Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 19

А Сельянов про их совместную работу говорил так: «Когда мы с ним вместе писали, я от него ждал гораздо больше, чем от себя, но он принесет сценарий, я ему говорю, что вот это здорово, а здесь – надо бы изменить, ну обычный редакторско-режиссерский разбор, он кивает, говорит „да-да“, потом целиком перепишет заново, и там опять слабые и сильные места. Не мог переделывать, ему проще было новый текст написать. Моцарт.

Я еще во ВГИКе говорил, что надо прозу писать, он замечательный прозаик, но он упорно хотел быть киносценаристом и до сих пор пишет именно сценарии. Их не ставят, потому что они не совсем сценарии. Сценарным трудом он не заработал ни копейки, хотя сейчас можно было бы лопатой грести… Несколько раз проходили его сценарии через Госкино, они настолько обаятельны, что невозможно устоять, особенно если эксперты, как это тогда было, не слишком профессионально подкованы. Но это ничем не кончалось, их невозможно поставить.

В какой-то момент он решил стать режиссером, на энергии и драйве снял кино „В гавань заходили корабли“, все у него на съемках доширак ели на площадке, работали бесплатно, на чистом энтузиазме. Сценарий он для меня писал, я ему заказал, но в нем, как всегда, были замечательные моменты, а были и дыры огромные, в общем, я деньги ему заплатил и говорю – забирай, делай с ним, что хочешь.

Он предложил сценарий Владимиру Малышеву, тот на него получил деньги от Минкульта, но кино вышло неудачное, потом Коновальчук снял с Малышевым еще один фильм „День зверя“, уже более совершенный».

В 2014 году вышел сборник киноповестей Коновальчука «Волчьи чары», предисловием к которому стал старый, времен реформ «Ленфильма», отзыв покойного уже к тому времени Алексея Германа: «Мысль о первенстве Коновальчука в сценарном деле пришла мне в голову по прочтении „Дня ангела“ и в дальнейшем практически никогда меня не покидала. Он способен создавать миры, из машинописных строчек выглядывают глаза его героев, мне почему-то кажется, напуганные, иногда наглые, но всегда живые. Михаил Коновальчук набит идеями. Мне кажется, они бренчат в его голове, как монетки в копилке из моего детства».

А поэт Александр Еременко в своих воспоминаниях упоминает его всего однажды: «Тогда перебрался к приятелю в Вязьму – есть такой Миша Коновальчук, его знают как автора сценариев к сельяновским фильмам „Духов день“ и „День ангела“». Вот как-то так.

Подпольное кино

У самого Сельянова в момент окончания ВГИКа дела были не сильно хороши. К этому времени он уже был женат. Родители всегда были готовы помочь, но в профессии никаких перспектив: не было ни московской, ни питерской прописки, не возникло и контактов в мире кино, а снимать тогда можно было только в Москве или Ленинграде, ну разве что еще в Одессе, Киеве или Свердловске.

Зато к моменту защиты диплома у Сельянова был почти готов фильм, снятый практически подпольно. Кинематографический самиздат в принципе был невозможен – однако Сельянову и его товарищам это удалось.

Он вспоминает: «Было непонятно, диплом получим, и что? Надо было сделать то, что я действительно хочу: по-взрослому снимать на 35 мм настоящий фильм. Это было основным побудительным мотивом.





Стал думать, что снимать, возникла идея экранизировать рассказ Коновальчука „День ангела“, который он написал еще на втором курсе, и тогда же гордо вручил мне машинописную рукопись с дарственной надписью. Рассказ был классный, яркий, необычный, и не кинематографический, это была проза, вызов состоял именно в том, чтобы перевести его на язык кино.

Сценарий в декабре 1979 года мы написали с Колей Макаровым и Гариком Минаевым, моими товарищами по студии „Сад“. Миша в этом процессе не участвовал. Стали готовиться к съемкам. Повезло с Сережей Астаховым, тогда студентом операторского факультета. Сначала я хотел снимать с Артемом Мелкумяном, мы были близко знакомы, он прочитал сценарий и честно сказал, что нам нужен другой человек, и он знает кто – Сережа Астахов, у которого в руках все горит и который может легко решать сложные проблемы. Мы познакомились, и с тех пор он – один из самых близких мне людей. Он с энтузиазмом подхватил наш план.

