Укротить ловеласа

— Ты бы ему еще свой номер оставила и адрес гостиницы, — пробурчал Платон, когда они загрузились со всем багажом в такси.

— Вот когда нам на границе попадется девушка, мы бросим на баррикады тебя, — Надя подцепила ногтем крышку телефона, чтобы вставить местную симку.

— А блузку расстегивать было обязательно? — не унимался Платон, и Надя подумала, что в следующий раз лучше повезет его в чехле от виолончели. — Уж сразу бы кинула ему в кабинку лифчик, освободились бы час назад.

— Возьму на заметку. Давай телефон, я тебе тоже карту поменяю.

Конечно, ее задевало брюзжание Платона. Ишь ревнивец выискался! Как будто не из его постели Надя с утра выпроваживала незнакомую девицу, чтобы они вообще успели на рейс. Но какой спрос с гения? Им прощается все.

Обижаться на курицу, несущую золотые яйца было бы, по меньшей мере, глупо. Платон не просто толкнул Надю вверх по карьерной лестнице, он и был ее карьерой. Единственным и самым ценным клиентом. Только благодаря Платону Надю стали замечать в агентстве. И пусть он вредничал и не имел ни малейшего понятия о том, откуда берутся документы, и как их заполнять, пусть не умел ориентироваться в незнакомых городах и мог потеряться на открытой площади, а порой пускался в похождения, и Надя носилась с ним так, как не снилось и Римме Ильиничне, — пусть. Несмотря на все это он был ее кормильцем.

И да, временами ей ужасно хотелось высказать ему в лицо, какой он избалованный, или просто поколотить, а потом пойти к шефу и попросить любого другого музыканта, хоть баяниста или балалаечника, — она держалась. Знала, что Платон ее по-своему любит и никогда не предаст.

Высадив Платона у небольшого ресторанчика на Карлсплац неподалеку от Мюзикферайн, — Венской филармонии, — Надя направилась в отель. Ноги противно жужжали, в ухе попискивало после посадки, но расслабляться было рано. В Вене она была впервые, но по остальной Европе поколесить успела и подозревала, что после десяти вечера город, скорее всего, вымрет, и можно будет сколь угодно долго стучать в запертую дверь небольшого отеля на окраине: до следующего утра никто и пальцем не пошевелит.

В отеле Надя сделала очередное на сегодня неприятное открытие: на австрийцев хваленый немецкий педантизм не распространялся.

— У меня бронь на два номера: Павленко и Барабаш, — обратилась она по-английски к девушке на ресепшн.

— Да-да, Павленко, двойной номер, — расплылась в улыбке та и протянула Наде ключ-карту.

— Нет, вы не понимаете. Два номера. Цвай, — и для вящей убедительности показала два пальца.

Девушка, не переставая улыбаться так, что у Нади свело скулы, заглянула в компьютер и радостно кивнула.

— Доппельт, — сообщила она. — Две комнаты.

Словесный пинг-понг, состоящий преимущественно из «цвай» и «доппельт» и со стороны больше напоминающий перекличку в немецких войсках, затянулся минут на десять. Надя позвала администратора, и тот, расшаркиваясь в извинениях, уже на полноценном английском донес до нее, что произошла ужасающая техническая ошибка, и номер у Нади забронирован только один. Предоплату вернуть, к сожалению, никак нельзя, и пусть это пятно позора навечно заклеймит их семейный бизнес. Других свободных номеров нет, но если Наде угодно, она может без труда подыскать другой отель поблизости, а здешний носильщик поможет ей с багажом. Или, исключительно из уважения к Наде, администратор готов предоставить бесплатную бутылку шампанского и вазу фруктов в качестве компенсации.

Будь у Нади чуть больше сил, и не растрать она свой запал на Платона, Сашу и бравого таможенника, она бы точно отправилась в другой отель. Из принципа. Не любила поощрять халатность. Но сегодня бутылка шампанского казалась Наде единственным средством, чтобы пережить уже этот дурацкий день. Она манила и звала, и Надя будто уже слышала дразнящее перешептывание пузырьков и представляла, как нальет себе полный бокал, вытянет ноги и закроет глаза. И даже перспектива делить с ванную с Платоном пугала уже не так сильно.

