Страница 44 из 121
— О, понеслось, — порадовался он.
Что их нашли — даже сомнений не было. Что нападут и попытаются — убить — тоже никто не сомневался. О том, что нужно прикрывать Дару — подумал даже Ковальски! Он остался у окна, а Кристо досталась дверь. Мозги моментально перешли в режим полуработы: какие тут мысли, если скоро драка?
Хотя что-то сомнительное в происходящем все-таки было. И этим сомнительным была Дара.
Артемагиня поднялась и села на тахте, будто она и не собиралась умирать, лежа на этой самой мебели. Глаза горят зеленым, голос — насмешливый:
— Ты такой умный, правда? Ловко придумал про коралл. А ты случайно не подумал, что эти силы — не мои, и долго я ими пользоваться не смогу? Так, несколько минут…
Зато в каком количестве. До Макса вдруг дошло, чем могло быть чревато применение кораллов и почему Дара с самого начала не озвучила этот выход.
Поразительно, но до Кристо это тоже как-то дошло.
— О… — начал Макс на вдохе.
— Жухляк, — жалобно продолжил Кристо на выдохе…
* * *
Кабинет директора Одонара отнюдь не был примечательным. Многие сходились во мнениях, что любая кладовка Вонды — и то интереснее.
Во-первых, он был очень тесным. И вовсе не оттого, что в нем было много мебели. Мебели как раз было — шкаф, стол и несколько стульев, и все это в самом скромном стиле. Даже Эл Колченог, зайдя в этот кабинет, проникся бы и предложил коллеге пару стульев из своей коллекции.
Но в кабинете Экстера Мечтателя редко бывали гости из-за пределов Одонара. А тех, кто учился или работал в артефактории, не удивляла местная обстановка. И то, что стол директора всегда завален горой свитков. И то, что в шкафу всегда стоят шестнадцать книг Хроники Альтау, а вид у них такой, будто к ним ни разу не притрагивались. И то, что на непременной картине с Cечей Альтау начисто отсутствует победный настрой. Израненный Солнечный Витязь на картине уходил прочь, закрывая лицо от соратников, и сияние вокруг него и знаменитого клинка гасло, стекая с плеч Витязя и лезвия меча, превращая черные ирисы поля Альтау в белые.
Двумя несерьезностями в директорской обители были цветы в вазе на столе — всегда свежие — да еще круглое, смешное узорчатое зеркальце на подставке, отделанное розовой галькой. Любой посетитель Экстера, с каким бы серьезным делом он ни явился, тут же начинал пялиться на это розовое непотребство и уже не мог отвести глаз.
Кладовщик Вонда не был исключением, хотя разглядывание зеркальца не отвлекало его от бытового нытья.
— …а еще тоже Гробовщик разошелся. Носится, говорю тебе, со своим Перечнем, а лучше бы путное что сделал, а он только страх нагоняет — мол, что-то не так в мирах! А ведь и без того же понятно, что в мирах что-то не так, а что с этим сделаешь? И запирается он у себя в Особой Комнате — что там творит? Еду туда носить приказывает, а я разве прислуга — еду носить?
— Нет, Вонда, конечно, нет, — меланхолично откликнулся директор.
Он особенно не слушал. В вазе перед ним сегодня стояли нарциссы и розы — убийственное сочетание, — а перо неторопливо гуляло по свитку, выписывая строчки очередных стихов:
Прикосновенье губ к губам –
Какое ласковое чудо!
Из ангельского ниоткуда
Ниспосланное кем-то нам…
— Еще Караул как взбесился, хочешь помыть его — так чуть руку не отхватил. Разве ж у меня рук много?
— Нет, Вонда, нет…
— А из Опытного Отдела свои новинки в озере пробуют. По ночам, поганцы. Что на них, Бестии нет?
— Нет, Вонда, н…то есть, есть, конечно…
— А этот гадёныш, Скриптор, — Вонда понемногу распалялся, дергал за воротник куртки и почему-то с ожесточением смотрел на мандолину, которая приютилась на соседнем столе, — мне на куртке надпись сделал, ругательную. Написал «ЧМО», а что это такое, я тебя спрашиваю? Нанесли, понимаешь, контрабандных словечек, да если бы только словечек, а у них и эти игры, и сигареты…
— Да, я знаю об этом…
Секундно-тихое тепло,
Что лучше солнца согревает,
А иногда и разбивает
Над сердцем изо льда стекло.
