Страница 3 из 6
– Ну, Варвара, поцеловать руку вы мне не разрешили, придется перевязывать… Клим, сходи еще за бинтом в машину.
Жених повинуется словам брата. Я улыбаюсь и протягиваю доктору красные, покрытые волдырями обожженные кисти.
– Красивые…
– Странное у вас понятия о красоте, доктор.
Он накладывает мне марлевую повязку и ухмыляется.
– Иногда красота уродливая, как ваши руки сейчас.
– А я недавно слышала, что любовь – уродка.
Он поднимает на меня глубокие карие глаза.
– До свадьбы заживет, Варвара.
В кухню зашел Климентий.
– Я бинт принес.
– Уже не надо, – отвечает Богдан.
Бинт не нужен был и раньше, как вы сами понимаете. Нужен был повод остаться вдвоем.
Отрезок 4
В отличие от супружества, любовный союз не расторгается смертью.
Февраль.
Я была красивой невестой. Красивые невесты всегда одеты в счастье. На меня в тот день хоть мешок надень – все равно бы светилась. Климентий в сером костюме, с букетом нежно-бежевых роз зашел в мою комнату, и я затаила дыхание – неужели все это происходило со мной? Чем я заслужила эти волны из моря абсолютной радости? Один за одной накрывали они меня с головой, и я плыла, не сопротивляясь течению. Все дальнейшие события того дня – тяжело поднимаются из недр памяти.
Мы выходим на улицу – как для февраля действительно очень холодно: мороз колкими льдинками царапает щеки, руки, все, куда может добраться. Клим открывает дверь машины, мы садимся на заднее сиденье. Я – за бритоголовым водителем. Не подумайте, что придаю деталям такую важность, но именно эти подробности сыграют потом ключевое значение в моей персональной летописи. Черный мерседес выезжает на Набережное шоссе, двигатель набирает обороты, машина разгоняется под трек:
I still love you baby
Don't you cry tonight.
Много раз потом я слушала эту песню на повторе, пытаясь воспроизвести в памяти все секунды того рокового дня.
На самом сильном аккорде наш водитель резко бьет по тормозам, мы с Климом пьем шампанское – нам хорошо – и почти не обращаем внимания на внезапную остановку. Нас ничего не интересует в этом мире. Но водитель, пытаясь перекричать солиста группы Guns N' Roses, объясняет свой поступок:
– Розочка с капота слетала, сейчас подниму…
Он переводит коробку передач в позицию «R», на скользкой дороге автомобиль выносит на встречную полосу прямо лоб в лоб встречному грузовику марки DAF. Этого столкновения избежать было возможно, а того, что Климентий полетит, как в замедленной съемке, через лобовое стекло, – нет. Из памяти можно стереть все, кроме рвущегося скрежета металла и запаха пороха сработавших подушек безопасности. Я, конечно, не помню ничего, только фрагментами – во снах смогла восстановить хронологию событий. Водителя задержал ремень безопасности, меня – водитель, а Клима решили не задерживать. Я ползла к нему на четвереньках, царапая руки осколками стекол и бокалов шампанского. На белоснежном платье невесты платье треснула шнуровка – оголилась грудь, которую я даже не пробовала прикрывать, так и ползла, сжимая в руке белоснежную ленту. По всей дороге были разбросаны нежно-бежевые розы свадебного букета, остатки которого я так крепко держала в своей руке, что врачи скорой даже в больнице силой не могли освободить пальцы. Я ползла на четвереньках, звуков не слышала – все как в тумане, только отчетливо видела ярко-алое пятно, растекающееся под головой моей любви. Я все еще думала, что он жив, я ползла, и кричала: «Климентий, вставай, вставай, Клим…» Врачи говорят, что эти же слова я шептала в карете скорой помощи. Ужасная трагедия… Когда потом показали фото с аварии, мне казалось, что на снимках какие-то другие люди, какая-то другая жизнь. Два трупа и одна невеста. Такое же не случается с нами, с кем угодно, только не с нами! Я осталась жива, но осталась ли я жива на самом деле?