Надя сдалась. Да, поступила малодушно, но она собиралась похоронить эту тайну прямо здесь, на ресепшн, и скрыть от Платона весь пердимонокль с номерами, а главное, комплимент от отеля. Потому что делиться шампанским в ее планы не входило. К тому же, Платону все равно не стоило пить накануне важного концерта. А что касается фруктов… Что ж, может, она и оставит в вазе пару яблок.

Глава 2 (3)

Номер был скромный, — на большее принимающая сторона не расщедрилась. Но Надя многого и не ждала: ей требовались только тишина и ортопедический матрас. И сейчас она бы с удовольствием насладилась и тем, и другим, однако надеяться на то, что Платон сможет сам без приключений добраться из филармонии, было бы слишком опрометчиво.

Надя не знала даже, чего опасается больше: что он заплутает в венских указателях, или что уйдет с репетиции с какой-нибудь второй скрипкой. И хотя Наде было совершенно наплевать на интимные развлечения Платона, она подозревала, что этот новоиспеченный дуэт разразится прямо у нее за стенкой, а ей сегодня полагалось оплакивать свои отношения, а не слушать чужие.

Уже садясь в такси до Карлсплац, Надя набрала господина Шульца, организатора концерта.

— Надия! — обрадовался он, будто весь день только и ждал ее звонка. — Я как раз был на репетиции! Это феноменально! Платон превзошел все мои ожидания. Но почему он все время молчит? У него все в порядке? Перелет прошел хорошо? Он здоров? Говорят, сейчас ходит какой-то ужасный грипп…

Надя зажмурилась от внезапного словесного обстрела и попыталась рассортировать в голове груду вопросов. Хотя бы на две кучки: важные и вежливые.

— Все прекрасно, Томас, — ответила она, наконец. — Платон всегда мало говорит накануне концерта, ему очень важно сосредоточиться, сами понимаете.

— О, да, — понимающе протянул Шульц.

Вообще-то Надя врала. Но что еще ей было делать? Сдавать Платона с потрохами и рассказывать Томасу, что этот гениальный виолончелист превращается в табуретку, когда дело доходит до лингвистики? Сколько ни бились с ним репетиторы в школе, сколько словарных карточек Платон ни развешивал по квартире, сколько приложений ни качал, — стоило кому-нибудь обратиться к нему по-английски, он впадал в ступор и хмурился. Глядя на него, случайный прохожий мог бы решить, что Платона вот-вот разобьет инсульт. И чтобы хоть как-то спасти имидж друга, Надя придумала эту легенду про предконцертные медитации.

Больше всего Надю удивляло, как при таком мощном иммунитете от иностранных языков Платон умудряется цеплять девушек в любой точке планеты. Видимо, когда у тебя не живот, а конструктор из кубиков, резко теряется надобность в переводчиках. Не то чтобы Надя ему завидовала, но иногда ей тоже хотелось узнать, каково это, когда тебе не нужно приложение для знакомств. Но разве хоть одного мужчину способен довести до восторга и исступления талант импресарио?

Нет, Наде всегда доставались вторые роли. Вот и сегодня вместо того, чтобы слушать любимую увертюру Баха на репетиции, а потом уплетать настоящие европейские сыры на фуршете для музыкантов, Надя устремилась на встречу с Шульцом. Даже полюбоваться красотами Музикферайн толком не удалось: надо было проверить афиши, программки, уточнить, как идут продажи билетов, и обсудить фотосессию после концерта.

Учитывая, что весь день прошел, как сплошная полоса препятствий, Надя и не рассчитывала особо на идеальный его финал. Как раз напротив: по всем законам композиции перед развязкой следует кульминация, и грянула она, стоило Наде подойти к помпезному зданию филармонии.

Господин Шульц, невыразительный и бледный, как бухгалтер-вампир, будто нарочно облачился в костюм песочного цвета, чтобы сливаться со стенами и быстрее спрятаться, когда Надя узнает, что он натворил. Прямо над его макушкой красовалась афиша концерта «Новые солисты», и цепкий взгляд Нади сразу выхватил нужную строку. «Platon Barabas (cello)», — гласила она.