Страница 22 из 70
– Так и не надо, Женя. Она сама придёт. Навестит тебя. Я ей уже позвонил, когда бегал домой. Она тебя полечит. У неё есть чудодейственная мазь. А, Женя?
Вот трепло так трепло. Ну как с такими бороться?Геннадий Андреевич второй раз позвонил вечером. В шесть: «Маргарита Ивановна! Всё в порядке. Он ждёт вас. Поторопитесь. Завтра мне обязательно позвоните. Ну, удачи! Пока!»…
До конца работы оставалось целых два часа. По графику сегодня доработать, досидеть их в пустой библиотеке должна была сама. Может прийти зануда Лямкин, пенсионер, потребовать детективов. (Круглыми сутками, что ли, читает? Уносит по три-четыре книги и является через день. И чаще вечером: «Прочитал! Давайте новых».) Но подруги замахали руками: «Иди, иди, Рита! Лямкина обслужим, не волнуйся!» И захихикали, радуясь за подругу-начальницу. Конечно, тут же смотаются, как только выйду за порог. К своим мужьям и детям. И Лямкин не получит книг. Ну да ладно, не до него. Пока, девушки!
С Таманской до дома добежала за пятнадцать минут. Быстро разделась догола. В ванную. Голову мыть не стала, времени нет.
Перед зеркалом надевала пояс с резинками и чулки с широкими узорами наверху. Терпеть не могла все эти женские конские сбруи. Но – надо: мужчины любят. Представив большую голову Табашникова, уткнутую и внимательно разглядывающую эти узоры – принялась истерично хохотать. Хватит, хватит! Никаких истерик. Взять себя в руки. Надела комбинацию. Тоже с выпендряльными гербариями. На груди и внизу. В длинном облегающем платье перед зеркалом стояла – как стояла бы снулая сельдь на своём хвосте. Но тоже ладно, чёрт с ними. (С кем? С мужиками?) Всё можно вынести.
Металась, искала чёртову мазь. Которую брала у Колодкиной. Когда подвернула лодыжку. Мазь вонючая, но помогла. Да где же она! Ага, нашла. Завернуть баночку в газету. Ну вот, порядок. Теперь быстро одеваться для улицы. И на выход.
В доме на Широкой горело только одно окно. С краю. Деликатно постучала. Костяшками пальцев. К стеклу сунулось испуганное лицо. Поиграла пальчиками: это я, я, Евгений Семёнович! Переступала с ноги на ногу. Захотела вдруг сильно в туалет. Лицо за стеклом, точно поняв это, забубнило, что дверь в воротах открыта, вся дорожка освещена. Заходите, Маргарита Ивановна. Металась в освещённом дворе, не зная – куда. Скрылась за каким-то домиком типа баньки. Начала задирать плащ, потом платье. Узкое платье не поднималось. Да чёрт тебя! Расставила, наконец, ноги. Чувствовала себя волчицей, воющей на луну: зачем я пришла? для чего?
Хозяин в длинной, какой-то бабьей шерстяной кофте на пуговицах походил на беременного головастика. Разводил ручки, приглашал. Извинялся, что не встретил у ворот. Вот, приболел маленько. Принял плащ, одной рукой повесил. Согнуться, чтобы подать тапочки, не смог. Я сама, сама, Евгений Семёнович! Чуть ли не под руку повела хозяина на его же кухню. Всё было приготовлено на столе. Скромно, правда. Две тарелочки и винегрет. И графин. С водкой, конечно. Вина почему-то нет. Налил в две рюмки. Поднял свою: «Ну, ваше здоровье, Маргарита Ивановна! Рад вас видеть у себя». Тоже дёрнула с ним. Водка – пусть будет водка. Стала закусывать. Вообще-то как в забегаловке всё. Графин, винегрет. Пожадничал. Но ошиблась. Пока бормотала и осматривалась, появилась под носом тарелка картошки с подливкой и гуляшом. Что вы, что вы, так много! На ночь! Однако вкусно. Умеет готовить. Где вы простудили поясницу? Оказалось, на огороде. Работал, убирал участок. Вспотел, снял куртку, и быстро прохватило. Уже вечером поясница заныла. А утром не мог разогнуться. Говорил, что радикулитчик со стажем. Ещё в Казахстане прихватило в первый раз. Холодильник тащил. Холодильник сняли со спины, а сам грузчик так и не разогнулся. Пошёл куда-то вроде тележки. Посмеялась. С юморком дядя.
