Страница 33 из 34
Лицо Ленина было спокойным: казалось даже, что он чуть-чуть улыбается.
Хрустальный гроб висел на золотых цепях, прикрепленных к вершинам четырех бронзовых столбов, имеющих вид пшеничных колосьев.
Парторг глянул по сторонам. Больше в зале ничего не было, но что-то на одной из стен тускло блеснуло. Дунаев различил большую бронзовую доску с рельефной надписью: "Лиственный зал совхоза "Календарный"".
По теченью судьбы,
Оставляя следы,
Она медленно в Лету плыла,
И по этим следам
Он легко разгадал,
Кем она в этой жизни была.
И тогда он решил
С неприступных вершин
Прыгнуть в воды Летейской реки:
Время бросилось вспять,
И ее не догнать,
Хоть и воды быстры и легки.
Календарный совхоз
Временами оброс
И построил свой Лиственный зал,
Там в хрустальном гробу,
Несмотря на судьбу,
Он ее наконец-то догнал.
И легли навсегда
Они вместе сюда,
И никто не тревожит их сна,
Больше нечего ждать,
Будут вместе лежать,
Взявшись за руки, - он и она.
Долго бы еще стоял парторг в благоговейном молчании, если бы рядом не появился Дон.
- Ну что ж, пойдем дальше, - произнес он и щелкнул в воздухе пальцами. На поверхности пола проступила мерцающая дорожка, ведущая к стене.
- Неужели вот так все и будет? - тихо спросил парторг, кивнув головой в сторону гроба.
- Непременно. Сомнения тут излишни. Сто лет они будут спать поодиночке. Затем встретят друг друга и обвенчаются там же, в царстве сна... Впрочем, в следующем зале ты сам все поймешь.
Разговаривая, они уперлись в стену. Дон безо всяких усилий вошел в мраморную поверхность. Дунаев, в последний раз оглянувшись, вздохнул и тоже прошел сквозь стену, не чувствуя никакого сопротивления.
Стена была тончайшей, и они сразу оказались в следующем зале, освещенном мягким голубоватым светом. Звуки шагов тонули в черном бархате, укрывающем пол. Вдоль стен, на равном расстоянии, стояли небольшие витрины в виде черных ящиков со стеклянным верхом. Стены, также покрытые черным бархатом, испещряло бесчисленное множество фотоснимков. Посетители приблизились к одной из стен. В каждой витринке на черном бархате лежал черенок с двумя вишневыми косточками, будто кто-то обсосал вишни, не срывая с черенка. На фотографиях были запечатлены православные священники.
- Да это же Священство! - все себя от изумления, вскрикнул парторг. Кто же его заснять-то ухитрился?
- Корреспондент, - спокойно ответил Дон, - По моей просьбе он отправился в Творог и произвел съемку специально для этого зала. Конечно, работа кропотливая. Но времени у него было предостаточно. Я сроков не сжимаю никогда. Спешить-то некуда.
"Везет же некоторым, - подумал Дунаев. - А вот у нас в Юдоли ему бы пришлось попрыгать! У нас резину тянуть не любят. Ну... правда, и результаты получаются соответствующие... Потому как основательности нет. Нам бы его возможности - мы бы такой коммунизм построили!"
Парторг искоса глянул на Дона.
"Вот он вроде с теориями коммунизма знаком. Но строить его, похоже, явно не собирается - ведь он один. А коммунизм - это для масс. А если бы его распропагандировать, чтобы он на наших-то повлиял, показал бы, как по-настоящему работать надо!"
Тут перед Дунаевым, который совсем уже ничего не понимал и от странной неземной усталости стал почти терять сознание (а усталость в этих донных местах была чистая и хрустящая, как первый снежок), предстала роскошная скульптурная группа. Он узнал себя - изваянного в натуральный размер, из драгоценных материалов: Пыльник из белого мрамора, лицо сделано из смуглой яшмы, бинокль на груди бронзовый. Выражение лица - свирепое. Вместо зрачков вставлены крупные жемчужины, так что глаза - белоснежные от гнева. Рот распахнут. Внутри сверкали огромные клыки, выточенные из слоновой кости. Алел свернувшийся рулончиком язык из цельного коралла. В правой руке изваяние Дунаева сжимало хлыст, отлитый из светлого сплава платины и стали. Дунаев восседал верхом на драконе, чье толстое тело было малахитовое, а шесть пар перепончатых крыльев выполнены в технике перегородчатая эмаль. С помощью тончайшей инкрустации на покатом и гладком, как колонна, боку дракона имитировалась цветная татуировка - девушка-китаянка, рассматривающая веер. Веер нес на себе изображения персиков, а на голом плече девушки, в свою очередь, был татуирован (а на самом деле инкрустирован бирюзой) темно-синий серафим.
Вокруг вздыбленного, как бы приготовившегося взлететь дракона стояли в воинственных позах изваяния Джерри, Глеба Радного и Максимки Каменного. Лица их казались страшны. Боевая ярость этих лиц многократно усиливалась драгоценными камнями, вставленными в глаза, и звериными клыками, которыми полнились их разверстые рты. Их боевые вещи - Грабли, Весло и Поднос - были отлиты из того же сплава стали и платины, что и хлыст Дунаева.
- Пасматрытэ, таварыщ Паскребышев, какие маладцы! - сказал Дон, снова со сталинским акцентом. - Настаящые джигиты, панимаешь! Сталинские соколы! Это и есть наша гордость, наша философствующая группа!
- Какая такая "философствующая"? Почему? - залепетал Дунаев недоуменно. - Это же мы - ОБДГ, Особая Боевая Диверсионная Группа. Мы воюем, а философствовать нам некогда. И... у меня большая просьба, - добавил он, набравшись смелости. - Не мог бы ли ты перестать изображать Сталина? Мы же не дети, чего все играться-то?.. Я никакой не Поскребышев, а ты не Сталин.
- Пачему знаешь, что я не Сталин? - спросил Дон, пытаясь изобразить хитроватый сталинский прищур (этот знаменитый прищур у него получился плохо - в лице Дона не было ничего ни зловещего, ни лукавого). - А ты почему не Поскребышев? Сам говорил: по сусекам поскребли, по амбарам намели...
Они вошли в круглый зал, полностью облицованный черным мрамором. За колоссальным иллюминатором стеной стояло белое молоко.
В центре зала на черном гранитном постаменте размещался небольшой скромный чемодан.
Они приблизились. Дон открыл чемодан. Их взорам предстал стандартный набор командировочного: выглаженная рубашка, теплые кальсоны, носки, свертки с бутербродами и вареными яйцами, термос с чаем, мыльница, зубная щетка, коробочка с зубным порошком, блокнот, чистое полотенце, вечное перо в футляре, дорожные шахматы. Но в самом центре, среди всех этих обыкновенных вещей располагалась кнопка из крупного алмаза в оправе из мелких бриллиантов.