Снимать решено было в Туле. Коля нашел место в самом центре Тулы, два дома, один полупустой, второй вообще нежилой, один стал основным местом действия, другой – вспомогательным.

Камера у Астахова была, т. е. она была вгиковская, но он был заметным авторитетным студентом и мог ею воспользоваться. Пленку мы частично покупали на Шостке, где у Коновальчука были родственники, и нам левым образом ее продавали, что-то Жуков смог подбросить по линии Клуба кинолюбителей, потом сами докупали, где могли, попадалась и бракованная, и старенькая. Артистов использовали знакомых, привлекли тульский драматический театр, хотя мы никого там не знали, но пришли, посмотрели фотографии в фойе: эти черно-белые снимки дали больше информации, чем спектакли. С актерами подружились, они снимались у нас бесплатно. Всем же тогда хотелось чего-то особенного.

На главную роль нашли Леню Коновалова, хотя ему 20 лет тогда было, а герою примерно 11, но он вписался (потом Леня закончил ВГИК и стал оператором). Леша Анненков тоже был студент. Пытались приспособить Женю Князева, который тоже в Политехе учился тогда, но ему не нашлось роли. Мы исходили из возможного, поляна для кастинга была очень узкая. Всех запрягали, кто что-то мог сделать. Всего было 17 съемочных дней, ненормированных, снимали в мае и июне, и ночью и днем основной блок, через неделю снимали монологи, еще день-два».

Несмотря на то что снимали на энтузиазме, съемки шли очень четко, без срывов и проблем. «Мы обсуждали только киноязык как таковой. Задачи мы не очень формулировали, все свои, все понимают». Хотя Сельянов пытался поначалу объяснить артистам художественные цели: «Приготовил высокоинтеллектуальные тексты, причем честные, я искренне пытался объяснить, что мы будем делать, мне казалось это важным. Но потом как-то беседую с Юрой Клименко (хороший артист, жена его тоже из театра, а у нас работала костюмером), гружу его, и через час понимаю, что еще жена его, может, что-то и осознает, но сам Юра смотрит на меня с просительным таким выражением, мол, хватит уже… И я подумал, что, может, правильнее в кино работать с артистом, просто предлагая: посмотри туда, как в прошлой сцене, но только печальней и левей, вот так. Есть такая байка старая. Режиссер говорит оператору: „Знаешь, в этой сцене отношения героев вибрируют еще… они такие импрессионистические. Они познают что-то неуловимое в себе и в любимом человеке… что-то почти неосязаемое… Понимаешь?“ „Понимаю, – отвечает оператор. – Камеру куда ставить будем?“ В общем, разговоры эти, как правило, ни к чему».

Первый этап работы над черно-белым полнометражным игровым фильмом занял полгода: начали в декабре 1979, съемки были в мае – начале июня, и к середине лета все уже было снято. Потом Сельянов защитил диплом, а фильм предстояло еще смонтировать и довести до ума.

В Москве тем летом проходили Олимпийские игры, из-за чего пропала часть негатива, сданная на ЦСДФ: «На время Олимпиады студию закрыли, а когда открыли, то недосчитались нескольких коробок, что само по себе страшная беда, но мы не могли предъявлять никаких претензий, это же все нелегально, ну и пришлось кое-что переснимать».

Защита диплома была совсем формальным мероприятием, все время, отведенное для написания дипломной работы, ушло на съемки. Сельянов вспоминает: «У меня возник некий сюжет про начало войны, но Фигуровский, который эту тему хорошо знал, разбомбил его по деталям, не те пуговицы, не те подробности, в общем, тема, которая меня интересовала, не прошла. А я уже был весь в „Дне ангела“. Ну, выбрал стандартный сюжет, который меня совершенно не интересовал, про то, как во время Гражданской войны перевозят в Крым животных, цирк или зоопарк. И по дороге разные приключения, банды нападают, деталей я и не помню. Восемь страниц написал в январе, завис. А когда пробил звоночек, типа завтра надо сдать, иначе до защиты не допустят, я прервал съемки и за сутки ровно – сел в восемь утра одного дня и закончил в восемь же утра другого, – сделал. Если сценарий в принципе допускали, было время на доработку, но мне уже стало совсем некогда, я попросил Коновальчука пройтись по тексту, он его разукрасил яркими диалогами, и все это было на пятерку защищено».