Спасения не будет

«К черту все! Признаюсь и дело с концом», — решила я.

— Я не Ликерия, — вырвалось у меня из груди.

— Хорошо, — спокойно произнес Шампус, словно и так уже это понял.

— И что дальше?.. — и, не дожидаясь ответа: — Вам ее не догнать! Ликерия скрылась от вас…

— Никому не под силу скрыться от дракона, — убирая короткие прядки и целуя мочку моего уха, продолжил он упиваться моей жизненной энергией.

— Сайрос? — заикнулась я и осторожно отстранилась, желая не разозлить при этом монарха.

— Убью на месте, как и твоего защитника.

— А со мной? Что вы сделаете со мной? Меня вы тоже… убьете?

— Это было бы слишком просто.

Я зажмурилась, понимая, что слезами не вымолить пощады. Шампус не сжалился над моими предшественницами. Не сжалится и надо мной. Милостивые духи, это будет самая длинная и самая черная ночь в моей жизни.

Сильные руки стали настойчиво разворачивать меня, нога соскользнула и я, не раздумывая, бросила свое тело навстречу Шампусу, обхватывая его шею руками. Прикосновение его губ к моим губам было жестким, требовательным, подавляющим. Это был тот поцелуй, который, растекаясь во рту безнадежной горечью, выжигал изнутри все живое.

— Я не Лика, — повторила шепотом я.

— Я знаю…

БегГар накрыл пальцем мои слегка припухшие от поцелуя губы, красноречивее слов давая понять, что время на разговоры вышло. Взгляд его стальных глаз вновь скользнул по зовущему изгибу моей шеи, и словно поддавшись наваждению, ведомый какой-то магической силой, он припал к ней губами. В замершей тишине по нежному шелку кожи кружились его губы, словно в свободном танце. Его черная энергия наполняла меня, прошивала ауру, сковывала сердце, туманила зрение. Его объятия становились все крепче, наши тела все ближе, при этом мертвая петля на моей шее затягивалась все туже. Я чувствовала себя глупой рыбой, которая только и может, что открывать рот в попытке вдохнуть как можно больше воздуха. Не выдержав, я попыталась вырваться, но лишь еще больше разожгла огонь его страсти. Тогда наплевав на здравый смысл, я выкрикнула в темноту:

— Я «иная».

Милостивые духи, как же просто в такие моменты признаваться в своем изъяне! Однако никакой реакции не последовало, и жадно схватив воздух, я с пеленой безумства во взгляде и отчаянием в голосе затараторила:

— Дитя с проклятым даром, бездушная тварь, место которой на костре, зло, которое уничтожит ваш мир и превратит все живое в пепел…

— Была бы ты «иной» и невинной я бы подумал, а так… не зли меня.

Слезы покатились по щекам против моей воли, и я тихо выдавила в темноту:

— Невинна.

Шампус резко вскинул голову. Неожиданно он схватил меня за плечи, прижал спиной к каменной кладке и самым бесцеремонным образом обнажил мои бедра. Застигнутая врасплох я не проронила ни слова, когда он провел ладонью по внутренней стороне моего бедра, и вздрогнула от неожиданности, когда его пальцы проникли туда, куда я сама себя не касалась.

Шампус отступил, прожигая мня странным взглядом.

Охваченная ужасом, я упала на колени и закрыла глаза, пытаясь хоть немного успокоить свое сердце. И вроде ничего страшного не случилось, но я почувствовала себя рыбой, выброшенной после шторма на берег. Опустошение и непроходимая тревога сжимали мне горло, и над всем этим нависла какая-то странная эфемерная тень наслаждения.

Шампус вдруг разразился громким смехом.

— Посвященные Совета уже давно стерли всех «иных» с лица земли. Жестокий геноцид, затянувшийся на века, лишь бы избежать связи темных с подручными верхнего всепроникающего мира, и вот он итог! Жемчужина всепроникающего мира в моих руках!..

Шампус подхватил меня на руки и, ступив в темноту комнаты, бережно опустил в кресло.

— Будь ты «иной», это многое бы объяснило: слетевшие заклятия, скорый отъезд монахини, Змеерогий и его гады, просьба командора отбыть, не дожидаясь ночи и… столь манящий запах твоего тела, — вдруг Шампус замолчал. Он подлетел к столу, резким движением руки скинул на пол все писчие принадлежности и книги с кропотливо выведенными символами так, словно они ничего для него не значили. Закусив губу, я замотала головой, мысленно рисуя жуткие сцены надругательства над моим телом. И так увлеклась, что пропустила его слова мимо ушей.

