Страница 11 из 11
Разговор за столом продолжается, сестра не затыкается, и все так же рассказывает про моего ухажера, которому я наконец-то дала зеленый свет. Анфиска бы угарнула от этого момента, захлопав ладошками. А я нет. Мне совсем не нравится, что мою жизнь на блюдечке вынесли на семейный, будь он неладен, стол.
– Если не ошибаюсь, Майя в школе встречалась с каким-то парнем. – Мамаев говорит как бы невзначай, продолжая наяривать майонезный салатик. А я в этот момент посылаю в него проклятие изжоги и диареи. Разговорился тут ещё. – Я уже выпустился, поэтому и не в курсе, чем все закончилось. Но был уверен, что она уже пару раз с пузом походила.
Да, я хочу, чтобы его одолела диарея.
Смотрю на поникшее лицо сестры, и готова на почку поспорить, что она сейчас вспоминает моё пьяное откровение.
– Они расстались. Тот парень что-то натворил…
– Значит, парень?
– Господа!!! – резко бросаю вилку в тарелку, чем привлекаю внимание всех присутствующих, – Вы меня, конечно, извините, но Вам не кажется, что это не вашего ума дела?
Сестра ахает, затыкая рот ладонью. Ага. Дошло наконец-то, что запрещено болтать много лишнего про родного человека?
Хватаю обратно вилку в руки, и тянусь к тарелке с колбасой. По случайности, мне приходится локтем зацепить Глеба, не упускаю такого момента, чтобы не высказать ему пару интересных мыслей.
– Чего ты добиваешься?
– Ты хоть предохраняешься с ним?
Клянусь, моя челюсть пробила дыру в паркете.
– Не прекратишь, вылью на тебя столько дерьма, что даже брат открестится.
– Да плевать мне на это. На вопрос ответь.
– Пошёл ты.
Не собираюсь я тут сидеть, и слушать нападки тупого психа, который возомнил что может, вообще, разговаривать со мной.
***
Вылетаю из кухни, бросив через плечо сестре, что телефон зазвонил, который, на минуточку, в руке был, и залетаю в ванную комнату. Включаю холодную воду, в надежде, что полоскание лица поможет утихомирить вулкан злости, который собирается начать извергаться. Мамаев переходит все допустимые границы. Вернее, я, вообще, рамок ему не ставила, я щас про человеческие нормы говорю. Он на них плюет и едет дальше, по моим и так уже расшатанным нервам. Газует, выжимая самый максимум, который только имеется.
Руки трясутся с такой силы, что я не замечаю, как валю на пол все тюбики, которые забыла убрать с раковины. Наклоняюсь, чтобы собрать всё, а когда снова распрямляю спину, отражение зеркала вижу не только себя. Нас двое. Я и Глеб.
– Попытка бегства не увенчалась успехом. – растягивает каждое слово, смотря на мои губы. – Или ты это сделала специально, зная, что я догоню?
– Максимум, что я могу сделать специально для тебя, это замарать руки, и вышвырнуть твою тушку из квартиры.
– У тебя появился новый уёбок?
– С чего ты взял, что он новый? Может, я просто не рассказывала о нем сестре. Да и какое тебе до этого дело?
– А он знает, какая ты сука? Знает, что в любой момент можешь переключиться на другого?
– Ага. Он в курсе. Ещё что-то скажешь или я могу идти?
– Значит, ничего не изменилось? По-прежнему трахаешься с двумя?
Господи, дай мне сил выстоять. Дай мне мужества не начать оправдываться. Дай мне твердости для того, чтобы не зареветь от обидных и неоправданных слов.
– Я с тобой тогда не спала.
– Ты правильно заметила «тогда». Собираюсь исправить свою оплошность.
– Мечтай.
– Мечтают – идиоты. А я уверен в своих словах. Если раньше, совесть крепко держала член в штанах, то сейчас её у меня нет. Сдохла.
Даже не знаю, пугают меня такие слова или нет.
– И ты решил взять то, что давно уже не твое? Думаешь, получится? Мамаев, взрослей. Не бывает так, как хочешь. Если я говорю тебе, что ты и пальцем ко мне не прикоснешься, то всё так и будет. Никак иначе.
Я пытаюсь отодвинуть его, чтобы наконец-то выйти, и пройти к сестре, которая, наверно, уже стала волноваться. Я так быстро вскочила и ушла, а через несколько минут стол покинул Глеб. Мне даже всё равно, что он там им наплел, важнее, что буду говорить я, если Настя с Сергеем застукают нас одних в крошечной ванной.
– Ты забыла, с кем имеешь дело.
Не успеваю вслух послать его, как чужие руки обхватывают меня, и резко придавливают к стене.
10. Глеб.
Какого хера меня бесит тот факт, что у неё кто-то есть?
Какого хера после этого, я готов своими руками разорвать мартышку на куски?
Она убегает, а я, ничего не говоря, остальным, на автомате иду по её запаху, в надежде, что как только увижу лицемерные глаза, мгновенно вспомню про всю ненависть и остыну. Ну, или остыну, после того как загну её и хорошенько присуну.
Я еще не понял.
Только вот всё выходит из-под контроля. Окончательно зверею, когда она подтверждает слова про нового ёбаря.
Почему?
Какого фига я так реагирую?
Единственным разумным объяснением своего дальнейшего поступка, считаю только одно: несправедливость. Мы были вместе почти год. Около двенадцати месяцев я просто держал её за руку, и как малолетка радовался мимолетным поцелуям. А перед другим она запросто оставалась голой. Где, блядь, эта чертова справедливость когда она так нужна?
Где отвращение, которое во мне было к Авериной?
В голове единственная фраза: «Трахни её и тебя отпустит». И я не понимаю, кто мне дает подсказки: разум, или стоячий член, который вот-вот разорвет мои штаны.
Дальнейшие мои действия смело списывайте на отсутствие мозга. Можете называть меня конченым психом. Впрочем, сейчас я таким и являюсь.
Прижимаю Майю к себе, и прежде чем она начинает сопротивляться, накидываюсь на её рот, просовывая в него свой язык.
Очнулась.
Пытается оттолкнуть, но мой локомотив уже хрен остановишь.
Пальцами с силой сжимаю её бедра, не сомневаясь, что оставляю синяки на белой коже.
«Остановись» – орет рассудок.
«Пошёл к черту» – огрызаются яйца.
Наглею, задирая, и так короткое платье на живот. Мартышка брыкается, до крови кусая меня за губу.
– Ненавижу тебя.
Конец ознакомительного фрагмента.