Страница 7 из 11
Но горячий душ и предусмотрительно припасённая бутылочка освежающего сидра делают эту мелкую неприятность практически ничтожной. Идеальное завершение идеального дня. Ты публикуешь пару классных фотографий, сделанных штатным фотографом галереи, пишешь у себя в Фейсбуке статус: «Угадайте, кто завтра снова будет просвещать этот классный город?», и в отличном настроении ложишься спать.
Следующий день начинается с острой, раздирающей горло боли, от которой ты просыпаешься практически на рассвете. Очень некстати, но жить можно. Одеваешься теплее, идёшь в город и в ближайшем открытом магазине берёшь себе средство от простуды и обезболивающее. И только на кассе ты понимаешь, что не можешь говорить. Всё, что вырывается из твоего рта – это резкие хрипящие звуки, отдалённо напоминающие слова. Благо кассир всё понимает и советует ещё взять спрей для горла.
Но теперь ты в панике. Если боль, хоть и сильная, была лишь незначительным неудобством, то практически полное отсутствие голоса перед сегодняшней лекцией (которую надо читать голосом!) – близко к катастрофе. В голове проносится куча разных мыслей: от просьбы перенести до поиска замены – кого-то, кто сможет быстро вникнуть в тему и грамотно всё донести. Первый вариант кажется логичнее, но встаёт резонный вопрос: а если до завтра не пройдёт? А если не пройдёт через неделю? А там уже и виза закончится. Надо было срочно что-то делать.
Объяснив Йонасу ситуацию в сообщениях, через полчаса слышишь звонок. По твоему голосу Йонас все понимает и обещает скоро приехать к тебе в отель, успокаивая, что «всё разрулит». Хорошо, конечно, но ощущение паники сохраняется.
Йонас приезжает, сочувственно качает головой и говорит, что, безусловно, надо всё переносить или отменять.
– Чувак, да тебе к врачу надо. Давай я попробую перенести на послезавтра, а сегодня к врачу тебя отправим. И день в запасе. Мало ли что.
Ответить ты, конечно, не можешь. Поэтому жестами, а потом текстом в телефоне объясняешь, что на здешнего врача у тебя просто может не хватить денег, а страховку ты не оформлял – зачем она тебе на такой короткий срок?
– Ладно, что-нибудь придумаем сейчас, – Йонас снова качает головой, на этот раз с укором.
А потом звонит куда-то и долго болтает по-шведски. Всё это время ты сидишь на кровати, поникший, судорожно перебираешь в голове варианты развития событий. То ли интуиция, то ли банальная логика подсказывают тебе, что так легко всё не закончится: ну кому охота возиться с больным горлом какого-то вшивого иностранного лектора-любителя? Пока твоя главная мысль звучит так: «Всё пропало, всему конец».
Но тут возвращается Йонас с широченной улыбкой на лице и весело говорит:
– Ну всё, я порешал. Собирайся, к доктору едем. Музей оплатит приём.
– С-п-а-с-и-б-о, – в ответ выдавливаешь из себя хрипом, похожим на скрежет.
Вы берёте такси и едете в какую-то клинику за тридевять земель. «У галереи с ней страховой контракт», – объясняет Йонас. Через полчаса вы на месте.
Вначале обследование проходит буднично. Врач осматривает, делает какие-то пометки, Йонас переводит. Потом ты замечаешь, что врач разговаривает с Йонасом чересчур долго, что-то показывает ему, а тот кивает и отвечает с очень серьёзным, даже хмурым выражением лица. Вдруг он встает, берёт тебя под руку, выводит в коридор, сажает на диван и, бросив тебе: «Посиди тут», куда-то надолго уходит. Ты ничего не понимаешь, но покорно сидишь.
Через какое-то время Йонас возвращается, заговорщически тебе подмигивает и, открыв дверь и что-то сказав доктору, подсаживается к тебе.
– В общем, дело такое, – начинает он, – врач говорит, у тебя не обычная простуда и даже не ангина, а что-то посерьёзнее. Нужно какое-то там обследование, пробы и прочая фигня – я не вникал. По-моему, речь идёт, чтобы тебя положить на пару дней к ним в больницу.
– Н-о-о, – пытаешься мычать ты в недоумении, но он прерывает тебя и говорит:
– Молчи лучше, тебе нельзя сейчас горло напрягать. Ты мне сообщения пиши, если что. Но сейчас не об этом. Я только что звонил руководству, они вошли в положение и готовы оплатить тебе лечение. Не смотри на меня так, я сам в шоке.
