Желание жизни

Мистера Челленджворса передёрнуло, но виду он не показал. Даже мысль о женитьбе была для него сущим кошмаром, не говоря уже о разговорах на эту тему с другими людьми. Ничто не должно и не могло потревожить его размеренного распорядка. В предугаданности, покое и жизни только для себя он находил источник самых сильных радостей, которые только может испытать человеческого сердце.

– Я больше люблю говорить о делах, Роджерс. Вы меня пригласили на приём для предпринимателей, вот я и пришёл сюда, чтобы завязать полезные связи. Но в число моих предпочтений не входили встречи, которые превратят человека в пленника на всю оставшуюся жизнь.

– Покорнейше прошу простить мою неосторожность. Больше ни слова о женщинах, клянусь вам! Но от знакомых и друзей-то вы не откажитесь?

– Это приму охотно. Расширять деловой круг общения было всегда полезно, – сухо ответил аптекарь.

– Ну что ж, вы пока хорошенько здесь осмотритесь. Через минуты три всех позовут за стол, долго томить и мучить мы вас не будем, не переживайте, – Роджерс по привычке осклабился и ждал похвалы и дежурного комплимента. Мистер Челленджворс поблагодарил за любезность и вежливо улыбнулся, отметив про себя, что всё меньше испытывает привычного для него в подобных ситуациях мизантропического раздражения. Всё казалось сегодня яснее, легче и приятнее. Ни над чем не хотелось долго задумываться и ни из-за чего не желал он портить своё с самого утра благодушное настроение.

Спустя обещанные три минуты организатор сказочного вечера поднялся на маленькую кафедру и произнес громким вкрадчивым голосом.

– Господа, господа! Прошу внимания!

Музыка стихла мгновенно

– Все уже в сборе, поэтому предлагаю начать наш скромный пир! Готов представить вам, господа, моего сердечного друга, – мистер Челленджворс опять машинально дернул плечом, – успешного и я, надеюсь, одного из самых влиятельных в скором времени предпринимателей нашего любимого города. – Прошу любить и жаловать, леди и джентльмены – мистер Джон Челленджворс!

От такой неприкрытой лести Челленджворс стыдливо потупился и долго не решался поднять глаза. В конце концов ему пришлось, словно извиняясь, бросить быстрый взгляд на собравшихся и с удивлением для себя отметить, что ни один из гостей не подсмеивался и не показывал на него пальцем. Только сейчас аптекарь отметил, что на торжественном приеме воротил бизнеса было, пожалуй, слишком много для их отнюдь не большого города. Практически никого из приглашённых он не знал, кроме разве что молодого и розовощекого поставщика лекарств Ивана, который с радостным криком подбежал к нему спустя всего несколько секунд после этой приветственной речи хозяина. Ивана отличала странная манера выпучивать глаза и при этом широко улыбаться.

– Джон! То есть… я хотел сказать, мистер Челленджворс… так ведь теперь тебя… то есть вас надо называть?

Мистер Челленджворс со свойственным ему паническим страхом перед экзальтированными людьми медленно поднял брови и лениво поздоровался, всем своим видом намекая на желание быть в этот момент за несколько километров от разгоряченного собеседника.

– Сколько лет, сколько зим! – веселый юнец в упор не замечал настроение Челленджворса и в порыве дружеского запала вцепился в его запястье. – Ты…вы меня не помните?

– Вы, кажется, поставляли нам медикаменты для продажи… Если не ошибаюсь, года два или год тому назад…

– Да! Верно! И день рождения не забыли?

– Прошу прощения?

– Ну, я тогда еще пригласил вас и эту девушку, Лилию.

– Эмили.

– Да-да, Эмили! Верно! Я…я так разволновался, когда вас увидел… Ну так вот, день рождения, года три назад… Помните? О-очень шумный день рождения, ха-ха-ха! Моего сынишки. Вы пришли, и мы потом долго разговаривали, о делах, о жизни, о всяких пустяках… Мне казалось, что мы… как бы это сказать… Подружимся, сойдёмся на профессиональной и дружеской почве.

