Страница 50 из 53
– Я – полковник сир Уолтер Дей. Именем маркиза Грейсенда, на чьих землях вы находитесь, приказываю разойтись!
Салем поклонился еще ниже:
– Простите, господин полковник, но мы разойдемся лишь после того, как поговорим с герцогом.
– Вы разойдетесь немедленно! – голос звенел железом, конь гарцевал под рыцарем.
– Если мы пойдем по домам, господин полковник, то перемрем с голоду. Возможно, не сейчас, но к лету – точно. Нам нечем засеять поля.
Салем был благодарен полковнику за то, что тот дослушал до конца столь длинную фразу. Но ответ был прежним:
– Это не моя и не маркиза Грейсенда забота. Ступайте к вашим лордам, просите о помощи.
– Мы так и поступили, господин. Наши лорды ответили плетьми или железом. Мы пришли просить помощи у герцога Лабелина.
– Вы пришли грабить! – крикнул другой рыцарь, державший знамя. – Вы – убийцы и бандиты!
– Сир, мы убивали лишь для самозащиты, и не ограбили ни одного человека. Слухи о нас – неправда.
– Среди вас те, – сказал полковник, – кто убил барона. И те, кто убил его сыновей. Выдайте преступников на суд!
– Мы выдадим их, господин, но тому, кто в праве судить. Позвольте нам увидеться с герцогом Лабелином. Это все, о чем мы просим!
Полковник замешкался. Более проницательный, чем Салем, человек понял бы причину колебания. За спиною Салема стояла, построенная в фалангу, тысяча копейщиков – уж что-что, а строиться сержант обучил их на славу. А за копейщиками – еще тысячи мужиков с топорами, цепами, молотами. За полковником же было всего четыреста воинов. Он, конечно, не сомневался в победе… но вот в том, что лично он, сир Уолтер Дей, останется живым, уверенности не было. И ради чего рисковать-то? Ради покорности чужих – не своих даже! – крестьян?..
Сделай Салем хоть один дерзкий жест, вырони хоть слово угрозы – и сир Уолтер швырнул бы войско в атаку. Но Салем стоял с низко склоненной головой, оставляя выбор за полковником. Мы – смиренные просители, либо мы – армия бунтарей. Вам решать, господин.
– Здесь нет герцога, – бросил сир Уолтер. – Он уехал в столицу.
– Скоро ли вернется, господин?
– Я похож на его секретаря?! Вернется, когда сочтет нужным!
– Простите, господин полковник. Не позволите ли нам поторговать с горожанами? Мы имеем немного денег и очень нуждаемся в пище…
– Вы не войдете в город. И немедленно покинете земли маркиза Грейсенда!
– Да, господин. Но если есть хоть какой-нибудь способ законно купить пропитание, это спасет многих из нас. И вас тоже порадует. Пища даст нам сил, и мы уйдем намного быстрее.
Полковник скривил рот в некоем подобии ухмылки:
– Чертова мужицкая хитрость! Я позволю торгашам из города выйти к вам, если они захотят. И чтобы завтра вас тут не было!
Купцы Грейса не упустили возможности заработать. Бродяга и Салем продали им все очи, искровые копья, мечи и латы. Купили тридцать телег провианта, лекарских снадобий, теплой одежды. Переплатили вдвое, если не втрое, но деваться было некуда.
Торговцы подтвердили слова полковника: герцог Лабелин уехал в столицу и не собирается вскоре возвращаться. Теперь крестьянам было о чем серьезно подумать. Что делать-то? Назад, в родные села, дороги нет. Необходимо высочайшее помилование и зерно для весеннего посева. Не получив того и другого, дома делать нечего. Но куда теперь идти? Не в столицу же!..
– А почему нет? – сказал Бродяга. – До Грейса дошли – и до столицы дойдем.
– Кому мы там нужны?..
– Мы и здесь не нужны никому. Здесь был только герцог Лабелин – и того теперь нет. А в Фаунтерре – и герцог Лабелин, и герцог Ориджин, и ее величество. Не поможет один герцог – поможет другой, ему случалось выручать наших земляков. А не помогут герцоги – придем с мольбой к ее величеству!
Последние слова пробудили надежду во многих.
– Верно!.. Точно!.. Владычица – девушка, у нее нежное сердце, она сжалится! Не посмотрит равнодушно на наши бедствия! Бродяга прав – идем в столицу! Веди нас, Салем!
И он повел. А что было делать?..
