Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3



Но вот однажды мама и папа Джеймса отправились в Лондон за покупками, и тут приключилась ужаснейшая история. Оба были неожиданно съедены – представляете себе, среди бела дня, на глазах у изумленной публики – огромным злым носорогом, сбежавшим из Лондонского зоопарка.

Ну, нечего и говорить о том, как это ужасно сказалось на обоих столь нежных и мягких родителях. Но в конечном счете Джеймсу повезло еще гораздо меньше, чем им. Их-то неприятности тут же и кончились. Ровно через тридцать пять секунд они навек перестали огорчаться. А у бедного Джеймса, наоборот, неприятности только начались. Абсолютно живой, он вдруг оказался один-одинешенек в огромном неприветливом мире. Прелестный дом на морском берегу пришлось сейчас же продать, и Джеймса с чемоданчиком, в котором ничего не лежало, кроме пижамки и зубной щетки, отправили к двум тетушкам.

Звали их тетя Пика и тетя Плюха, и – увы! – должен признаться, обе были препротивнейшие особы. Две эти злые ленивые эгоистки с самого начала стали обижать и бить бедного Джеймса почти ни за что. Никогда они его не называли по имени, а обращались к нему не иначе как «Эй ты, хулиган», или «Эй ты, негодяй-мальчишка», или «Эй ты, дурак несчастный», и уж конечно, они ему никогда не дарили ни игрушек, ни книжек с картинками, так что ему и поиграть было нечем, и разглядывать было нечего, и комната у него была голая, как тюремная камера.

Жили они – тетя Пика, тетя Плюха, ну а теперь еще и Джеймс с ними вместе – в нескладной такой развалюхе на вершине высокого холма на юге Англии. Холм был до того высокий, что почти с любого места в саду открывался вид на живописные леса и поля. А в особенно ясную погоду, если смотреть в точности туда, куда нужно, Джеймс различал крошечную точечку на горизонте – и это был тот самый дом, где он раньше жил со своими дорогими родителями. А прямо за этой точечкой он видел море – длинную тоненькую темно-синюю полоску, как чернилами выведенную по самому краю неба.

Но Джеймсу никогда не доводилось спускаться с холма. Ни тетя Пика, ни тетя Плюха ни разу не удосужились взять его с собой на пикник или на прогулку, а одного его, конечно, никуда не пускали. «Лучше держать этого хулигана от греха подальше», – постановила тетя Пика. И его обещали строго наказать, например, на целую неделю оставить в погребе с крысами, если он посмеет хотя бы залезть на забор.

Сад, покрывавший всю вершину холма, был большой и запущенный, и всего-то в нем и росло, не считая нескольких пыльных лавров в дальнем углу, одно-единственное старое-престарое персиковое дерево, уже давно не приносившее никаких персиков. Не было в саду ни качелей, ни гигантских горок, ни песочницы, и – никогда! – никого! – из других детей не приглашали поиграть с бедным Джеймсом. Даже ни кошки не было, ни собачки – полное одиночество. А время шло и шло, и Джеймс делался все печальней, все больше скучал и каждый день часами простаивал в глубине сада, с тоской глядя на дивный, запретный мир лесов, полей и вод, волшебным ковром расстилавшийся перед ним.

2

Так жил Джеймс Генри Круизо со своими ужасными тетушками целых три года, пока наконец однажды утром с ним не приключилась довольно странная вещь. И вещь эта, которая, как я сказал, была всего лишь довольно странная, скоро привела к другой, которая была уж очень даже странная. А эта очень даже странная вещь, в свою очередь, вызвала прямо-таки немыслимо странную вещь.

Началось все это безумно жарким днем в разгаре лета. Тетя Пика, тетя Плюха и Джеймс были в саду. Джеймса, как всегда, нагрузили работой. На сей раз он должен был колоть щепки для растопки кухонной плиты. А тетя Пика и тетя Плюха уютно утроились в шезлонгах поблизости, потягивали шипучий лимонад из больших стаканов и следили, чтобы Джеймс ни минуты не отдыхал.

Тетя Плюха была низенькая и до невозможности толстая. У нее были крошечные свиные глазки, рот жирным бантиком, а лицо такое белое и пухлое, как будто его слишком долго варили и переварили. И вся она была как громадный, белый, вялый, переваренный кочан капусты. Тетя Пика, наоборот, была тонкая, длинная и костлявая, и она носила очки в стальной оправе, закрепляя их зажимом на кончике носа. Голос у нее был скрипучий, рот длинный, узкий, и стоило ей разозлиться или разволноваться, она начинала при каждом слове брызгать слюной. И вот две эти кошмарнейшие карги сидели, потягивали лимонад и то и дело покрикивали на Джеймса, чтобы он живее, живее, живее колол щепки. А еще они рассказывали друг дружке о себе, и каждая говорила о том, как она прекрасна. Тетя Плюха держала на коленях зеркальце с длинной ручкой и то и дело поднимала его к глазам и разглядывала свою отвратительную физиономию.



Бедный Джеймс все мучился над своей колодой. Жара была просто невыносимая. Он обливался потом. У него разболелось плечо. Топор был большой и тупой, и чересчур тяжелый для такого маленького мальчика. И Джеймс, не переставая работать, задумался обо всех других детях на белом свете и о том, что они, наверно, сейчас делают. Кто-то катается по саду на трехколесном велосипеде. Кто-то гуляет по прохладному лесу и собирает цветы. А все его прежние маленькие друзья, конечно, на пляже, играют в мокром песочке или бултыхаются в море.

Крупные слезы закипели в глазах у Джеймса и покатились по щекам. Он опустил топор и облокотился на колоду, не в силах побороть тоску.

– Что это с тобой? – проскрипела тетя Пика, уставившись на него поверх стальных очков.

И тут Джеймс уж совсем расплакался.

– Немедленно прекрати реветь и продолжай свое дело, разгильдяй! – крикнула тетя Плюха.

– Ой, тетя Плюха! – прорыдал Джеймс. – И тетя Пика! Может, мы все втроем – ну пожалуйста! – съездим хоть разок на автобусе к морю? Это ведь совсем недалеко… А мне так жарко, так плохо, так скучно…

– Ах ты негодяй, ах ты ничтожество! – заорала тетя Пика.

– А ты его поколоти! – крикнула тетя Плюха.

– И поколочу, и поколочу, не волнуйся, – огрызнулась тетя Пика. И она уставилась на Джеймса, а Джеймс на нее – большими испуганными глазами. – Я тебя поколочу несколько попозже, когда мне не будет так жарко, – добавила она. – А пока убирайся с глаз моих долой, дай хоть немного от тебя отдохнуть!