Страница 60 из 73
— Прости. Мне не следовало такое говорить.
Я выхожу из машины прежде, чем у него будет шанс сказать что-нибудь, потому что я боюсь, что он не скажет ни слова.
Деклан
— Итак… — Блейк надувает щеки и плюхается в кресло деда. — Почему мы не можем выбраться, как в прошлый раз?
Я пожимаю плечами и перекатываю горлышко бутылки между пальцев.
— Нет настроения.
По-видимому, все, что мне хочется делать – это хандрить на диване моих покойных бабушки и дедушки и напиваться с братом, думая о Саванне. Здорово, правда?
Подавляя вздох, я беру другую бутылку.
В чем, черт возьми, ее проблема? Я знаю, что все стало напряженным, но это было… подло. Неуместно. Я также знаю, что иногда бываю ослом, и в последние несколько недель я работал над собой на пути к извинениям.
Я скучаю по ней, и, если все, она может мне дать — это неудачные попытки проявления симпатии, тогда я приму их. Я пытался подтолкнуть ее к большему, но ничего не произошло. Так что я беру то, что дают, и делаю это с улыбкой.
Маленькая часть меня задается вопросом, как сильно я смогу прогнуться ради девушки, прежде чем окончательно сломаюсь. Другая большая часть меня говорит первой, чтобы заткнулась.
Я закрываю глаза, пока тру мой лоб.
Вообще-то она извинилась сегодня. То есть можно рассчитывать на что-то, так? Может не все так безнадежно.
— Как там… — Блейк закрывает свой рот и замолкает. Он, очевидно, хотел закончить вопрос словом «Саванна?», но вместо этого говорит медленно и неловко:
— … работа?
Уголки моего рта поднимаются в нерешительной улыбке.
— Неплохо.
Блейк пожимает плечами и делает другой глоток пива.
— У меня все гладко.
Я фыркаю и закатываю глаза.
— Да, у тебя всегда все гладко.
Смотря футбольный матч по телевидению, он качает своей головой.
— Расслабься, брат. Иначе это убьет тебя.
Единственное, что меня может убить — это девушка с большими серыми глазами и обманчиво милым ротиком, который выплевывает ядовитые вещи.
Я вздыхаю, удивляясь, как Блейк еще сидит рядом со мной прямо сейчас, когда я начинаю раздражаться.
— На работе все прекрасно. В спортзале все хорошо, и я могу начать тренировки снова через две недели, так что… — я поднимаю бутылку пива, намереваясь сделать глоток. — Все в мире в полном порядке, — бормочу с усмешкой.
Блейк на мгновение хмурится при упоминании о спортзале так же, как он делает это всегда. Сделав глоток, я притворяюсь, что слежу за игрой на экране.
— Мое предложение все еще в силе, ты знаешь.
— И мот ответ тот же. Дед оставил этот зал тебе, а не нам с тобой.
Горечь в его голосе не вызывает сомнений, что заставляет меня жалеть о том, что я тогда не сказал ни слова.
Дед оставил Блейку дом и около пятнадцати тысяч на страхование жизни, которые он тут же растранжирил, так что нельзя сказать, что Блейк ничего не получил. Но я ни за что не напомню ему об этом, так как для него это больная мозоль. Вместо этого я бормочу:
— Ты знаешь, почему он сделал это.
Он смотрит в мою сторону с дрожащими мускулами на его лице.
— Да, знаю. Тренажерный зал — это твоя «тема». Вы вдвоем столько много времени проводили там, что я удивлен, как ты не сделал там траурную церемонию.
Я сжимаю губы вместе, чтобы не сказать то, что всегда хотел, но никогда не делал. Я хотел сохранить те неважные отношения между нами, но черт бы его побрал. Если мы собираемся заходить так далеко, то я могу копнуть еще глубже. Это было источником разногласий между нами на протяжении многих лет, и думаю теперь подходящее время вытащить грязное белье наружу.
Мы здесь единственные, так что не имеет значения, насколько оно будет вонять.
— Ты никогда не проявлял никакого интереса к этому. Ты вообще никогда не проявлял интереса к тому, что дед старался делать вместе с тобой, включая работу в автомастерской. И чем ты сейчас зарабатываешь на жизнь? Ты чертов механик!