* * *
Лоувилль был первым городом Земель Короны, лежавшим на их пути.
– Нужно послать вперед разведку, – сказал Бродяга.
Сержант Додж согласился: прошлые города встречали крестьян не больно дружелюбно. Нужно быть готовыми ко всякому. Жди худшего – случится лучшее.
А Салем очень хотел, чтобы случилось лучшее. Помощь лоувильцев была до крайности нужна. Он утвердил затею. Сержант отобрал десять толковых парней и приказал: ступайте в Лоувилль, разузнайте, что там и как, чем встретит нас город.
Вернулись они на удивление рано – вечером того же дня. До Лоувилля не дошли. Отчего так? Вот почему: встретили на дороге двух странных типов. Верховые, вооружены по-благородному, но безо всяких гербов-вензелей. Не крестьяне, но и не горожане. Едут из Короны, но говор – путевский. Очень странные типы! Мы их на всякий случай взяли и привели сюда.
Разведчики расступились, выдвинув наперед тех самых двоих. Один был высок и статен, темные волосы красиво спадали на плечи – действительно, похож на благородного. Зато второй – обычный себе мужичок: худой, корявый, глаза смурные. Статный – при мече и кинжале, а худой – с копьем за спиной.
– Почему они вооружены? – спросил Бродяга разведчиков. – Как это вы их так «взяли», что все железо осталось при них?
Ответил высокий незнакомец:
– Никто никого не взял. Мы согласились прийти по доброй воле. А меча я добром не отдаю.
– Ты рыцарь?.. – спросил Салем.
– Нет. Простой парень, как и ты. Зовут меня Трехпалым, а моего друга – Весельчаком.
Он поднял руку, и теперь Салем заметил, что в перчатке путника два пальца пусты.
– Стало быть, ты воевал? На войне ранен?
– Воевал, – ответил Трехпалый.
– За кого?
– Не все ли равно?
– И то верно. Мое имя – Салем. Это Бродяга, а это – сержант…
Вдруг сержант Рука Додж, до сих пор молча хмуривший брови, расхохотался во весь голос. Подскочил к незнакомцу, огрел по плечу.
– А я-то думаю: где же тебя видел? Какой ты к чертям Трехпалый! Дезертир, вот ты кто! А с тобой – Весельчак, гробки-досточки! Слушай, Салем: этот парень – самый знатный дезертир на всей войне! Служил в Альмере – сбежал. Служил Ориджину – перешел к какой-то леди, Весельчака с собой забрал. Теперь, видишь, и от леди этой сбежали! За год четырех хозяев сменил, молодчик!
– Сержант Рука Додж, – узнал Трехпалый.
– Я и есть!
– Что с нашими парнями, сержант?
– Вроде, живы все. Лосось и Билли тут со мной, остальные сидят по домам. Но ты мне зубы не заговаривай! Отвечай-ка: откуда идешь и куда? За кого теперь воюешь?
– Ни за кого, – ответил Трехпалый. – Навоевался.
* * *
Джоакин Ив Ханна в детстве ни разу не болел. Если бы кто-то дал себе труд сличить его нрав с характером некоего болезненного ребенка – скажем, Эрвина Софии Джессики, – то нашел бы массу отличий. Первым бросилось бы в глаза такое: здоровый мальчик не имеет склонности к раздумьям. Коли в твоем теле полным-полно сил, то хочется не размышлять, а действовать: затевать игры и драки, озорничать, убегать из дому, смотреть мир. Да и времени-то нет на всякую философию: спозаранку поел и помчался, вечером вернулся домой усталый-голодный, поел – в постель, и мигом уснул. Лишь тот, кто подвержен хворям, отдает многие часы собственным мыслям. Джо открыл для себя эту истину уже взрослым, лежа в комнатенке замка Бэк.
Болезнь оказалась паскудной тварью. Проникла в тело через дыры на месте отрубленных пальцев – и начала глодать изнутри. Лекарь поил Джо травами и прикладывал к ране мази. Хворь побаивалась его, лекаря, и порою делала вид, будто слабеет, но на деле лишь пряталась поглубже в Джоакиново тело. Едва лекарь и Джо расслаблялись, как она оживала с новой силой. Шатание это между здоровьем и небытием оказывалось хуже всякой пытки. От прошлого ранения Джо провалялся неделю, но когда встал – был здоров. Теперь же… Он не мог умереть, но и подняться не мог. Порою думал, что никогда уже не встанет. Он вообще много думал – что еще было делать?..