Ретенция

Проходя под высоким белоснежным куполом вокзала, мы с Равартой спешим на третий путь, откуда поезда уходят в юго-восточном направлении. Узкие вытянутые стрельчатые окна вокзала в стиле техномодерна разбивают потоки насыщенного утреннего солнца на несколько световых столбов. Я запрокидываю голову и вижу изнутри белый купол, покрытый узором, похожим на тысячи мелких трещин старинной фрески, нанесённых на молочную полупрозрачную поверхность. Оттенок молочного цвета поверхности похож на мякоть фрукта со смешным названием… какой-то коко… или косок… или что-то в этом духе.

Поток моих мыслей быстро перекручивается в тугую проволоку, когда я осознаю, что впервые иду по вокзалу с кем-то, кроме сестры и мамы. На мне походные светлые кроссовки. Мои темно-коричневые брюки и клетчатая рубашка диссонируют с её, Раварты, светлым платьем и туфлями.

До отправления поезда ещё чуть больше двадцати минут. На перроне толпятся люди, многие с походными рюкзаками и рабочими сумками. Восстановители рассредоточены по платформе, чтобы не привлекать к себе внимания. Поезд подают обычно за десять минут до отправления.

Мы приближаемся к началу платформы, и моя рука тянется к руке Раварты. Наши пальцы переплетаются. Я отпускаю руку, стаскиваю с себя рюкзак и встаю вплотную к Раварте, чтобы можно было коснуться её губ. Звучит мелодия коммуникатора, но я не хочу об этом думать. Мои губы стали единым целым с губами Раварты. Коммуникатор на какое-то время прекращает сигналить, но тут же вновь разрывается громким мелодичным разливом. Я чуть отстраняюсь от Раварты и достаю его из заднего кармана походных брюк – на экране высвечивается имя Кристини.

Носок туфли Раварты бьёт в носок моего кроссовка. Я отрываю взгляд от экрана и, следя за взглядом Раварты, поворачиваю голову направо. Прямо перед нами, в нескольких метрах, стоит… Кристини. Вся в розовом, со шляпкой на голове и небольшим ярким пакетом в руках. Моё сердце пропускает удары, один за другим. Дыхание пропадает. Лицо Кристини перекошено эмоциями, которые я меньше всего сейчас хочу видеть. Зачем она пришла сюда? Она направляется к нам.

– Хотела тебя поздравить, но вижу, уже есть кому, – она плюётся мокрыми волосами в сторону и швыряет мне в руки пакет. Он падает на каучук платформы. Я продолжаю стоять на месте. Раварта отворачивается в сторону. Её густые волосы развеваются по ветру.

– Кристини… – я хочу что-то сказать, но сам не знаю что. Спектакль окончен. Я выдал себя с потрохами.

– Теперь я поняла, почему мы так мало виделись, Трэй. Мог бы сразу всё сказать. А я ведь хотела обвенчаться с тобой…

Пожалуйста, только не говори этого. В сердце что-то неприятно колет. Нужно что-то ответить, но я не в состоянии.

Она пытается заглянуть мне в глаза, но я отвожу взгляд.

– Да, я хотел…

– Мерзавец, – ладонь Кристини шлёпает о мою левую щёку.

– Давайте тут без рукоприкладства! Хорошо? Выяснили и довольно! – резко выпаливает Раварта, и её брови грозно сходятся на переносице.

– Вы друг друга стоите! – Кристини разворачивается и нервно семенит в сторону купола вокзала.

– Ну и что мне теперь делать? – спрашивая я, потирая левую щёку. – Я чувствую себя неблагодарной лживой скотиной. Зачем она вообще сегодня пришла? У меня день рождения завтра! Видимо, это оттого, что я так не встретился с ней ни разу за неделю…

– Нет, ты не должен себя винить. Ты делал это ради более важной цели.

– Возможно, – говорю я, поднимая с каучукового покрытия платформы рюкзак.

– Ты ведь не любишь её, верно? – осторожно спрашивает Раварта, глядя на меня сбоку из-под пряди свалившихся ей на лицо волос.

– Нет. И не любил.

Она ничего не отвечает, но мне кажется, будто на её лице проскальзывает лёгкая улыбка победительницы, которая тут же исчезает.

