Страница 4 из 31
Метрах в двадцати от пирса протарахтел дизелем старый буксир. Поднятая им волна плавно приподняла яхту. Божедомов покачнулся и схватился за релинг4.
– Послушайте, Андрей Георгиевич, пригласили бы в каюту, что ли. Чего здесь мокнуть? Да и любопытно, как там у вас все устроено.
– Проходите.
Они спустились под палубу. Божедомов огляделся:
– Тесновато.
В каюте и впрямь было не повернуться: тюки, ящики… Андрей снял с бокового диванчика несколько коробок, положил их на штурманский стол.
– Я о будущем говорил, – напомнил Божедомов, усаживаясь. – А говорил я это к тому, что не очень-то мы о нем заботимся. Иногда сделаем что-нибудь по зову сердца, из потребности души, а потом удивляемся, отчего все наши планы рушатся и вообще все наперекосяк. Согласны?
Андрей не ответил.
– Вижу, что согласны. Да и как не согласиться? Вот пример. Вы, конечно, знаете о недавнем взрыве.
– Каком взрыве? У нас много взрывают.
– Не прикидывайтесь. Я говорю о Кудре.
– Каком Кудре? Что за Кудря?
Божедомов едва заметно повел плечом:
– Значит, такую линию выбираете.
– Не говорите загадками, Алексей Петрович. Кто такой Кудря? И что за взрыв?
– Два дня назад в Комарово взорвали катер известного криминального авторитета Николая Евгеньевича Кудреватых по кличке Кудря.
– Так бы и говорили. Конечно, слышал. По радио. И по телевизору показывали.
– Что можете об этом сказать?
– Ничего не могу.
– Можете, Горбунов. Можете, но не хотите.
– Я вас не понимаю.
– Все понимаете! Потому что имеете к этому взрыву непосредственное отношение.
– Я? Докажите.
– Запросто. Вот маленький штришок: спортсмен, долгие месяцы метавшийся в поисках денег, которые ему нужны для участия в неких престижных и финансовоемких соревнованиях, вдруг становится человеком настолько состоятельным, что переводит весьма значительную сумму в Фонд помощи воинам-инвалидам. Подозрительно. Будит воображение. Заставляет задуматься. Как так: был беден и вдруг богат. С какой такой стати? Непорядок.
– Вы за мной следили?
– Что вы, Андрей Георгиевич, мы не испытываем недостатка в источниках информации. А пускать за вами «топтунов» и накладно, и нерационально.
– Ну, допустим, перевел. Что это доказывает?
– Опять вы о доказательствах! Ничего я доказывать не собираюсь. И вообще, я не затем пришел, заметьте, один пришел, без ОМОНа и группы захвата, чтобы убедить вас явиться с повинной. Мне это не нужно.
– А кому-нибудь? Это вообще кому-нибудь нужно?
– В принципе, это нужно закону, но, думаю, в данном случае закон перетопчется. Мне известно, что побудило вас решиться на такой шаг. Вы потеряли друга. Разумеется, я против самосуда. Суд Линча – это, знаете ли, не наш метод. С другой стороны, времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Сейчас многие полагают, что без наследия мистера Линча нам не обойтись. Лично я придерживаюсь иной точки зрения, однако игнорировать мнение общественности было бы тактической ошибкой. Поэтому я здесь, хотя взрывом в Комарове и не занимаюсь. Он в ведении других людей, причем, должен заметить, достаточно компетентных. Уверяю вас, не сегодня, так завтра они разберутся что к чему, и тогда вам придется долго и обстоятельно объясняться с представителями органов правопорядка. Короче, готовьте алиби. Или…
– У меня есть выбор?
– Выбор есть всегда. Помнится, когда-то я дал добрый совет одному романтически настроенному юноше – идти и не оглядываться. Не пожалею совета и сейчас: уходите в море! Чем быстрее вы окажетесь в нейтральных водах, а там и в какой-нибудь западной стране, тем лучше. В этом деле без признательных показаний не обойтись, а без них у следствия не будет достаточных оснований потребовать вашего ареста и экстрадиции. Главное – избежать допроса по «горячим следам». И у вас есть такая возможность.
– Не совсем. Дата отплытия согласована с пограничниками, таможенниками…
– Отправляйтесь немедленно и получите новые бумаги.
– Это не так просто. Вы же знаете нашу бюрократию.