Теперь ты не только буквально, но и фигурально теряешь дар речи. И главное, сложно сказать, что изумило и шокировало тебя больше: необходимость срочно ложиться в больницу или же то, как охотно тебе согласились помочь. Нет, ты никогда не страдал комплексом неполноценности, но тут реально тот случай, когда проще и прагматичнее было бы просто посадить тебя в такси и отвезти в уже оплаченный самолёт домой, где ты мог бы проходить любые обследования, какие захочешь, и лежать в больницах столько, сколько захочешь. Разве не так?
И конечно, как любой порядочный человек, ты начинаешь ждать подвоха. В такси, на пути за вещами и документами, ты не находишь себе места, обдумываешь всё, а потом, в конце концов, не выдерживаешь и прямо задаёшь Йонасу это вопрос: «В чём подвох?» (спрашиваешь, конечно, в мессенджере). Йонас ухмыляется, убирает телефон и говорит:
– Чувак, успокойся. Никакого подвоха нет. Просто прими это как данность. Можешь считать это такой инвестицией в перспективного лектора. Влюбились мы в тебя! А своих мы не бросаем.
Он смеётся, хлопает тебя по плечу и, всё ещё видя тень недоверия на твоём лице, добавляет:
– Мы, шведы, просто заставили весь мир, даже самих себя, считать, что мы правильные, хладнокровные и всегда ходим по струнке. Это чтобы потом все в шоке были, когда мы что-то такое отчебучиваем.
Он подмигнул и тихо засмеялся. Ты вроде бы немного успокоился. Друзьям и в соцсетях решаешь про это пока не рассказывать: пусть думают, что у тебя всё получилось. Да и чего паниковать раньше времени?
Увы, но ни это неожиданное шведское гостеприимство, ни затянувшееся на целый месяц обследование в больнице с кучей разных анализов и попытками вылечить не спасают тебя от неутешительного прогноза: поражены голосовые связки, название у болезни слишком мудрёное, чтобы даже пытаться его перевести на русский, а внятно говорить ты теперь сможешь очень нескоро. Если будешь проходить курсы лечения, делать постоянные уколы в связки и заниматься с фонологом, то в лучшем случае через полгода будешь говорить более-менее членораздельным хрипом, а если когда-нибудь и сможешь восстановить полный голос, то это будет скорее чудо.
И вот тут-то и начинается для тебя настоящая трагедия. Вся твоя жизнь так или иначе связана с речью, всё крутится вокруг неё. Ты участвуешь в дискуссионных клубах, семинарах и даже поэтических кружках, где декламируешь свои остро-ироничные (как называешь их сам) четверостишья. А ещё ты иногда работаешь гидом в музее современного искусства и записываешь свой небольшой подкаст. А что делать теперь? Писать? Нет, это точно не для тебя: когда рассказываешь что-то устно, на бумагу достаточно выписать лишь план и основные тезисы, а потом есть место для полёта фантазии и возможность вспоминать интересные детали на ходу. Про лекции, семинары, воркшопы и дискуссии, а также вообще про участие в чём-либо интересном теперь точно можно забыть. А что с друзьями делать? Шептать на ухо? Как дурак, каждый раз, собираясь компанией, писать в чат, когда все разговаривают? Просто слушать и кивать? Идиотизм же.
Сидя в гостиничном номере и думая об этом, ты тихонько закрываешь голову руками и всеми силами пытаешься не зареветь – громко, отчаянно, как в детстве, – но чувствуешь, как слёзы предательски щекочут щёки. А в голове лишь одно: «Ну всё, приплыли».
И ты начинаешь проклинать всё вокруг. Ты проклинаешь себя, за то, что слишком много о себе возомнил. Проклинаешь город, за то, что он сделал это с тобой. Но и этого тебе недостаточно: ты настолько погружаешься в состояние ненависти ко всему вокруг, что начинаешь проклинать прохожих на улице за то, что с ними этого не происходит, портье на ресепшене за сочувственные взгляды, Йонаса за сердобольность и ненужную инициативу и даже руководство галереи за их чрезмерную опеку. Серьёзно, почему они вообще затеяли все эти обследования? Почему просто не спровадили на ближайшем же рейсе обратно в Москву? Так было бы гораздо проще всем. Лучше сожалеть о чём-то эфемерном и нереальном, чем о том, что было практически в руках. Что это за люди, что за город такой: сначала дают тебе взлететь, а потом так вероломно кидают в пропасть? Конечно, через полчаса такой истерики ты успокаиваешься и всё-таки понимаешь, что ничьей вины в этом нет.