Мы идём вперёд, навстречу подъезжающему поезду. Я не хочу думать о произошедшем, в этом одновременно есть и моя вина, и вина Раварты. Я только что закончил отношения с Кристини и с уверенностью сообщил, что никогда её не любил. А любим ли мы друг друга с Равартой? Мы ведь ни разу не произносили этих заветных слов.

Чтобы отвлечься, я разглядываю лица в толпе и нахожу сперва Арго и Дану, а потом и идущих рука об руку Левию и Хенрика, которые так и норовят убежать вперёд. Я беру Раварту за руку, ничего не стесняясь, и следую за Арго, его голова, покрытая светло-коричневыми кудрявыми волосами, хорошо заметна в толпе.

Мы усаживаемся на втором ряду от входа. Дана и Арго идут к другому концу вагона. Хенрик и Левия остаются в тамбуре между вагонами. Видимо, там им будет спокойнее миловаться. Поезд трогается, звучит объявление о ближайших остановках, и мы покидаем третий периметр.

Сегодня в поезде много людей, некоторым даже приходится стоять. Солнце пробивается сквозь запачканные дорожной пылью стёкла. За окнами мелькает стекло и металл современного центра Мингалоса, города, нещадно сжирающего большую часть ресурсов целой страны. Интересно, города всегда так в себя всё тянули или такая ситуация возникла только после глобальных катастроф? В учебниках по истории вообще мало что написано про историю нашей страны. Я знаю, что она раньше называлась по-другому, но обсуждать это ни в школе, ни в колледже, ни где бы то ни было ещё запрещено.

Мы проходим досмотр быстро, меня даже не просят открыть рюкзак. Раварта мило улыбается, так она похожа на дурочку. Один из буйволов смущённо отводит глаза, заливаясь краской. Видимо, используя своё обаяние, Раварта и протащила банку с брусничным вареньем в центр города. Я с сожалением вспоминаю, что она так и стоит у меня на кухне. Я не рискнул сегодня везти ее Никсе. Мой план и без того слишком сильно вышел из-под контроля, чтобы ещё и подставить всех членов «Плодородия» ради банки с вареньем.

Не успеваем мы отъехать от стены одиннадцатого периметра, как солнце сменяют серые тучи, однообразные, сражающие своей тоской.

– Как тебя полностью зовут? – спрашиваю я Раварту, когда мне надоедает всматриваться в однообразные пейзажи, сплошь состоящие из покосившихся под хмурым небом темнеющих от влаги зданий.

– Раварта Саундерс, – произносит она с неохотой, глядя перед собой.

– Эм… мы просто уже давно вместе, а я про тебя совсем ничего не знаю, – словно оправдываясь, говорю я.

– Давай, спрашивай. Я не против, – она переводит взгляд на меня. Её голова дёргается, когда поезда тормозит перед платформой.

– А почему тебя так назвали?

– В смысле, Равартой? – она недоумевающе улыбается. – Не знаю, вроде какое-то древнее имя, пришло от одного из островных народов. Отец как-то вскользь упоминал об этом. Говорят, они сразу затонули, когда вода только начала пониматься. А я вот теперь живу в память о них.

Она улыбается. И я тоже растягиваю губы в улыбке, не в силах сдержаться. Странно, почти невозможно сдержаться, когда человек нам улыбается. Вот она, сила нервных клеток, зеркалящих других людей.

– Я всё хотел спросить, что это за цветочный аромат твоих духов?

Она улыбается. Поезд полностью останавливается, и большая часть людей выходит.

– Там целый букет. Магнолия, ландыш, пион, фрезия.

– Фрезия… красиво звучит, – подхватываю я.

– Да, и раскрывается очень нежно. У Нори откуда-то целый ящик с этими духами Она говорит, что всё натуральное, по старинным рецептам. Она мне подарила несколько флаконов на день рождения год назад.

Я прижимаюсь носом к её шее, чтобы втянуть в себя как можно больше молекул аромата с поверхности кожи Раварты. Щека всё ещё немного горит после пощёчины Кристини, но я приказываю себе больше об этом не думать. Неужели я был так наивен и полагал, что ложь закончится чем-то хорошим? Я лишь оттягивал неизбежное окончание отношений.

Когда поезд тормозит, и мы с Равартой идём к дверям, мой внутренний голос говорит мне: «Я разрываю отношения с Кристини. Я не понимаю, почему это так легко. Я просто это делаю. Больше мы не видимся. Меня не грызёт совесть. У меня есть Раварта, настоящая и естественная».