Ретенция

Мы приближаемся к ягодным местам. Нас совсем немного, помимо меня, Раварты, Алекса, Тода и Абига и Дилана с Марвином, ещё человек шесть. Других знакомых мне ребят с нами сегодня нет. Через ещё десять минут ходьбы мы рассредотачиваемся по поляне с кустами. Они почти никем не тронуты, вряд ли кто-то кроме восстановителей может дерзнуть собирать что-то в лесу. Наказания слишком строги. Через два часа мой двух литровый бидон наполняется черникой почти наполовину. Мы делаем привал. Я достаю еду. Дилан распределяет бутылки с водой.

– У тебя такие аппетитные губы, -произносит Раварта. – Фиолетовые и сочные, как ягоды.

Мы смеёмся. Я открываю бутылку с водой и залпом выпиваю почти треть. Потом принимаюсь смывать черничный краситель с губ, хотя и понимаю, что это бессмысленно.

Мы перекусываем бутербродами и начинаем подниматься со своих кочек. Когда я встаю, то чувствую какую-то нездоровую тяжесть в голове. Преодолевая неприятное ощущение, выпрямляюсь. Через несколько минут ходьбы я чувствую, будто в мой желудок словно встроили поршень, который вот-вот вытолкнет всё наружу. Я делаю несколько глотков, но понимаю, что это было ошибкой. Сбрасываю с себя рюкзак и падаю на корточки. Как раз вовремя. Меня начинает рвать.

– Ты ел какие-нибудь ягоды, кроме черники? – спрашивает Раварта, подбежав ко мне. Судя по тревоге в ее глазах, я выгляжу совсем паршиво.

– Нет, я знаю какие ягоды есть нельзя.

Я ещё раз припоминаю что именно я брал в рот. Дед научил меня отличать ядовитые ягоды от съедобных. Отравление продуктами леса исключено. Остаётся только еда или…вода. Сознание начинает путаться. Я кидаю взгляд в сторону Дилана. Он усиленно делает вид, что ничего не замечает. Даже Тод, ушедший далеко вперёд, теперь направляется к нам. Алекс поднимает мой рюкзак и стоит, сморщив лицо. Он явно не знает, что делать в такой ситуации.

– Что с ним? – кидает Тод.

– Отравился, – растерянно произносит Раварта, – только не пойму чем.

Она ловит мой взгляд, направленный на бутылку воды, валяющуюся рядом с моей рукой.

– Ах, ты скотина! – я слышу её вопль. Она сбрасывает рюкзак со своих плечей и антилопой в два счёта преодолевает расстояние от меня до Дилалана.

Он едва успевает стащить с себя рюкзак, когда получает короткий, прямой удар в челюсть от Раварты. Сбросив свою поклажу, Тод бежит к ним. Он подбегает, но уже поздно. Дилан в отключке.

– Нужно возвращаться назад, – слышу я сквозь помехи шума в ушах.

Перед глазами всё начинает плыть, а поле зрения сужается. Теперь я словно высвечиваю пространство перед собой, как прожектором. Алекс и Абиг помогают мне подняться. Мы разворачиваемся. Проходим несколько сотен метров. Точнее они почти тащат меня над землёй. Треск. Повсюду треск. И хлопки, будто лопаются бумажные пакеты.

– Линейка! Берегись справа! – кричит Раварта откуда-то сзади. Делая над собой усилие, я пытаюсь напрячь обмякшую шею, но мне едва удается повернуть голову чуть в сторону. Что-то сильно бьёт по ноге, но из-за яда все ощущения притупляются. Абиг и Алекс подпрыгивают. Я падаю носом в кусты. Листья забиваются мне в ноздри. Слышны выстрелы, будто издалека.

Чья-то крепкая рука подхватывает меня и, прежде чем окончательно потерять сознание, я вижу сквозь узкие щели как Раварта почти зависает в воздухе крутясь, как каракатица, над волной плотного ряда металлических шаров. Это, без всякого сомнения, ловушка с линейным оружием.

Я просыпаюсь в той же комнате, что и сегодня с утра. Раварта тут же подбегает ко мне и прикладыает руку ко лбу.

– Жар спал, – произносит она, поджимая зубы.

– Что случилось? – я чувствую, что в моём горле застоялось что-то тягучее и гнилое.

– Мы попали в засаду экологической полиции, но сумели вырваться…правда…– он замолкает.

– Что правда? – спрашиваю я, пытаясь приподняться, но едва отрываю голову от подушки.

– Правда, с потерями…Марвин погиб и ещё двое наших.

– Как? – спрашиваю я, но тут же сам понимаю бессмысленность вопроса.

– Марвину прострелили ногу, а потом попали в грудь…это всё, что я видела.

