Страница 1 из 3
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Принятие решения
Взять ребёнка под опеку я решила перед выходом на пенсию, когда встал вопрос, чем я теперь буду заниматься. Не могу же я идти мыть полы или мести дворы и похоронить накопленные знания, умения, нерастраченную любовь. Да ещё сын, поздненький ребёнок, только-только заканчивает школу. Ему нужен догляд. Внуков – когда ещё дождусь? Синдром бабушки одолевает. Тут ещё начинается государственная кампания по передаче детей-сирот в семьи.
В молодости я хотела усыновить чужого ребёнка. Но со мной приключилась интересная история. Я зачастила в один из Домов Ребёнка с целью выбрать мальчика на усыновление. Однажды ГлавВрач Дома Ребёнка попросила меня подождать в приёмной, а сама, неплотно прикрыв дверь, стала говорить по телефону. Она кричала в телефон: "Что ты? Я не могу отдать ни одного ребёнка. У меня сейчас 70 детей, и, если я хоть одного отдам, учреждение потеряет категорийность, а персонал сразу потеряет в зарплате!" Я не стала дожидаться аудиенции, встала и ушла! Позже я поняла, что весь "спектакль" был разыгран для меня. Жаль только советских детей, которые были заложниками системы.
Итак, я решила взять ребёнка под опеку и пошла в ближайший Детский Дом, чтобы узнать, как мне это сделать. Но тут меня стали "водить за нос": приходите через месяц, приходите в сентябре… Когда я пришла в сентябре, оказалось, что Детский Дом опустел. Я понимаю так, что вначале кампании детей по несколько человек забирали в семьи бывшие работники Детских Домов, потому что иначе они оставались без работы.
Вообще, я и тогда, в молодости, и теперь, убелённая сединами, неправильно начинала поиски ребёнка. Следовало идти во властные органы, в администрацию, теперь это – органы опеки. Какими-то кривыми путями я-таки вышла на органы опеки. Но и тут меня довольно долго "водили за нос", находя разные отговорки, типа: нет финансирования, у нас в городе нет таких детей-сирот для передачи в семьи.
Как – нет? Я еженедельно смотрела телепередачу "Пока все дома", создатели которой вели свои репортажи из разных городов. Я попросила список необходимых документов с тем, чтобы поехать за ребёнком в другой город. И наконец-то мне этот список предоставили. Забегая вперед, – когда я явилась в органы опеки с готовыми документами, оказалось, что в нашем городе даже много детей-сирот. Трудно понять этих чиновников (чиновниц). Теперь ещё думаю. что следовало носить "шоколадки", чтобы дело сдвигалось с "мёртвой точки".
Документы
Список документов для оформления опеки был большой, но преодолимый. Самая "долгая" справка – об отсутствии судимости. Её Информационный Центр МВД готовит в течение месяца. Самая большая справка – медицинская. Для неё приходится объездить все диспансеры города: туберкулёзный, онкологический, наркологический, психиатрический, венерологический и свою поликлинику. Причем, зачастую подпись доктора берёшь в одном здании, а за печатью едешь в другой конец города. Ещё нужны справки о доходах и размере жилплощади, акты обследования жилищных условий от санитарной службы и органов опеки.
И автобиография. В автобиографии я себя сильно расхвалила: интересуюсь педагогикой, психологией, умею шить, вязать, плести макраме, готовлю вкусно, пописываю статейки в газеты, за трудовую деятельность пришлось побывать главным бухгалтером, предпринимателем, прапорщиком в армии, муж – офицер запаса, сын – студент университета… Стесняюсь сказать, что всё это правда.
Меня часто спрашивают: "Разве дают детей пенсионерам?" Отвечаю, что институт опекунства в основном обеспечивают родные бабушки. Правда, если бабушка – инвалид, то она не получит внука в семью. Его отдадут либо другим родственникам, изъявившим желание помочь, либо чужим людям, т.е. тем, у кого в справке о здоровье и в других справках всё в порядке. Я веду здоровый образ жизни, о чём пишу на своём блоге в Интернете «Аква-здоровье».
Незадолго до этих событий я написала письмо психологу газеты “Моя семья”, что собираюсь взять ребенка из детдома, как она на это смотрит? Ответ от неё пришел, когда я уже оформила все документы. Она написала большую статью в газете, рекомендовала в этом возрасте не брать ребёнка, всячески обосновывала. Но я не приняла её позицию, я пошла дальше по своему пути. Нисколько не сожалею об этом, живу с моей девочкой и радуюсь вот уже 12 лет!
