травили еврейские анекдоты на эстраде и радио.