Моё лимонное дерево

– Если бы твоя мать не пекла такие вкусные пироги, я бы так и не понял, как мой брат столько лет выносит ее. – Он выкатил ящик, после чего вернулся с парой черных сумок и бросил их на снег. – Посмотри в ограде, кажется, я видел здесь тележку. Закачу это чертово дерево в дом, а после привезу кроватку для своей племяшки.

Я послушно выполнила его требования, и когда все вещи были перевезены, на часах еще не было и семи. Я подошла к ящику, стоящему в центре просторной кухни, убрала одеяло, оголив фанерный лист, вырвала несколько гвоздиков, держащих всю конструкцию на плаву, после чего четыре стенки рухнули на пол – каждая в своем направлении. Благо, крышка осталась в руках, не успев прибить растение своим падением. По кухне моментально разнесся запах цитруса и зелени. Набрав полные легкие, я закрыла глаза и услышала аромат родного дома. Здесь мы будем счастливы. В своем собственном доме. Только мы вдвоем.

– Мамочка! – Селена потянула меня за руку. – Листочек упал! Два листочка. Три!

Я напряглась. Конечно, я понимала, что зимний переезд вряд ли пойдет Лимону на пользу, но расстаться с ним не могла. Это восьмилетнее дерево с яркими желтыми плодами было со мной слишком долго – мой лучший друг, моя отдушина. Мы посадили его вместе с мамой из побега ее любимого лимонного дерева – того, что росло в зимнем саду уже так давно. Кажется, всю мою жизнь. Посадили за месяц до моего отъезда в институт. Оно разрослось и стало давать по-настоящему сочные плоды, когда родилась Селена. Мы были связаны с этим деревом больше, чем могло показаться на первый взгляд. Наверное, глупо привязываться к материальным вещам настолько сильно, но в нашей семье подобное было в порядке вещей. Некого рода помешанность всегда была присуща Муссонам.

– Давай переместим его в зал? Ему здесь не место, – я обратилась к Селене.

Я не могла позволить, чтобы перепады температур на кухне уничтожили восемь лет моей жизни. Поэтому я велела Селене раскрыть двери в зал и придержать их, пока я пытаюсь аккуратно дотащить дерево в комнату и поставить на пол между окном и креслом, оставленными прошлыми хозяевами. Там тебе будет комфортно.

Я посмотрела на дочку, которая все еще ответственно придерживала дверь.

– Можешь ее отпустить, чудная. Наверное, ты голодна? Как насчет прогулки до магазина? Купим какао на утро и что-нибудь для ужина.

– Ура! – Она побежала к входу, быстро нацепила куртку и нелепо обмотала шею шарфом. – Мама, ты идешь? А какао мы купим с зефирками? Снежный любит с зефирками.

Конечно, мы могли отправиться на ужин к моим родителям. Кухня была грязной, да и весь дом был в пыли. Что я могла приготовить ребенку в таком беспорядке? Сегодня обойдемся едой на вынос в «Кафе на туманном берегу». Две большие порции картошки и два молочных коктейля, пожалуйста. Больших коктейля. К родителям мне не хотелось, пора уже жить собственной жизнью.

К десяти мы с Селеной вымыли ее комнату. Я постелила ей на кроватке, что привез дядя Валя, вложила в руки Снежного и укрыла обоих одеялом.

– Мама, ты ляжешь со мной?

– Да, но только сегодня. Теперь у тебя есть своя комната, больше незачем ютиться со мной на одной кровати.

Ей и вправду уже давно пора было научиться спать без меня. Селена бросила на меня сонный взгляд, я разглядела в нем недоумение.

– Но я не хочу…

– С тобой Снежный, – перебила я, – он защитит тебя. В конце концов, ты же индеец. Еще не выбрала себе имя? Может быть, Большая Трусиха?

Селена улыбнулась, закрыла глаза и погрузилась в сон. Большая Трусиха? Лунный свет. Богиня ночного неба. Даже если это имя не в духе индейцев, Селене оно подошло бы как влитое.