Теплые ладони сжали мои пылающие щеки, и словно трехлетнему ребенку Шампус пояснил: — Я должен удостовериться в твоем родстве с «иными».

Шампус отступил, указывая мне на стол, который снова был завален, но уже невероятным количеством магических артефактов и уникальных амулетов.

— Выбери амулет, наполненный эфиром.

— Если я сделаю правильный выбор — вы отпустите меня? — спросила дрожащим голосом.

— Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия.

Охваченная страхом я поняла, что не возразить, не сдвинуться с места я не могу. Также я поняла, что не могу больше держать образ Ликерии, да и не было в этом смысла, и я скинула иллюзию, показав королю свое истинное лицо.

Шампус подвел меня к столу. Оперевшись на массивную столешницу, я перестроилась на иное зрение. Я осмотрела коллекцию, которая согреет душу и заставит выплясывать от счастья даже самых суровых коллекционеров, не понимая, что должна найти. Я видела эфир в большей или меньшей степени везде: в каждом металле, в каждом минерале — он, как неотъемлемая составляющая неживой материи, был цветом восхода в солнечных камнях; был откровением, рожденным в глубинах земли, добытым и отлитым в металле; был волшебством, перед которым бессильна даже сама смерть. И как тут сделать выбор?

Шампус терпеливо ждал, стоя за спиной и поглядывая через мое плечо, при этом его руки покоились на моей талии.

Я не спешила.

Уже через несколько минут в глазах зарябило, и я растерялась, однако и признаться, что это задание «мне не по зубам», я не могла, а потому упрямо продолжала водить глазами, пытаясь выцепить хоть что-нибудь?

Я не смогла сдержать облегченного вздоха, когда король убрал свои руки, и тут же вытянулась струной, когда он принялся медленно расшнуровывать оставшуюся все еще стянутой нижнюю часть корсета, все больше приоткрывая мою грудь. Мне без слов дали понять, что мое время не безгранично и прямо пропорционально терпению Шампуса?

— Не спеши, — прозвучало как просьба.

Ох, черт, умеет он мотивировать!

Так, спокойно. Вдох… Выдох…

Эмоции в одну сторону, амулеты в другую.

И как однажды сказала Ликерия: «Не можешь увидеть, почувствуй!»

Я закрыла глаза и, отрешившись от происходящего, наугад взяла амулет. И тут же почувствовала, что выбрала верное направление.

Хрупкий, как старая кость камень, перетянутый четкими линиями, рассказал мне, что за гранью жизни за мной наблюдают миллионы пустых глазниц, миллионы челюстей шипят и скалятся от дерзкого прикосновения. Земля, некромантия, эфир — подытожила я, осторожно вернув камень на стол.

Следующая реликвия напоминала кольцо-медальон, в котором эфир соединил в единое целое пламенную страсть, боль и безумие. Огонь, черная магия и эфир.

В третьем артефакте по пленительному аромату и нежной как волна энергии, я легко распознала магию воды, тонко сплетенную эфиром со своим верным союзником — магией воздуха. А еще я почувствовала, что стала свободно дышать, и щеки залил предательски алый румянец. Под ладонями, что легли на мои груди и легко их массировали, соблазнительно стонала ткань рубашки, рисуя стройные округлые складки, которые мучительно нежно скользили по коже. Этот совместный «танец» пальцев и ткани рождал внизу живота непонятное и доселе неизвестное мне тянущее чувство. Я приоткрыла глаза, три амулета с одной стороны — гора с другой… Такими темпами я не управлюсь и до утра. Я закрыла глаза и продолжила:

Земля, огонь, эфир.

Свет, эфир.

Черная магия, вода и эфир. Эфир, эфир, всюду эфир…

Я хватала амулет, и едва уловив поток чужеродной мне магии, тут же откладывала его в сторону. Я настолько включилась в процесс, мысленно подгоняя, подхлестывая себя, что не заметила, как Шампус совсем лишил меня одежды. Очнулась, когда его пальцы замерли меж моих бедер. Я с шумом втянула воздух и попросила не отвлекать меня, а лучше вообще отойти в сторону и не мешать, на что Шампус лишь усмехнулся. Мне не осталось ничего, как позволить его рукам исследовать мое тело, а губам наслаждаться его свежестью и чувственным напряжением. Его пальцы были стихийным бедствием, поцелуи — признанием в страсти и желании. Мое тело отзывалось дрожью, пуская в мозг тревожные сигналы, на которые я не могла не реагировать, кровь закипала, растворяя в котле сильных эмоций остатки самообладания.