Страница 67 из 70
– …И сейчас ты хочешь, чтобы этот всё пустил в распыл?
– Бабушка, дедушка! – послышалось из столовой. – Она не даёт мне уроки делать. Возьмите её. Слышите?
Тут же заткнулись. Поспешили в столовую. А там картина на полу – маленькая проказница верхом на спине брата едет-покачивается, вцепившись в его рубашку, а тот покорно передвигается на коленях.
– Заберите её, – просит раб. Мол, сил моих больше нет. – Заберите.
<p>
<a name="TOC_id20255910" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20255911"></a>2
Вечером, как только аристократы ушли к себе, а дети уснули, Мария тоже сразу постелила в спальне. Завтра супругу ехать в Краснодар. С Табашниковым. Сдуру напросился. Так что хватит тут разбабандывать (болтать – в переводе), давай ложись, вставать ни свет ни заря.
Однако долго ещё не спали, всё говорили в темноте. И каждый гнул своё. Но больше Мария мужа пилила. И всё за Ирину. Когда опомнишься? Когда отстанешь от него? (От Валерия.) Наконец скомандовала самой себе:
– Ну хватит. Спокойной ночи. – Резко повернулась на бок.
Агеев полежал и положил ей руку на талию. Немножко ниже. Легонько потряс. Дескать, милая-я!
– Всё не угомонишься? – повернула голову супруга. – И не стыдно?
– Эх, Маша, – откинулся на подушку и выдохнул напряжение супруг. – Не умеешь ты радоваться жизни. Не умеешь.
Маша подумала в темноте.
,– Ладно уж. Иди ко мне, неугомонный…
Неугомонный тут же пристроился сбоку. Осторожно вошёл. Заработал. Вроде паровозной тяги. Прибавлял и прибавлял.
– Легче, легче, – одерживала старая женщина. – Станция не железная.
В четыре утра кормила, провожала мужа в Краснодар.
– Не ездил бы ты, Гена. Табашников всё знает и без тебя. Не раз и не два ведь там бывал. Зачем едешь?
– Нужно помочь, Маша. Сама знаешь, там не в одной очереди придётся постоять. Будет зашиваться Женя. – Помялся: – Да и Ирине хочу подарок купить…
Жена перестала резать хлеб.
– …Помириться с ней хочу. Как ты считаешь?
– Ой, надолго ли? С твоим-то характером?
Но Агеев хорошо закусывал, был полон оптимизма. Уже знал, какой подарок купит дочери. Да и Маше надо что-то купить. 8-е Марта завтра. А Ирине – только платок. Длинный. До пола. Пестрее пёстрого. Чтобы была в нём цыганкой Азой. Точно!
Со двора к маршрутке вышел в половине пятого. Остановившаяся каталажка горела, дрожала в темноте. Чем-то походила на пустой сонный аквариум.
С небольшой дорожной сумкой – влез. Назвал свою фамилию и имя. Как согласившись с ним, свет сразу вырубили. В темноте нашёл руку Евгения, пожал. Уселся рядом. Поехали. Тихо разговаривали. Город спал. В окна залетал яркий свет от фонарей. Ещё останавливались, собирали людей. Наконец выехали за город и помчались. Агеев, будто получив команду, тут же уснул. Табашникову оставалось одному смотреть в окно.
Проносились огоньки станиц. Почему-то виделась там Маргарита. Которая всю ночь пролежала у него на груди. Словно говорила: никому не отдам! Даже близости не было. Что бы ей такое купить на 8-ое Марта? Надо походить по маркетам, выбрать не торопясь. Время до обратной маршрутки будет много.
<p>
<a name="TOC_id20255985" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20255986"></a>3
На железнодорожном переезде женщина, похожая на апельсин, шла к шлагбауму и одновременно говорила по телефону. Начала крутить колесо, поднимать полосатую длинную штангу, по-прежнему не отрывая мобильника от уха. Так и ругалась в телефон, что-то кому-то доказывала, пока прыгали мимо неё через переезд.
Было уже совсем светло. Летели мимо сырые поля, кое-где ещё в лужах со льдом, чёрные деревья с проклюнувшимися почками.
Агеев проснулся. Пробовал раздетый, душевный после сна голос. Конечно, полез по проходу вперёд, пробрался и склонился к шофёру. Тот остановил без разговоров. За стариком вышло ещё несколько человек. Пока ждали, Табашников невольно вспоминал говнюка Семёнова. Его шуточки над пассажирами, насмешки. Его сволочную спину, когда он «не слышал» просьбы пожилой женщины. Как с ругательствами остановил, наконец, машину.
Влезли все, расселись, и снова шофёр погнал. Агеев был свеж и полон впечатлений. Как будто не просто постоял за чахлым кустом, разглядывая его и слушая резкие скрипы какой-то птицы, а по меньшей мере побывал в планетарии и увидел все звёзды солнечной системы. «Весна, Женя, весна! Птицы забуздыривают!» Посмеялись. И решили закусить. Подкрепиться. С собой были и пирожки Маргариты Ивановны, и паровые котлетки Марии Никитичны. Да и вода чистая бутылочная есть. Путешествуй – не хочу!
На автозаправке перед Краснодаром опять вспомнился шофёр Семёнов, его «сейчас вас встретит специально обученный человек с высшим образованием».
Всё та же женщина-контролёр тяжело влезла в маршрутку, поздоровалась с пассажирами, взяла у шофёра список и начала собирать деньги. «Вы где сели, дедушка?» – вежливо спросили у Агеева, сидящего в тени. Тот несколько оторопел от такого звания, но чётко сказал – где. И даже пояснил: «Вот мы, значит, два дедушки. Едем. За нас, значит, двоих». С «высшим образованием» разглядела бодрого моложавого старика. Извинилась, взяла деньги, двинулась дальше. А Табашникова подмывало спросить её, как поживает шофёр Семёнов, здравствует ли, где работает. Наверное, повышение получил.