Спутница по июньской ночи

V

III

Тихон открыл глаза и рывком сел в спальнике. Тяжело переводя дыхание и слыша гулкие удары собственного сердца,он вначале увидел блестящий никелем «мерседес», а потом уже смеющегося Валерку, стягивающего с себя майку.

– Ну, брат Тихон, ты и спишь! – удивился Валерка. – Поднимайся, несчастный, и смотри, что я привез… – Валерка выволок из багажника огромный полосатый арбуз и выжидающе уставился на Тихона. – Ну и как?

– Здорово, – Тихон полез из спальника, не в силах встречаться с Валеркиным взглядом.

– Знаешь, сколько он весит? – гордо спросил Валерка, вслед за арбузом извлекая из хозяйственной сумки обильную снедь…

«Неужели он и в самом деле ее не любит? – сворачивая спальник,думал Тихон. – Неужели он не видит, какая она! Приехал и рассказывает мне про арбуз. Ему и дела нет, что мы вдвоем провели здесь ночь… Да, наверное, не любит… А она его? Вот такого, узкоплечего, без единого волоска на груди, в смешно сидящих на нем плавках? Черт их тогда поймет, баб этих, если они таких вот любят».

– Что ты такой квёлый? – вдруг заметил Валерка настроение Тихона.

– Не выспался.

– А ты что, здесь, у костра, всю ночь кемарил? – удивленно спросил Валерка.

– Ну, а где же еще…

– Вот чудак! – Валерка захохотал. – Рядом палатка, все триста двадцать удовольствий, а он у костра загибается… – Валерка вдруг понизил голос и кивнул на палатку: – Ну и как она?

– Что? – Тихон невольно вздрогнул.

– Как она, говорю, реагирует?

– А никак… Женить тебя хочет на себе, – с мстительным удовольствием ответил Тихон. – На меньшее не согласна…

– Да ну! – Валерка нахмурился. – Так и говорит?

– Примерно…

– Вале-е-е-рик, – послышался тягучий, обрадованный голос из палатки, – ты уже приехал? А почему не идешь ко мне-е?

– Ладно, брат Тиша, – разводя руки, прошептал Валерка, – потом договорим…

– Иди-и сюда, – томно позвала Лена, – я соску-у-училась…

Тихон побледнел и быстро пошел вниз по косогору, по которому всего несколько часов назад поднимался вместе с Леной. Он не хотел, но все-таки думал о том, что сейчас происходит в палатке, втайне не веря, не в силах поверить в то, что Лена с Валеркой может быть такой же, какой была с ним…

I

V

Тяжело усталый, нисколько не взбодренный холодной ключевой водой, Тихон медленно и неохотно возвращался к стану. Солнце, взбираясь все выше по невидимой нитке-паутинке, начинало припекать, и Тихон машинально определил, что теперь никак не меньше одиннадцати часов утра. Постепенно стихали голоса утренних птиц, лишь сизый дрозд настойчиво продолжал выводить свою мелодию, да далеко в лесу дважды прокуковала кукушка.

–Ты где пропал, брат Тихон? – недовольным голосом встретил его Валерка. – Мы тут давно все приготовили, слюнки пускаем, а он… Давай, садись скорее!

Тихон подсел к «скатерти-самобранке», стараясь находиться пообочь от Лены, чтобы не встречаться с нею взглядом, и вообще – не видеть ее счастливое, улыбающееся лицо.

– А Ленка на тебя обижается, – сказал Валерка, разливая сухое вино в стаканы.

Что-то внутри Тихона охнуло и оборвалось, и он поспешно отвернулся, якобы удобнее устраиваясь у стола…

– Говорит, – продолжал безмятежно-довольный Валерка, – что ты мало внимания ей уделял, все убегал куда-то… Что же это ты, брат Тиша, женщину одну посреди ночи бросаешь? Нехорошо… А вообще-то, – вдруг покосился на Лену разговорившийся Валерка, – кто вас знает, чем вы тут на самом деле занимались, пока я машину ремонтировал? Но это – потом… С этим я отдельно разберусь… А сейчас – давайте выпьем… Давайте выпьем за настоящую дружбу и любовь! – с пафосом воскликнул Валерка, чокаясь стаканчиком с Леной и Тихоном…

– А со мно-ой?