Я вспоминаю глаза доброго паренька, за которого я совсем недавно заступился. Такие люди не заслуживают подобной смерти. В голове всплывает подслушанные с утра слова Митчела о том, что потери будут в любом случае. Вот и они – первые потери. Сколькими ещё они готовы пожертвовать?

– Мы попали в засаду, – внезапно, будто озарённый чем-то, говорю я.

– Да, вероятно. Ещё…, – её голос дрожит. – Ещё я не ожидала от Дилана такого. Он недавно сознался в том, что подлил тебе яду в бутыль. Неужели он настолько злопамятный? Он правда убит горем… из-за смерти Марвина. Но мы не знаем, что теперь с ним делать. Тод предложил его изгнать.

– И? – сглатывая гадостный привкус во рту, спрашиваю я.

– Мы решили, что ты как человек, который чуть ли не погиб из-за него, сам решишь его судьбу.

– Вот как!

Меньше всего на свете мне хочется решать судьбу подонка Дилана. Если я его изгоню, не обозлиться ли он на всех? А ещё он может начать мстить и тогда в озлобленном отчаянии направится в экологическую полицию.

– Да… Нам нужно идти, Трэй. Мы должны успеть на последний поезд. Он через час. Ты сможешь сам идти?

– Думаю, да, – я медленно спускаю ноги с кровати, так, что ребро матраса упирается мне под колени. Голову словно набили ржавыми шариками от подшипников. За окном чёрный квадрат Малевича. Я видел эту картину в музее искусства прошлых веков. Правда я не понимаю ее смысла, но когда-то он точно был – и сейчас эта картина как нельзя лучше описывает и черноту вечера, и моё состояние.

Я медленно спускаюсь по лестнице со второго этажа, Раварта по-сестрински подставила мне плечо, за которое я цепляюсь левой рукой, болтающейся, словно полубезжизненный канат.

Снаружи нас ждут Алекс, Абиг, Снор и Шелена. Остальные уже выдвинулись к платформе. Мы прощаемся с Нори и Митчелом и спешим к лесной тропе. Я стискиваю зубы – кажется, что, так ржавые шарики потише перекатываются в голове, и она перестаёт гудеть. Сегодня вечерние красоты выглядят для меня несколько иначе, чем в романтичном вчера с Равартой.

Шорохи листьев давят на барабанные перепонки, но я отвлекаю себя от этого ощущения мыслями об острове, упомянутом Митчелом и об операции “Ретенция”. Мне даже плевать на Дилана и его подлый поступок. При мысли о нём в голове собирается образ Марвина с добрыми, честными глазами. Моя печень скоро выведет яд, выпитый мною, и я выздоровею, а Марвина вернуть не сможем уже. Из глаз капают слёзы, и я рад, что мои сопли скрыты под пологом накрывающей лес ночи. До завершения работы кассы остаётся десять минут, но Дана любезно купила нам все билеты.

– Чего, досталось тебе? – спрашивает она, пренебрежительно растягивая слова и всовывая билет мне в свободную руку.

Раварта кидает сердитый взгляд на Дну, но та словно не замечает его. Интересно, Дана вообще иногда бывает счастлива? Я её ни разу не видел улыбающейся. Она либо собранная и агрессивная, как пантера, либо презирает всё и всех. Любила ли она кого-нибудь в своей жизни? Всегда ли у нее был такой характер, или она стала такой после пережитого горя?

–Спасибо, – я едва выдавливаю из себя одно слово, и ощущаю как шарики перекатились в моей голове, заставив виски пульсировать. Это давление на фоне температуры. Порой совсем не хочется знать, что происходит внутри тебя, но от собственных знаний не убежишь. Видимо неспроста меня в школе считали занудой. Зануда – он и когда вырастает остаётся занудой.

В поезде я сижу, опираясь головой на плечо Раварты. Вчера она так сидела у меня, сегодня – я. Кроме нас, пассажиров почти нет. Все, кто хотел, уже уехали в город. Сегодня мы помещаемся в одном вагоне. Чёрные волосы Даны, сидящей напротив меня, блестят, как речка под луной в тусклом дежурном освещении вагона. Раварта рассказывает мне, как они убегали от полицейских, как Тод схватил меня под мышку и прыгал над снарядами линейного оружия.

Потом я узнаю, как она снова избивала Дилана, и в конце концов он заплакал и сознался, что подлил мне яду. С его слов, он хотел только вызвать тошноту и понос, но видимо перестарался. На границе с одиннадцатым периметром я засыпаю и пропускаю момент, когда в вагон входят проверяющие. Если бы я был здоров, то нервничал бы после сегодняшней облавы в лесу, но сейчас моя голова проваливается в сон. Раварта будит меня уже на вокзале. Мы прошли проверку и спокойно добрались до центра города.