Ночное Солнце

Алексей Олейников

Ночное Солнце

Дверь у Фанеры была монументальная. Монстр, а не дверь. Если б такие двери во Вторую Мировую были, хрен бы немцы дальше Бреста прорвались.

Потыркались, потыркались и отвалили б от греха подальше. Какой-нибудь туманный Альбион завоевывать. Через Ла-Манш легче перепрыгнуть, чем такую дверь сломать.

Впрочем, это не персональная фанерная дверь, а общеподьездная, с встроенным домофоном.

Но все равно, железяка крутая.

Здоровенный, три на два метра, щит листовой стали, коему место скорее на палубе броненосца Князь Потемкин - Таврический , нежели у мирного московского подъезда, что в доме 48 по улице академика Кирюхина.

А в щит вделана дверца, тоже немаленькая. И панелька с цельнометаллическими кнопочками.

Домофон - это звучит гордо. Почти как домовой.

Мой домофон меня бережет. Н-да.

И все это буйство металлургии (Кто сказал, что наша тяжелая промышленность в упадке? Плюньте тому в глаза. Вот он, яркий пример) выкрашено матово-черной краской. Для пущего эффекту, надо полагать.

И поверх всего - последний, добивающий штрих.

Дрожащей, видимо, от избытка чувств, рукой с мелом начертано кривыми английскими рунами:

Продиджи Символично, ничего не скажешь. Впечатляет.

Оставь одежду, всяк сюда входящий Подхожу ближе, не глядя, тыркаю в вандалоустойчивую кованую кнопу с надписью сброс . Затем набираю номер Фанерной квартиры 117 и долго-долго жму побелевшим от натуги и неимоверной ответственности большим пальцем кнопку вызов . Попутно гнусно ухмыляясь, потому как вспомнил, какая именно статья старого УК имела номер Володькиной квартиры.

Володька-это Фанера.

Но по имени его зовут, по-моему, только дома и на работе.

А все знакомые и полузнакомые.

Фанера .

Отчего и когда к нему приклеилось это несуразное прозвище, никто, включая самого Фанеру, не знал.

Но оно ему шло, и сам Фанера кликухой гордился.

Потому как ярко и образно. И с оттенком уважения:

Вон, Фанера пошел Хороший человек. И мой друг.

Только не в данный отрезок вечности!

Палец неумолимо затекал, впереди маячила радужная перспектива омертвения тканей, гангренозное воспаление и неизбежная ампутация, по крайней мере, верхней фаланги, домофон исходил пронзительным визгом мелкого беса, коему экзорцизмом прищемили хвост, а мой заклятый друже отнюдь не торопился к надрывающемуся аппарату.

Наконец в динамике что-то хряпнуло и сонный голос недовольно осведомился.

- Хто там?

- Сто грамм, блин. Заказывали? Лютчая водка-это Смирнофф! Открывай.

Я был не в духе. А в теле. И тело ныло, особливо в районе большого пальца правой руки.

- Сартр, ты что ли? - недоуменно булькнул ребристый динамик.

- Ага, я, я. Только чегой-то нихт ферштеен. - оторопело отозвался я.

Обычно меня узнают сразу, тем более Фанера.

Оттого я такой небогатый, но счастливый.

- Сарт ибн Камю. Ты что, ДСП, совсем со спиннинга слетел? Лутчих друзей не узнаешь? Это ж я, толстый, небритый хмырь в очках - твой самый страшный кошмар.

- Неаа - протянул в ответ динамик. - Мой самый страшный кошмар-это проснуться утром без..

Остаток фразы утонул в шумах неестественного происхождения.

(Считать хрипы простуженного домофона естественной причиной я отказываюсь категорически)

- Короче, заходи.

Фанерный голос сменился противным верещанием.

Давно будучи в курсе и не только доллара, я быстро сцапал ручку двери и с натугой рванул на себя.

Дверь меедленно, очень мееедленно стала открываться.

Словно раздумывая, а стоит ли оно того вааабщее или каак..

Из расширяющейся щели повеяло темнотой, ужасом и застарелым, еще не выветрившимся за недолгое домофонное бытие, сортирным запахом.

Подождав, покуда проем достигнет относительно приемлемой величины, торопливо протискиваю свое, прямо скажем, немаленькое тельце.

Не доверяю я этой отрыжке сейфостроения.

А может, это во мне бушует комплекс, заработанный при ежедневном преодолении метровых барьеров.

(От слова метро)

Как бы то ни было, с боем прорываюсь в подъезд и, горделиво расправив плечи, продолжаю дальнейший штурм Фанерной крепости.

Вах, пачему мой фамилий не Кантария?

Позади лениво захлопывается беззубая металлическая челюсть.

Ну вот, пришли, разбудили, паамыли..

Лифт, к моему удивлению, оказавшийся на своем рабочем месте (в смысле на первом этаже) тотчас возносит меня на пятые небеса.

Где я и имею честь лицезреть небожителя.

Почти в полном неглиже.

Неглаженном, то есть.

Худющее такое, долговязое божество в бывшей белой майке и старых трениках невнятно-лилового цвета.

Божество, снизошедшее навстречу простому смертному прямо на лестничную клетку, чешет живот под смятой майкой и хмуро глядит на дерзнувшего.

Раздумывая, видимо, сразу ли молнией приголубить или поизгаляться сначала.

Кожу там содрать, змеей обернуть, в быка обратить.

..Затянувшуюся паузу первым нарушает Фанера.

Решив, что фаза предварительного обнюхивания состоялась успешно, он прекращает начес пупка и хлопает по заранее подставленной ладони.

Сильно, надо сказать, хлопает.

- Ну здравствуй, чудо. Принес?

- А як же! Усе прынэс, шо ты, хлопче, заказывав..Токо на шо оно тэбэ трэба?

Фанера, не отвечая, скрывается в туманной глубине квартиры, сделав неопределенный жест рукой.

Расценив его, как приглашающий, следую за ним, попутно запирая двери и размышляя о причинах сегодняшнего Фанерного негостеприимства.

Заболел наш Фанерка, что ли? Жук-древоточец заел, сырость замучила.

- Ты че такой смурной?

- Не выспался - буркнул он, поглядывая на пакет в моих руках.

Это надо, видимо, понимать, как намек. Но мы тугодумы, намеков и экивоков не разумеем. Только открытый текст, да и то, через раз.

- Ну, так кофейку сваргань. И мне заодно - охлаждаю я его пыл.

Фанера молча уходит на кухню. Нет, все же с ним сегодня что-то определенно не то.

Разувшись и сняв куртку, я с опаской зашел в ближайшую комнату.

С опаской, потому как у Фанеры в квартире безраздельно властвует древний, первобытный хаос, оставшийся еще с тех времен, когда Дух Божий реял над волнами, чего-то там сепарируя.