Всё то время, пока застенчиво улыбающийся бедолага изливал своё трепетное участие, мистер Челленджворс напряженно пытался вспомнить, где он видел это лицо. От такого восторженного внимания ему стало тошно и неуютно. Да что такого значительного могло произойти на дне рождении сына этого чудака, если он вспоминает об этом событии целых три года?! Как же ему хотелось сейчас отделаться от этого эмоционального приятеля, убежать, скрыться, спрятаться, но тот вошёл в раж и только набирал обороты.

– Я слышал, вас недавно назначили директором «Дома»? Какой же счастливый поворот событий! Кто бы мог подумать, что Грейтгрин вот так просто оставит своё детище. Безумно, безумно рад за вас, мой друг! – зубы Ивана можно было с легкостью пересчитать, так широко он улыбнулся в эту секунду.

– А я безумно хочу есть, прошу меня извинить…

– Нет-нет, что вы! – залепетал Иван. – Я ничуть не обижен. Я прекрасно понимаю ваше желание, – и он принуждённо глупо засмеялся.

Ничуть не смутившись, мистер Челленджворс даже обрадовался такой реакции и, развернувшись на пятках, бодро проследовал к своему месту за огромным столом посреди зала. Прозвучал второй звонок к обеду.

Мистеру Челленджворсу не составило труда найти своё место по карточке с красивой виньеткой. Он отметил про себя, что, если компания окажется слишком шумной и увлеченной, куда-нибудь пересесть потом будет практически невозможно, и этот факт его немного расстроил. Однако заметно успокоился, когда увидел вокруг себя сплошь улыбающиеся приятные лица, дружелюбно протягивающие руки, желая познакомиться с «одним из самых известных в скором времени коммерсантов города».

Если этот вечер и можно было назвать скромным обедом, то все жители города и близлежащих деревень должны были тогда, по подсчетам мистера Роджерса, вымереть с голоду. Стол мистера Роджерса просто ломился от изысканных яств: фазаны, вымоченные в шампанском и в голландском соусе, сочные перепела, которым не хватало места на гигантских тарелках, салат из тушеных омаров, черной икры и маленьких красных лангустов, говядина под шафранным соусом с маленькими ярко-фиолетовыми виноградинками – блюдо, сражающее своим ароматом и способное пробудить неукротимые пищевые рефлексы даже у рьяного вегетарианца. Каждый замысел шеф-повара поражал оригинальностью исполнения, на каждой тарелке находилось произведение искусства, которому суждена была недолгая жизнь и стремительная смерть. Аптекарь сначала не мог поверить своим глазам: он в жизни не видел таких деликатесов, а самое главное, не мог взять в толк, где же такие продукты можно было откопать в городке, далеко отстоящем от мировых гламурных столиц. Впрочем, заглушить сильное любопытство ему помогла общая примиряющая атмосфера этого дня. В иной вечер такое пиршество не просто бы вызвало жгучий интерес к маршрутам повара мистера Роджерса, но и послужило бы причиной настоящего беспокойства, а может, даже и ужаса, ведь от природы подозрительный мистер Челленджворс почти во всём видел подвох, а уж всё необычное и выбивающееся из традиционных представлений надолго выводило его из себя. Однако единственным, что дрогнуло сейчас в недрах души и тела мистера Челленджворса, были уголки его карих глаз, и виной тому было отнюдь не умственное или нервное перенапряжения, а жгучий соус, под которым подавали мраморную говядину.

Все были превосходно одеты, и фармацевт несколько раз с облечением подумал о своём лучшем костюме, который сидел сейчас на нём как влитой. Тем не менее он настолько избаловался за эти несколько минут всеобщим к нему вниманием, что не исключал и возможности произвести неизгладимое впечатление рваными джинсами и неглаженой футболкой. Ещё бы двадцать Иванов и тридцать похожих приветственных речей мистера Роджерса, и он бы забыл о необходимости проверить потом в мужской комнате, хорошо ли лежит галстук и не запылились ли туфли.

– Простите мою нескромность, но я… я не ожидала, что вы такой молодой. – По правую руку от мистера Челленджворса раздался звонкий женский голосок. – В ваши годы, еще, по сути, не вкусив всех переживаний жизни, вы уже на таком высоком посту! За вас остаётся только от всей души порадоваться. Позвольте выразить вам своё глубочайшее почтение!