Тихон вздрогнул от неожиданности, оглянулся и встретился с прямым взглядом круглых смеющихся глаз. Какое-то странное выражение этих глаз на мгновение словно бы загипнотизировало его. И лишь потом, много позже, Тихон понял, что за долю секунды он в ее вертикальных зрачках успел разглядеть улыбчивую насмешку, которой его спутница по июньской ночи как бы говорила: мы-то с вами хорошо знаем, как все было на самом деле, но никогда и никому об этом не расскажем…

Запрокинув голову, Тихон одним махом выпил вино, с презрительным любопытством прислушиваясь к тому, как что-то истончается и стекленеет у него в душе.

Принцесса северного сияния

Дочери Анастасии

I

На улице пуржит, и в доме тем уютнее, чем сильнее бьются в стекла порывы ветра, с шорохом рассыпая снежную крупу. Макушки тополей вздрагивают от этих порывов и тянут к окну бледно-зеленые, словно бы выгоревшие на солнце, голые ветви. Возле табачного киоска, который виден из кухонного окна, останавливается высокий мужчина в лисьей шапке. Он достает деньги из внутреннего кармана и протягивает в окошечко. Получая взамен блок сигарет и сдачу, мужчина неловко принимает деньги, и ветер тут же вырывает из его рук одну бумажку. Она, переворачиваясь, летит вначале по воздуху, затем падает на черный, выметенный дворником, тротуар и несется куда-то в сторону реки. Мужчина, сделавший за нею несколько шагов, безнадежно машет, плотнее запахивает утепленное кожаное пальто и торопливо пересекает улицу. Тетя Нина из табачного киоска приоткрывает дверь и поверх очков смотрит вдоль тротуара. Но бумажку даже с пятого этажа уже не видать. И тетя Нина, сердито поправляя очки, с треском захлопывает дверь. Маленький серый комочек, притаившийся за асбестовой трубой, сквозь которую протянуты в деревянный киоск электрические провода, испуганно взмахивает крыльями, и его тут же сносит ветром на молодой тополек. Распушив перья, воробышек недовольно встряхивается. И вновь только снежные змейки струятся по черному асфальту, да изредка пробегают осторожные машины, подслеповато вглядываясь в улицу залепленными снегом фарами…

Настёна вздыхает, поправляет на плечах теплую шаль и, подперев мягко-округлый, почти детский еще подбородок, вновь смотрит в окно. Теперь ее внимание привлек дядя Вася из соседнего дома. Он на своей инвалидной машинке заехал в небольшой сугроб, который намело возле детской площадки, и никак не может выехать из него. Смешная с виду машинка вздрагивала, дергалась, пытаясь вырваться из внезапного плена, и вместе с нею вздрагивала и раскачивалась Настена у окна. Наконец, словно выбившись из сил, машинка затихла, распахнулась широкая низкая дверка, и из нее вывалился на снег безногий дядя Вася. Сутулясь из-за костылей под мышками, он посмотрел под колеса, достал лопату с короткой ручкой и, присев на култышки, начал потихоньку копать. Коротенькие костыли торчали в снегу, и было как-то странно и нехорошо на них смотреть. Потом из подъезда выбежал молодой и сильный парень в синем спортивном костюме с белыми, широкими лампасами. Он, как показалось Настене, шутя подтолкнул машину плечом, и она выкатилась на ровное место так охотно, что ему даже пришлось придержать ее. Дядя Вася, вновь повиснув на своих почти детских костылях, снизу вверх протянул руку парню и потом ловко вскочил в машинку. Из тонкой выхлопной трубы выплеснулся сизый дымок, машинка дернулась и покатила по двору. Молодой и сильный парень проводил ее взглядом и убежал в свой подъезд. Узкие колеи, оставшиеся от колес в сугробе, задымились под снегом, и очень скоро затянулись им, словно лейкопластырем…

Настена вновь поправляет шаль на плечах. Вместо левой, она опирается подбородком на правую руку, и в это время в зале звонит телефон. Настена вздрагивает от неожиданного звонка, спрыгивает с табурета, на котором стояла коленями и, чувствуя, как покалывает затекшие ноги, не спеша идет к надрывающемуся от звонков телефону.

– Да, – тихо говорит она в трубку и смотрит при этом на небольшой пейзаж Айвазовского, помещенный в небрежно сбитую рамку, покрашенную золотистой краской.

– Настенька, доченька, – слышит она голос матери, – ты пообедала?