Страница 1 из 1
Елена ПЕТРОВА
Алексей Герман как в капле воды
Алексею Герману 20 июля исполнилось 65 лет. Для режиссера это горячие денечки - не из-за торжеств, отмечал день рождения на даче без помпы, - а потому, что вовсю снимает "Трудно быть Богом". Президент прислал мастеру поздравительную телеграмму, в которой назвал его "непревзойденным режиссером", а полпред Матвиенко засвидетельствовала почтение личным визитом. Ну а поток друзей начал просачиваться на площадку еще в преддверии юбилея. Так, к Алексею Юрьевичу пришли Лена и Катя Довлатовы - вдова и дочь писателя. Кстати, сам Сергей Довлатов подхалтуривал на "Ленфильме" (о чем можно прочитать в его произведениях), а его старший брат Борис работал на нескольких картинах.
До последней капли
В павильоне "Ленфильма" построен огромный зал средневекового замка - с галереями, статуями, даже колодцем, - но грязного, запущенного, с голубиными гнездами. Голуби, между прочим, тоже снимаются. По сценарию в зал, тараня дверь, врываются вооруженные воины. Главный герой Румата в это время ползет по балке под самым потолком. Артиста Ярмольника заменяет каскадер, тем более что лицо героя закрыто маской, на голове - рогатый шлем. На поверхностный взгляд сцена простая, но Герман снимает ее уже второй день. Кстати, воины снаружи замка были запечатлены еще год назад, но до сих пор под впечатлением: "Массовка была - тысяча человек, ночь, берег залива, факелы!"
Дотошность Германа уникальна, он сам говорит: "Так теперь никто не снимает". На самом-то деле ТАК никто никогда и не снимал. Таких грандиозных декораций, где при этом все продумано до мелочей - из птичьего гнезда вот торчит прилепившееся перышко, - никто не строит. Не делают тщательнейшего грима всей массовке: лица и руки воинов вымазаны грязью, на многих затянувшиеся или свежие шрамы с запекшейся кровью и гноем, волдыри, струпья, следы клейма, экземы. (Сразу представляешь, какой антисанитарной была жизнь.) Гримеры бесконечно подновляют весь этот антураж. Ну а сам процесс съемок наглядно иллюстрирует такой вот факт. На ползущего по балке Румату с потолка капает вода - на самом деле ее из бутылочки трясет ассистент. Этим каплям Герман уделил не менее пристальное внимание, чем людям.
- Почему капель мало? Они должны падать на шлем, на плечо, спереди, сзади.
- Так могут попасть в объектив, - объясняет оператор Владимир Ильин.
- Значит, сделаем "стоп" и переснимем. Ну, потратим пленку. Потратившись на б:, на спичках не сэкономишь. Известная, любимая Ильиным поговорка.
- Почему Ильиным-то?! - обижается оператор, который явно впервые ее слышит.
С каплями возятся еще долго, распределяя их падение чуть ли не по секундам. Просматривая отснятый материал на мониторе, Герман наконец-то доволен.
Страшная сила
В перерыве режиссер рассказывает Лене Довлатовой: "Несколько лет уже снимаем, и картина не теряет актуальности. Румата ведь всех убивает, а в стране что? - все воруют и друг друга режут. В сценарии есть персонаж такой - Табачник, так вроде у него есть кой-какие идейки, как жизнь устроить, но у него даже не спросили. Зато герой всю картину разыскивает одного мудреца, который, может быть, что-нибудь объяснит. Мудрец оказывается просто блатарем-трепачом, понимаешь?"
Разговор заходит о былых временах, и Герман вспоминает совместные похождения с Борей Довлатовым: "Мы как-то снимали в Прибалтике и поехали с Борей за хворостом. А в окне мясного склада сидела толстая литовка, которая выбросила Боре записку, мол, приходите на свидание, только без своего противного старшего брата. У нас были одинаковые рубашки, так она и решила, что мы братья, противный, конечно, я. Мы поехали на свидание на велосипедах, я должен был стоять и ждать, когда Боря добьется победы. И вдруг в окне второго этажа я увидел человека, всего в татуировках, бицепсы которого был каждый величиной с нашего Сережу (Сергей Коковкин - художник картины, не сказать, чтобы очень худенький. - Е.П.). А Боря уже исчез за дверью, мне не крикнуть. Прошла минута, раздался дикий грохот на лестнице, и вот с таким фингалом выкатился Боря. Мы вскочили на велосипеды и поняли, что красота - это страшная сила и очень опасная. Да я в молодости тоже был красивый, на Киркорова похож. Из БДТ, где работал, все время мои фотографии воровали".
Нет телевизорам!
Наконец у Алексея Юрьевича появляется время рассказать корреспонденту о личном: "Свои дни рождения я ненавижу, их любит Светлана (супруга Германа, известная сценаристка Светлана Кармалита. - Е.П.), потому что ей нравятся компании, шум-гам, щипать птиц. Ну а дарят мне всегда один и тот же подарок - телевизор. Они уже распространились по всем комнатам; когда юбилей - например, 60 лет, - дарят большой, он в гостиной стоит. Все остальные - у родственников, у сына, у его бесконечных невест. Я сказал: "Мне больше телевизоров не нужно". (На этот раз Алексею Юрьевичу подарили: шатер-палатку. "С дачи, что ли, выживают?" - острит он.)
Ненавижу дни рождения. Раньше напивался хотя бы в стельку. На предпоследнем, когда еще неприятностей с сердцем не было, так напился, что бахнулся с кресла и меня четыре или шесть человек волокли.
А вот спроси меня, какой я подарок хотел бы получить от города? Чтобы на даче в Репине воду в тридцатиградусную жару не отключали и чтобы напряжение в сети было 220, а не 157, а то немецкий кислородный аппарат не понимает.
Классический день
Самый классический день рождения был еще в студенческое время, когда меня взял к себе в театр Товстоногов. Я пригласил только Рубена Агамирзяна - мы тогда с ним сошлись. Он сказал: "Приду, но позови Корогодского". Тот спросил: "А вы Дину позвали?" (Дина Шварц - зав. литчастью БДТ. - Е.П.) "Нет". - "Это дикое свинство, она же вас пробивала в БДТ, ходила к Товстоногову". Да, думаю, стыдно. Позвал Дину. Она: "Ну а шеф, который столько для вас сделал?!" Пригласил Товстоногова, а Лебедев с женой Нателлой сами пришли, а с ними актер Гришка Гай. Я раскинул стол в ресторане, встал Товстоногов: "Леша, я вас, конечно, поздравляю, но поверьте, что начинать надо не так. Ну зачем вы нас, стариков, пригласили, думаете, мы будем лучше к вам относиться? Что за кавказские номера, будто вы обязаны нам поставить!" А я сижу с барышней, в которую влюблен, стыдно-то как! Я встал: "Так вот, позвольте мне ответить. Я позвал одного Рубена, а он велел Корогодского, а тот - Дину, а она - вас, шеф. Нателла Александровна, я вас обожаю, но я вас не звал. И вас, Евгений Алексеевич. А ты, Гришка Гай, вообще чего приперся, пожрать?" Услышав это, Товстоногов смягчился: "Если так, то ладно". Так мне исполнялось двадцать лет. Кстати, в БДТ меня взяли совсем не по блату, не потому, что отец - известный писатель Юрий Герман. У меня отчество-то - Георгиевич. Товстоногов потом удивлялся: "Леша, а что вы не сказали, что вы сын Юрия Павловича?" Товстоногов не спрашивал, а я не говорил.