Я тащила его за штанину по дороге, понимаете? Я тащила труп своего жениха в день свадьбы. Разве можно такое пережить? Как же больно было открыть глаза в палате и в секунду вспомнить, что у меня больше его нет… Правда, осознание приходит через несколько минут после пробуждения, и вот эта игла – реальность – больно, очень больно колет в сознание, просто скручивает и выворачивает все внутренности наизнанку.
В затуманенном мозгу пульсировала только одна мысль – уйти за Климом, уйти к нему. Рядом всегда были люди – чаще всего появлялся Богдан, мой лечащий врач и брат Клима. Мы переживали потерю вместе.
– Варенька, Варенька, я с тобой, держись, девочка, мы справимся…
Я цеплялась за рукав его халата и рыдала навзрыд. Так прошел месяц.
Отрезок 5
Выписка из больницы прошла в спокойном и плановом режиме. Богдан подогнал машину под самые ворота стационара – я все еще немного хромала.
– Стой, где стоишь! – крикнул он с водительского сидения и в секунду выскочил из авто, чтобы поднять меня на руки и усадить в машину.
Еще пару дней назад мы договорились, что после выписки я пару дней поживу у него. Ехать в квартиру, в которой все еще остались вещи Клима, совместные фотографии и главное – воспоминания, не очень хотелось, точнее не моглось. Мои родители были не против: все-таки лучше дочери под присмотром врача побыть, родители Богдана тем более – наше совместное горе очень сблизило всю семью. И ему, и мне нужна была поддержка, хотя имя «Клим» и все, что с ним связано, мы старались не упоминать ни в разговорах, ни даже в мыслях. Болело так сильно, что ночами я просыпалась от собственного крика. Поэтому ночи напролет в больничной палате мы беседовали с Богданом о чем угодно, кроме прошлого. Оказалось, что у нас много общего: страсть к прерафаэлитам и котам вылилась в картину карандашом «котофелия», которую мой лечащий врач нарисовал в перерывах между операциями. Я смеялась, хотя тогда еще ныли срастающиеся ребра и врачи запретили хорошее настроение. Мне было хорошо с Богданом, очень тепло и уютно, иногда только пугала катастрофическая схожесть братьев. И если он брал меня за руку, слезы сами наворачивались на глаза: это не прикосновения Клима, это не он…
Первые минуты дороги прошли в молчании, я вцепилась в кожаную обивку внедорожника – конечно, ничто не проходит бесследно, и теперь моими новыми спутниками стали панические атаки. Богдан заметил изменения в моем теле – тремор и учащенное движение грудной клетки.
– Варь, остановиться?
– Нет, не надо, Бодя, сейчас пройдет…
Авто снизило скорость до 40 км/ч, и таким черепашьим шагом мы добрались до дома – многоэтажка в самом центре города. С момента аварии прошло больше месяца, в мире жизнь не остановилась – за окном мелькал март с его первыми красками приближающейся весны: грязным снегом и укороченными пуховиками на девушках. Я думала, что никогда уже этого не увижу. Спасибо, моя весна, что не отвернулась от своей фанатки.
Богдан снова повторил тот же трюк с «переносом тела» – и перенес меня уже через порог просторной квартиры.
– Ого, тут можно на велосипеде ездить! Это так зарабатывают врачи?
– Так зарабатывают хорошие врачи. Я за вещами.
Он ушел, и я смогла осмотреться. Зал соединен с кухней в стиле high tech, ничего лишнего: никаких полотенец цвета «влюбленный поросенок», никаких прихваток и рюшиков. Женщиной тут и не пахло, скорее, напоминало операционную. Потом я допрыгала еще до одной комнаты – вероятно, спальни. Вот она меня точно поразила: черные стены, зеркальный потолок и черная кровать с черным шелковым бельем прямо посреди комнаты. Все, больше никакой мебели там не было! Просто «гроб» какой-то, а не опочивальня.
– Я приготовил соседнюю комнату для тебя, если тебя смущает цвет стен, просто на черном грязи не видно, можно месяцами постель не менять… – услышала я из-за спины голос Богдана, рассмеялась.