– Заверяю вас, Андрей, что вы будете приятно удивлены готовностью чиновников оказать вам самую оперативную помощь.
– Вы и об этом позаботились. – Андрей пристально посмотрел на собеседника. – Алексей Петрович, зачем вы это делаете?
– Во-первых, из человеколюбия, из гуманистических, так сказать, соображений. Во-вторых, в заботе о будущем. Я же говорил вам, что, в отличие от прошлого, в наших силах задать ему нужный вектор.
– Значит, я вам для чего-то нужен. Когда вернусь, все уже быльем порастет. А если не забудется, можно и не возвращаться. Я и за рубежом пригожусь. Так? Или не так?
Божедомов рассмеялся:
– Эка накрутили! Прямо роман с продолжением. Конфетка в обертке. Эх, Андрей Георгиевич, сами подумайте, какие у вас могут быть передо мной обязательства? Что я от вас могу потребовать? Каких услуг? Я что, заставляю вас расписку писать? Вербую? Да если на то пошло, это вы меня всегда к стенке прижать сможете – за разглашение служебной тайны и содействие в бегстве подозреваемого. Не тем вы голову забиваете! Проблемы надо решать по мере их поступления. Сейчас самое важное для вас – уцелеть. Вот о чем стоит подумать. А впрочем, уговаривать я вас не собираюсь. – Божедомов поднялся: – Да-а, тесновато тут у вас. Почти как в камере. Хотя в камере по любому хуже. Ладно, пошел я. А вы думайте, Горбунов, думайте.
На палубе, у трапа, он протянул руку, и Андрей пожал ее.
– Счастливого плавания.
– Спасибо.
– Да, кстати, хочу вас просветить вот на какой счет. При взрыве погибли несколько человек и среди них одна примечательная личность. Киллер! Причем из лучших. Талант! Его бы умение да в нужное русло… Таких, как он, мы ассенизаторами называем, потому что они своих же отстреливают – втихую, естественно, чтобы все шито-крыто, чтобы передел не начался с разборками. Но это я все так, к слову. Интереснее другое. Кудря-то уцелел. Отбросило его взрывной волной, покалечило, но жить будет.
– Не может быть! – Андрей спохватился, попытался исправить положение: – В газетах писали, что погибли все.
Божедомов взглянул укоризненно:
– Что им было велено, то они и напечатали.
– Всех подмяли, да?
– И телевидение тоже. По-другому не получается, мы пробовали. А вообще, приходится констатировать очевидное: негодяям иногда фантастически везет. Поэтому я от души советую вам поторопиться. Николай Евгеньевич Кудреватых умеет думать, считать и высчитывать. Не хуже оперов из розыска, которые, между нами, представляют для вас, Андрей Георгиевич, куда меньшую опасность. Они ведь по службе стараются, а у Кудри личный интерес. Так что думайте, как решите, так и будет. До свидания.
Божедомов говорил о свободе выбора, но свободы в принятии решения у Андрея, похоже, не было. Все было решено за него, и ему не оставалось ничего, как подчиниться – обстоятельствам и Божедомову.
Как тот обещал, так и случилось. Там, где раньше Андрей тратил дни и недели, сейчас обошлось часами. Чиновники шуршали и шустрили, как электровеники, и к вечеру все документы были у него на руках.
Родители устроили скандал, но Андрей сказал, что ожидается шторм, и с выходом в море он торопится исключительно из соображений безопасности. Это примирило с неожиданной новостью маму, но не отца, который поглядывал на сына с подозрением, однако от дальнейших вопросов воздержался. Андрей был ему за это благодарен.
На следующий день, около полудня, он запустил мотор и вышел из гавани. Через час «Северная птица» уже скользила под парусами по тихой глади Финского залива.
* * *
Телевизор вновь заверещал музыкальной заставкой выпуска новостей, и Андрей, вздрогнув, оторвался от разглядывания своей физиономии. Вернувшись в комнату, он убрал в сумку аптечку, покидал туда же кое-какие вещи, затянул шнуровку. Ну что, присядем перед дорожкой?
По телевизору опять демонстрировали кадры с трупами и гвардейцами, тщетно пытающимися навести порядок в далекой центральноамериканской республике. Потом опять пошел репортаж из Плимута. Андрей выключил телевизор.
4
Ограждение из стальных трубок на носу и корме яхт с натянутыми между ними тросами-леерами