Бес с тобой

Треск ткани, панический визг, шлепки, рычание, гогот.

И Бес вырывается.

Лишь лава вместо крови, безумство в глазах и радость в теле от того, что позволяю расслабиться. Хруст ломаемых костей, вой падающих, негодование остальных, оскаленные морды незнакомых, но которых Костыль притащил. И сам Костыль… он знает, что парни маху дали, потому не защищает, но и свою роль обязан отстоять. То, что он заплатит позже – уже догадывается, на морде его читаю вину и обречённость. Но как истинный воин – готов принять, а сейчас… позволяю перу скользнуть по боку. Только в последний миг осознав, что если бы я не был более ловким – у меня было бы куда опаснее ранение. То ли Костыль так в меня верит, то ли…

Об этом сейчас лучше не думать.

Боль обжигает тело, но мне всё равно – пропускаю Костыля мимо, и с разворота бью локтем в затылок. Знакомый глухо врезается в стену. Разворачивается, прокручивая нож. Метает испуганные взгляды то на меня, то на парней и благоразумно даёт команду:

– Быстро, валим!!! – припускает так, что из-под подошв шлепками разлетаются брызги.

– Нах* отсюда, – харкая кровью, стенает тощий, едва на ноги поднимаясь чуть в стороне. Ему помогает крупный.

Ещё слышны голоса и топот удирающих, а я уже к Арине спешу.

– Ты как? – склоняюсь над девчонкой. В скудном свете она кажется смертельно напуганной. Мокрые, слипшиеся волосы. Огромные глаза, подрагивающий рот, даже зубами от страха клацает. Бледность, дрожь тела. Её лихорадит.

И от страха накатывает ступор.

Бл*, этого не ожидал.

В душе злоба опять прокатывает, и уже красочно вижу, как расправлюсь с убл*. И Костыль ответит!

Неописуемо страшно убедиться в допущенном мною промахе, но глазами по телу девчонки прогуливаюсь, выискивая хоть намёк, что изнасилование было. Пальто нараспашку. Мокрое платье разорвано, видны царапины, но… трусики на месте, крови лишней нет.

Значит, попугали. Чуть переборщили, но попугали. Ничего, Аря запомнит урок на будущее. Переживёт. Ей ещё жить и жить!

Снимаю с себя куртку и накидываю на девчонку.

Она вздрагивает, словно током её шарахает.

– Всё уже, – злюсь непонятной реакции. Тянусь к мелкой, она начинает взбрыкивать. – Тихо ты! – глухо рычу, рывком на руки поднимая. Надоело изображать героя. Да и девчонка до сих пор невменяемая. А она рьяно извивается, царапается, кусается и вместо истошного крика «Пустите!!!» – как змея шипит.

Твою мать! Она голос сорвала. Потому и не голосит.

Крепко к груди прижимаю, пока она не перестаёт дико биться в моих тисках. И только успокаивается, покачиваю, как ребёнка, удушливо осознавая, что боль топит и моё сердце. Сентиментальность мне чужда, но боль мелкой и её ужас, словно яд, передаётся мне. Травит, травит, травит…

А если учесть, кто виновник… Так я медленно, но верно, дохну.

А я не привык дохнуть по пустякам. А это пустяк. По-любому пустяк!

Подумаешь напугали! Подумаешь, тряпку порвали…

Это ли горе? Это ли страх?.. Ну, позажимали в углу. Потискали…

Су*, убью их!!!

Сама мысль, что кто-то её тронул вольнее оговоренного, начинает творить со мной ненормальное. Кое-как, скрипя зубами, усмиряю беса внутри. А совесть… Ладно, с совестью потом разберусь. Не впервой.

Вжимаю девчонку в себя:

– Тихо, моя маленькая. Тихо, – удивительно, но ощущаю, как она расслабляется, руки ползут по моим плечам, обвивают шею. Доверительно и щекотливо. Нежно и как нечто очень дорогое. – Тихо, мелкая… Бес с тобой, – шуршу в макушку, расщепляясь от нежности.

Твою мать! Что происходит?! Почему она будит во мне что-то, чего никогда не являлось на свет? Какую-то болезненно-изнеженную тварь, готовую обцеловать ребёнка и наплести самых скверных обещаний и клятв, записав себя в благодетели.

Горячее дыхание врезается в мою грудь, щекочет кожу даже через футболку. Сердце, до сего момента неистово гоняющее кровь, начинает биться в новом оглушающем ритме. Шагаю по проулку, пытаясь разбежавшиеся мысли собрать в кучу.