Утро

Без толстого слоя жира и пыли кухня заметно преобразилась, став уютнее и светлее. Меня все еще напрягала лиственно-зеленая глянцевая краска на стенах, местами облезая и оголяющая бетон, а еще отсутствие пары ручек на дверцах шкафа и ярко-желтый пластиковый стол прямо в центре комнаты. Но кухня была вполне пригодной для готовки, что, несомненно, радовало. Я подумала, что было бы неплохо покрасить стены в оливковый, который прекрасно будет сочетаться с молочным кухонным гарнитуром и моим именем. Я все еще чужая в этом доме. Наверное, мне до сих пор не верится, что он мой. Возможно оттого, что запах прошлых хозяев все еще витал в воздухе.

Закончив уборку, я бросила тряпки на стул рядом и, облокотившись на стену, созерцала, как солнце начитает стремительно подниматься вверх.

Трр… Трр… Я вздрогнула от резкого звука, который издал мой мобильный.

– Оливия? Тебя нет дома. Мама говорит, что ты переехала. Я ее не понимаю. Это правда?

Услышав голос сестры, я присела и сделала глубокий вдох, прежде чем ответить.

– Привет, Кристина. Да, мама не врет. Ты же знаешь, что она никогда тебя не обманет.

– Так значит, это правда? Но это же… Опасно! Ты так далеко от дома, ты должна срочно вернуться!

– Я переехала на пару улиц дальше от дома. Все в порядке, я буду навещать тебя…

– Но… Это опасно, опасно! Что, если ты не успеешь вернуться, когда все начнется? Мне даже подумать страшно!

Я провела ладонью по лбу, растягивая кожу, чтобы снять напряжение.

– Все будет в порядке, Кристин! Я обещаю, что даже конец света не разлучит нас с тобой. Когда придет время, мы с Селеной будем рядом. Я обещаю… Обещаю, слышишь меня?

Я положила трубку, услышав, как Селена хлопнула дверью в ванной. Завтрак.

– Омлет на скорую руку, с базиликом и томатами! – Грандиозно произнесла я, когда Селена зашла в обновленную кухню.

Сначала она просияла, увидев совершенно другой вид, но услышав меню на завтрак, скривилась так, как умеют только дети. До умиления безобразно. Но все же уселась за пластиковый стол и со скрипом пододвинула его до упора к своей груди. Я подала завтрак, сварила какао и посыпала его зефирками, которые стремительно начали таять в нем, как неожиданный снег в мае.

Солнце уже было достаточно высоко, чтобы заполнить всю кухню золотым светом. Я наблюдала, как лучи разбивались о рельефные оконные стекла, создавая замысловатый узор на стенах, на столе, на моей дочурке и Снежном, сидящем рядом со своей чашкой какао. Я думала о том, как здесь тихо и спокойно. Думала, как нам здесь будет хорошо, в тишине…

Оливия

Большую часть своего детства я провела в самодельном бункере, который выкопал мой отец. У меня никогда не было своей комнаты, я всегда должна была делиться с Кристиной, опекать ее и быть рядом. У сестры был бункер. Свой мир, пусть и выдуманный, но все же свой. У меня же была Кристина.

Мне было двенадцать, когда я впервые испугалась собственной сестры. Семилетняя девочка, которая пряталась в школьной каморке. Испуганный, словно одичавший ребенок, который больше походил на зверя, нежели на мою сестру. Она забилась в угол, испугавшись… Да никто уже и не помнит, чего именно. Я хотела подойти и успокоить ее, но сестра в ответ набросилась на меня с диким криком и впилась ногтями в лицо, оставив мне продолговатый шрам от уха к виску. Она не узнала меня. Как и я больше не видела в ней той милой девочки, что еще утром впервые села за школьную скамью.

С тех пор Муссоны хранят ее в тайне. Привет, моя сестра сегодня не придет в школу. Она больна. Очень… Ветряная оспа, ангина, аллергическая реакция. И по итогу: Кристина слишком слаба, чтобы посещать школу. Какие-то проблемы с иммунитетом. Мне приходилось врать. И хоть она и вправду была больна, ее недуг не был физическим. Он витал в воздухе, но никто из нас никогда не произносил его название. Так было принято.

Мы никогда не обсуждали ее болезнь дома. Вне дома подобное тоже было непозволительно. Мы общались сочувственными взглядами, смиренным молчанием и усталыми улыбками. Каждый из нас все понимал, и каждый, привыкнув, по-своему участвовал в этом спектакле.