Над холодильником маленький телевизор работал. Присмотрелась. Точно по времени там уже базлали скандалистки. Специально включил, подвёл к ним? Чтобы уколоть за тот случай? Мол, какой я правильный, а вы, Маргарита Ивановна, без всякой культуры. Но по лицу не понятно. Жуёт себе. Ещё налил в рюмки. Поднял свою. Прозит, Маргарита Ивановна! Старалась не смотреть в телевизор. Закусывала, говорила. А там (специально, что ли?) всё прибавляли и прибавляли. Матюги бабёнок уже пронзались то короткими, то длинными звуковыми сигналами. Евгений Семёнович, вы бы выключили. (Мол, я не такая.) Разве мешает, Маргарита Ивановна? Глаза глупы, невинны. Но махнул пультом, выключил. Опять наливал и пододвигал тарелки. Зачем такому жена? Всё сам готовит. Не хуже любой бабы. Какое у вас всё вкусное, Евгений Семёнович – пальчики оближешь! Зарделся. Как девица. И сразу опять налил. Куда гонит? В постель?
В большой комнате удивил низкий абажур из советского времени. Дымящийся над махровой скатертью. Поэтому темновато вокруг. Но всё расставил с умом. Диван, два мягких кресла с боков. Четыре скандинавских стула вокруг стола под абажуром. У одного окна журнальный столик. У другого – у стены – книжный шкаф. Правда, без книг, но забитый красивой посудой и зеркалами. «Всё осталось от прежней хозяйки», – объяснил мужчинка с пузцом, уже с расстёгнутой кофтой.
«А вот здесь мой кабинет и спальня, Маргарита Ивановна». Откинул портьеру, включил свет. Вошла. В упор не видя стол с компьютером у окна, сразу двинулась к широкой тахте у стены. Склонилась над ней. Из волчицы под луной – превратилась в выдру, обнюхивающую медвежье гайно. Хотелось открыть атласное одеяло и посмотреть простыни, на каких медведь спит. Но тот уже выдавливал из спальни. Которая вообще-то больше кабинет, чем спальня. Но этого не захотела признать. Создалось будто бы двусмысленное положение. Дама в спальне у холостого мужчины. Хотя пора, наверное, приступать к делу, резонно думала. А? Но сегодня медведь явно не может. Радикулит выдумал. Опять шли в кухню. В голове красно шумело. Напоил-таки. Специально только водку выставил. А в спальню больше не пускает. Опять в кухне стал наливать. А я не буду! Никогда! Ладошкой прихлопнула рюмку. Нужно уходить. Сваливать, на молодёжном сленге. Ну, мне пора! Серьёзных приглашений в спальню сегодня не было и не будет. Поднялась, покачиваясь. В дурацком своём селёдочном платье. «А как же мазь, Маргарита Ивановна?» А, мазь. Вот она. Хлопнула на стол газетный свёрток. Вонючий. Всю сумку завонял. На ночь её. На поясницу. Будет сильно вонять. Не обращать внимания. Утром – как огурец.
Помогал с плащом. Надела. Обувь уже на ногах. Сумку закинула на плечо. Ну, до свидания. Спасибо. Подумала – и поцеловала. Влепила поцелуй. Куда-то в большое лицо. Как в тугоплавкий чугун. Но это ничего. Похлопала щёку чугуна. Пока, молодец!
По тёмной Широкой шла, покачиваясь. Напоил-таки, подлец. Специально. Вино не выставил. Только водку. Хотелось то ли плакать, то ли петь. Я люблю ти-бя жи-исть! Собаки сразу залаяли. Всё, молчу. Палец к губам. Почувствовала под локтем чью-то руку. Это что ещё такое! «Это я, Маргарита Ивановна. Я, Табашников. Не пугайтесь. Я вас провожу». Странно. Ты же дома. Откуда здесь взялся? А?! Дальше – провал.