А тогда, через месяц с готовыми справками я предстала в органах опеки. Меня посадили писать заявление и открыли передо мной альбом с историями детей-сирот. В заявление я вписывала фамилию очередного ребёнка, и мне зачитывали, чем болен ребенок, где родители, показывали фото ребенка. Все фото мелкие, неясные, размытые. К примеру, я взяла девочку, у которой косит глазик. Если бы это было видно на фотографии, думаю, что наша встреча не состоялась бы. Здесь скажу, что очень люблю свою Мариночку, редко вспоминаю, что она чужая, ни разу не пожалела о своём решении взять ребёнка и о решении взять именно Мариночку. Я привожу факты. Возможно, мой рассказ кому-то поможет.
В этом альбоме все дети были больные. Две девочки были сами здоровы, но рождены матерями, больными СПИДом. И опять на тот момент мне не пришло в голову спросить, а есть ли здоровые дети? Мне не пришло в голову принести чиновнице "шоколадку", чтобы она ко мне отнеслась, как к родной. Формальность была соблюдена: в моём заявлении фигурировало 6 фамилий. Я хотела взять девочку, и во всём альбоме набралось 6 девочек. Мальчиков было в разы больше.
Ребёнок
Мне выписали бумагу, позволяющую поехать и посмотреть выбранного ребёнка. Конечно, я сразу и поехала. В Доме Ребёнка, в кабинете главврача, собрался чуть не весь персонал. Принесли мне 7-месячную Мариночку. Она весила 6 кг. Я заметила, что я сына родила 4,150 кг. Девочка оказалась шустрая: за минуту она сделала полный оборот вокруг своей оси на моих руках. Я озвучила сей факт, на что одна из сотрудниц сказала, что ребёнку нужна семья, нужна индивидуальная работа. Я сказала, что я и не отказываюсь, что беру её.
Вообще, я боялась, что, если я откажусь сейчас от этого ребенка, мне совсем никого не дадут. Конечно, если бы ребёнок был совсем уж неприемлем для меня, я бы нашла в себе силы отказаться. Мне было жаль уже конкретно этого ребёнка. Как же его оставить? Его уже один раз оставили – родная мать в роддоме! Косоглазие – я была уверена, что вылечу (теперь знаю, что это не так). Про другие болезни мне сказали, что с возрастом они проходят. (Да, кое-что проходит, но появились другие болезни.)
Итак, я решила взять Марину. Отдел Опеки и Дом Ребёнка обменялись через меня парой документов по этому поводу, началось оформление опекунства, а я начала ездить к Мариночке в Дом Ребёнка на свидания.
Свидания длились по 1 часу 2 раза в неделю: в среду и в субботу. Кормить ребёнка запрещалось. А так хотелось угостить! В правильности запрета я убедилась сама. Видя, что у Мариночки режутся зубки, я принесла ей сухарики. Она сгрызла полсухаря, а через 20 минут всё срыгнула.
Хотелось девочку порадовать, услышать её смех. Для этого я её подкидывала к потолку, щекотала, затевала другие весёлые игры, но реакции не было никакой. Она смотрела на меня серьёзно, молча, без тени эмоций. Она не умела смеяться!
Плакать умела. Первый раз она заплакала, когда я попыталась посадить её в коляску. Второй раз заплакала, когда я подала ей большой мяч. Потом, уже дома, я поняла, что она боится больших мячей и шаров. А коляску, она, возможно, впервые видела(?)
Приходили на свидания с детьми и другие бабушки, и непутёвые мамаши. Порой мамаши приходили нетрезвые, их не пускали, они затевали истерики, скандалы, грозились… Несколько раз видела англоговорящую семью иностранцев. Видимо, их быстро, за 1-2 недели, оформили. А я продолжала ходить.
Наслушалась там разных тяжёлых историй. Один из охранников был словоохотлив. Рассказал, к примеру, одну историю про бабушку, которая посещает внуков. Когда-то в этом же Доме Ребёнка она взяла на воспитание девочку. Девочка выросла и "пошла по кривой дорожке". Рожает детей, их не смотрит. Бабушке уже по состоянию здоровья не дают детей. И вот она ездит сюда.