— А этот новенький, Арнольдиус который, за ним ведь девчонки бегуют почти как за Павлином полста лет назад — помнишь? Вот смотри, опять тебя позовут именинным отцом, что делать потом будешь?
— Наверное, подберу имя для младенца, Вонда…
Кладовщик уничтожающе фыркнул на мандолину.
— А тут еще и нежить расплодилась, просто хоть что ты хочешь делай. Я-то думал, этой погани нет пути в Одонар…
И даже если сердцем пуст
Перо директора замерло.
— Нежить, Вонда?
— Да Гробовщик уж жаловался, что к его драгоценной Предсказальнице подбирались какие-то из этой братии. В Особую Комнату забраться, это ж в какое время мы живем! — Вонда закатил глаза и ударился в воспоминания: — Вот, когда мы с ребятами шли на Сечу Альтау…
Тонкие брови Мечтателя сошлись на переносице. Перо завихляло по пергаменту, выписывая машинально:
Нет проще к счастию дороги…
Мечтатель вздохнул и отложил перо.
— Я почти закончил, Вонда, — проговорил он. — Хочешь послушать?
Брюзгливого выражения на стариковской физиономии как не бывало. Его заменила паника в чистом виде.
— Я… конечно… — заговорил он, поднимаясь. — Но только я… Караула мыть… детишкам книги выдавать… поганец Скриптор… куртку вот стирать…
«…рать» он договорил уже за дверью. Мечтатель движением пальцев подозвал мандалину, поводил по струнам, потом вдруг на что-то решился, взял легкомысленное зеркальце и словно невзначай укололся при этом об острую розовую гальку. Алая капелька крови сползла по уголку камешку, окрасив сначала его в красный цвет, а потом и все остальные. Под конец и само зеркальное стекло окрасилось в закатные тона.
— Фелла, — позвал директор тихо. — Фелла, ответь мне.
Мгновение ничего не происходило. Потом в комнате послышался громкий и недовольный голос завуча:
— Я разве не просила перестать дергать меня по пустякам?
Затем появилось и изображение: Фелла стояла на крыше какого-то здания.
— Впрочем, дергай. В конце концов, я паж Альтау, и мне общение с двудонным зеркалом ничем не грозит. Когда тебя утянет в зазеркалье — я хоть повеселюсь…
— Как ты?
Казалось, Бестия сейчас сбросит свое зеркало с крыши.
— Избавь меня от дурацких вопросов! Здесь полно выхлопных газов, тупых людей, нежити, здесь нет только мальчишки, девчонки и Браслета. Мой проводник указывает на запад, а в городе полно следов нежити.
— Они бежали?
— Скорее всего, потому что не могли пробиться обратно, — неохотно отозвалась Фелла, — выход был блокирован нежитью. Пришлось повозиться.
Она сказала это с небрежной бравадой, но в устах Феллы «пришлось повозиться» обозначало очень серьёзные проблемы. Особенно для боевого звена из двух шестнадцатилетних магов.
— Ты не пострадала?
— Я говорила насчет дурацких вопросов. Что у тебя еще?
— Вонда утверждает, что нежить появилась и в артефактории.
— Наверное, и их обуяло желание почитать Перечень, — отрезала Бестия. — Название браслета не изменилось еще раз?
Экстер печально покачал головой.
— Значит, Геката. Хм, Вонда и Гробовщик — оба не в своем уме, но тут им можно и поверить. Ты выяснил об артефакте хоть что-нибудь?
— Не слишком много…
— Боги, прокляните того, кто взял тебя директором… Что? Что ты так грустно моргаешь? «Гидра»?
Экстер покивал, не отрывая взгляда от ее искаженного розовым стеклом лица. Бестия цинично прищелкнула языком.
— Детишки — покойники. Что будет, если надеть артефакт или попытаться снять фон? Я имею в виду себя, конечно.
Экстер замотал головой с такой силой, что пряди его черного парика заколыхались из стороны в сторону.
— Даже не думай об этом, Фелла! Снятие фона, возможно, грозит частичной одержимостью. Но при надевании на руку мага, особенно артемага… Это может вызвать…
— …ее, — закончила Бестия мрачно, — я не слабоумная. Ну, прощай.