Будто Блейк с самого начала принял решения не давать деду никакого шанса, и все это время я не могу понять почему. Дед заботился о нас больше, чем наш собственный отец, и бабушка… она была более строгой, чем наша мама, но она любила нас, как своих собственных детей, и я знаю, что Блейк любил ее тоже.
Было невозможно не любить.
Он пожимает плечами и делает глоток.
— У меня уже был отец. Я не хотел еще одного.
Я ставлю бутылку на кофейный столик, затем откидываюсь назад и скрещиваю руки, смотря на брата, будто передо мной незнакомец.
— И где, ты говоришь, был твой волшебный папа? Потому что я уверен, что ни хрена не виделся с ним. Все, что я знал, что он был пьяницей и неудачником, который ушел от нас.
Блейк стреляет в меня своим взглядом.
— И как, по твоему мнению, он дошел до этого? Дед был единственный, кто подминал его. Перестань ему поклоняться хоть на две секунды и объективно взгляни на ситуацию. Дед был хреновым отцом, который воспитал другого хренового отца. И у меня уже был один из них, так что нет, другого такого я не хотел.
Он отклоняется на спинку кресла и фокусируется на телевизоре.
Я моргаю и осматриваюсь вокруг привычной гостиной. Мебель та же. Фотографии вдоль стены те же. Даже журналы, лежащие на верхней полке журнального столика, те же. Черт, кажется, что сейчас зайдет дед и скажет Блейку, чтобы забрал свою задницу с его кресла, но я знаю, что этого не будет. Все может выглядеть по-домашнему, но сейчас оно таким не ощущается.
Блейк хоть когда-нибудь чувствовал себя здесь как дома?
Меня охватывает грусть. Он столько много пропустил, и все ради чего? Глупой обиды?
— Дед, возможно, совершал ошибки с папой, но он пытался быть правильным с нами. Ты упустил это, приятель. Дед для меня был бОльшим отцом, чем тот жалкий сукин сын, который дал нам жизнь. Его убивало то, что он не мог сблизиться с тобой.
Блейк пожимает плечами и ехидно бормочет:
— Не все из нас настолько снисходительны, как ты.
— Какого черта ты хочешь сказать?
Он слегка качает головой.
— Ничего.
«Ничего», — блять. Это явно: «Я не хочу бороться с тобой»,— так что я оставляю эту тему, но не ничего.
Наклонившись вперед, я облокачиваюсь на колени и встречаюсь с Блейком взглядом.
— Нет, если тебе есть что сказать, говори.
— Хорошо. — Блейк полностью поворачивается ко мне лицом и указывает на меня своим пивом. — Ты – лицемер.
— Я – лицемер? Как это?
— Ты только что признал, что дед совершал ошибки по отношению к отцу, но для нас он старался быть правильным, и все ему прощается. Хорошо, но что насчет отца? Ты даже шанса не даешь ему исправить его ошибки и быть правильным для тебя.
Я то открываю, то закрываю свой рот. Я правильно его расслышал? Эти слова действительно исходят из уст Блейка?
— Дед никогда не бросал отца. Он, возможно, совершал ошибки, но отец все разрушил сам. — Стискиваю зубы, когда хватаю бутылку пива со столика. — Это не одно и то же, и ты знаешь об этом.
Его глаза становятся жестокими и устремляются на меня.
— Ты никогда не задумывался, что уход отца был хорошей вещью? Ты всегда был зациклен на том, что он бросил нас, что никогда не видел, какое это было благо для нас. А может быть, отец знал, что нам будет лучше без него. Он был как тонущий корабль, и вместо того, чтобы тянуть нас на дно, он просто отпустил нас. Это самая неэгоистичная вещь, которую я могу себе представить.
Я позволяю его словам повиснуть в воздухе на несколько секунд, ничего не говоря. «Неэгоистичный» это не тот термин, который можно дать моему отцу, так что мой первый инстинкт — сказать Блейку, что он чертовски невменяем. Но я также не могу не задуматься над его словами. Даже если он сделал это ради нас, в чем я серьезно сомневаюсь, я никогда не смирюсь с этим и не думаю, что когда-либо буду способен простить его.