Уже на центральной чуть притормаживаю. Рассудок вовремя о себе напоминает:

– Милая, ты где живёшь? – я же не могу выдать себя. Заглядываю в напуганные глаза и забываю, что ещё хочу сказать. Пронзительно зелёные. Молодая трава и зрачок… огромный. Запоздало вспоминаю, что у неё плохое зрение. И сейчас Аря меня вряд ли чётко видит.

– Т-т-тут, – заикается Арина: голос едва различим, больше на сплошное шипение смахивает, – недалеко.

– Родители дома? – медленно прихожу в норму, к спокойствию, хотя перед глазами тоже всё начинает расплываться.

– Н-нет, – чуть мотает головой девушка.

– Братья, сестры, дедушки, бабушки, тётки… – перебираю, сражаясь с накатывающей слабостью.

– Дома никого, – мямлит Арина, виновато пряча взгляд.

– А почему у вас пусто на районе? – окидываю улицу взглядом.

– Так не всегда… – уже более-менее справляется с нервностью Аря, но голоса до сих пор нет.

– Так куда тебя? – пора заканчивать, вот-вот упаду.

– Первая лавка на углу… Антикварная.

– Ты живёшь в лавке? – выдавливаю удивление.

– Угу, – смущённый кивок и губу прикусывает. Мажу взглядом по грязному, зарёванному лицу, полному рту. Насилу отрываюсь и шагаю вдоль закрытых магазинов и лавок. На следующем перекрёстке торможу.

– Этот?

– Ага, – робко выдавливает улыбку девушка. Жалкая, тощая, с прилипшими волосами. Её лицо расплывается, искажается. Меня начинает сильно шатать, а в боку появляется ощутимая боль. Видимо, недооценил ранение.

Опускаю Арину на ноги перед ступенями и тут она виновато ойкает:

– А сумочка-то в проулке осталась, – и столько отчаянья во взгляде, словно признаёт собственную вину в гибели Помпеи.

Твою мать! Стискиваю зубы до скрипа:

– Стой тут. Я быстро.

В тумане бегу обратно, смачно шлёпая по лужам. Уже продрог, а перед глазами всё назойливее темнота маячит. Поднимая сумочку, реагирую на блик с асфальта – нащупываю очки, а следом и свою куртку подхватываю.

***

Вручаю бледной, но заметно отошедшей от шока девушке её вещи.

– Спасибо! – Она тотчас очки нахлобучивает, с большим интересом и настороженностью по мне взглядом прогуливается, сумочку к себе прижимая…

А меня шатает. Перед взором секундно чёрная пелена проплывает и вновь выкидывает в реальность.

Боль расползается, слабость накатывает…

И в боку ноет. Невольно касаюсь.

– Что с вами? – тревожится Аря.

– Нормально всё. – Сражаюсь с приступом, проглатывая стон: – Всё! – отмахиваюсь невнятно. – Дуй, домой, – нетерпеливым жестом указываю на дверь.

Девушка с лёгким недоумением изучает меня несколько секунд, и покопошившись в сумочке, достаёт ключи.

Отворачиваюсь, уже было ступаю прочь, как в спину нагоняет:

– С-спасибо ещё раз, – ни капли лукавства или жеманничества, просто клацает зубами от отходника и холода, который уже не только меня сковывает, но и тощую фигурку Ари.

– Не за что, – киваю устало: и едва не падаю, в последний миг успев ухватиться за перила лестницы. Не играю, правда нехорошо.

– Вы ранены? – охает Арина, суматошно по мне взглядом прогуливаясь и тормозя где-то на торсе.

И я смотрю. К собственному удивлению обнаруживаю обильно кровоточащую рану. Джинсы в багровых разводах, футболка сильно промокла.

– Ерунда! – придаю голосу уверенности. – Зацепило немного.

– Да как вы можете? – вытаращивается Арина. – Рану обработать нужно. А может и зашивать!!!

Это ближе к плану, но что-то сомневаюсь в умениях девушки и её психологической устойчивости. После нападения она была в немом шоке, да и голос её подвёл на первом же крике. Вон до сих пор сипит.

– Ну что ж вы стоите? – многострадально выдыхает. – Мне сегодня ещё не хватает, чтобы спаситель на пороге от потери крови умер!

Отступает, поторапливая войти в лавку.

ГЛАВА 5