Слепой. Теория лжи

Пал Палыч взял у Шевченко серебристую упаковку с таблетками, повертел ее в руках и усмехнулся:

– Странно…

– Что странно? – спросил Шевченко.

– Да знакомая бумажка.

– В смысле?

– В смысле… В такой упаковке в девяностые годы экстази местного производства ходило. Но оно по качеству, скажу тебе как химик медику, качественнее зарубежного было. И, по-моему, никаких эксцессов тогда не наблюдалось.

– Но вам же его кто-то для экспертизы приносил?..

– Приносили. Из органов. Они хотели на след производителей выйти. Я тогда только подтвердил, что продукт местного, но высокопрофессионального производства, состав назвал. Они потом, насколько помню, все-таки вышли на производителей. Какой-то цех подпольный работал. И там опытные химики-органики подвизались. Вроде даже кого-то посадили тогда…

Пал Палыч, как истинный профессионал, говорил и между тем делал дело. Он достал одну из таблеток, положил в фарфоровую ступку, растер в ступке и специальной стеклянной лопаткой всыпал маленькие порции порошка в пробирки с разными растворами. Шевченко присел на стоящий в углу стул, внимательно наблюдая за тем, что происходило. Через несколько минут Пал Палыч взял в руки пробирку с прозрачным, но, похоже, вязким раствором, на дне которой выпал серый, пепельный осадок, и, вздохнув, показал Шевченко:

– Вот, видишь, эта гадость и не выводится. Сразу видно, кустарная работа. Тот самодельный психоделик, который я исследовал в девяностые годы, такого осадка не давал.

– И что теперь? – встал со своего места Шевченко.

– Подожди, сейчас посмотрим, что нам та докторша симпатичная передала.

С этими словами Пал Палыч достал таблетки, изъятые оперативниками, и с одной из них проделал то же самое – растолок ее уже в другой ступке и рассыпал порошок по пробиркам. И опять в пробирке с прозрачным вязким раствором остался теперь уже не светло-, а темно-серый осадок.

– Ну вот, я так и думал, – озабоченно покачал головой Пал Палыч.

– Что вы думали? – подхватил Шевченко, наклоняясь над столом.

– Это полная кустарщина. Только упаковка старая, девяностых годов. А сделано грязно… Вещества вроде те же, но тот, кто их синтезировал, поленился конечный продукт очистить. А вот эту грязь из организма попробуй выведи. Но мы сейчас что-то придумаем.

«Сейчас» растянулось до поздней ночи. У Пал Палыча в специальном холодильнике-сейфе хранился довольно богатый выбор адсорбентов. И в конце концов они подобрали тот, который был способен по крайней мере отчасти микшировать воздействие самопального экстази.

В конце концов Шевченко взял у Пал Палыча несколько упаковок с ампулами отобранного вещества. Пал Палыч знал, что у Шевченко тоже есть запасы нужных ему лекарств, поэтому согласился на адекватный обмен.

Взглянув на часы, Пал Палыч вздохнул и недовольно проворчал:

– Только вот ночевать придется теперь в городе…

– Я завтра с утра вас отвезу на дачу, – пообещал доктор Шевченко.

– Что мне твое утро… Твое утро – мой день. Клев прозеваю, – продолжал ворчать Пал Палыч.

– Ну, давайте я раньше приеду… – начал было Шевченко, но Пал Палыч его прервал:

– Да не переживай! Занимайся своим делом. Я же вижу, зашиваешься. А меня завтра друг подбросит. Да, чуть не забыл. Я здесь написал заключение. Передай этой вашей докторше. Пусть оперативников обрадует.

Шевченко подбросил Пал Палыча до его городской квартиры, а сам направился в клинику. Крутикова, очевидно, успела не только отоспаться, но и принять душ и подкраситься, потому что выглядела отдохнувшей, свежей и готовой снова флиртовать. Но Шевченко было теперь не до того. Он передал записку Пал Палыча для оперативников и попросил:

– Одноразовые шприцы, срочно! Я сам сделаю инъекции.

Сделав уколы все еще пребывавшим без сознания пациентам, доктор Шевченко оставил в каждой из палат, где те лежали, по дежурной медсестре и устроился на диванчике в ординаторской.

Однако поспать ему не удалось. Уже через полчаса прибежала медсестра и с ужасом сообщила:

– Там они в себя приходят. Рвота началась, понос и… какие-то странные они все…

– Вы что, их одних оставили?! – вскакивая с дивана, возмутился доктор Шевченко.

– Да нет, там и медсестры и врачи возле них… Меня за вами послали… – покраснела медсестра.

Всю ночь медперсонал пытался облегчить страдания несчастных. Две девушки, из тех, что привезли первыми, скончались. А все остальные, как стало ясно к утру, нуждались в помощи психиатров. Их преследовали галлюцинации, и стоило большого труда удержать их от резких неадекватных действий.

– Глаза у них у всех какие-то мутные… – заметила Крутикова.

– Да… – покачал головой Шевченко. – А глаза у нас что? Зеркало души. Так что, увы, теперь они все пациенты совсем другой клиники.

Под утро в клинику доставили еще двух девушек, которые, судя по их боевой раскраске, тоже провели ночь в одном из клубов и наглотались все тех же таблеток. Сделав им уколы, доктор Шевченко понадеялся, что хотя бы им удастся сохранить психику здоровой.

Глава 3

Когда Слепой подъехал к кафе, генерал ФСБ Потапчук в своем светлом летнем костюме с неизменным потертым портфельчиком уже сидел за столиком, но почему-то не внутри, а на открытой веранде и читал газету. Глеб Сиверов, припарковав свой «фольксваген», даже не сразу вышел, но, осознав, что Потапчук и не собирается входить внутрь кафе, не снимая темных очков, направился к его столику.

– У вас свободно? – спросил Глеб.

– Свободно, Глеб, садись, – кивнул Потапчук, складывая газету.

– Не понимаю. Что за дела? – присаживаясь и чуть понизив голос, спросил Глеб. – Нас же могут вычислить…

– Уже вычислили. Уже пасут, – сообщил Потапчук, который, когда улыбался, был скорее похож не на генерала, а на школьного учителя, – вон те двое за угловыми столиками. Один в синей майке, а другой – в черной рубашке с закатанными рукавами.

– И вы так спокойно об этом говорите? Я вас не узнаю, – покачал головой Глеб.

– Расслабься, так надо. Тут меня, да и тебя заодно, я так понимаю, на вшивость кто-то хочет проверить. Не будем создавать им лишние сложности. Пусть проверят. Отчитаются. Премию получат. А нам с тобой главное дело нужно делать. Но, учитывая, что кто-то нас будет контролировать, дело это более чем серьезное. И люди в него втянуты серьезные. И нужно быть готовым к тому, что, если мы слишком глубоко копнем, они вой подымут, тебя или нас подставят… я не знаю, до какой ступени им будет интересно знать правду. Главное, они верят в то, что мы способны им помочь…

– В чем помочь-то? Не говорите загадками… – проговорил Слепой. – Времени у меня в обрез. Я чуть ушел от своего невесть откуда свалившегося на меня напарника.

– И напарник твой – звено из той самой цепочки, и тебе придется ввести его в курс дела и быть перед ним максимально открытым. Хотя кое-что, как ты понимаешь, будет оставаться лишь между нами.

– И как я, интересно, узнаю, что можно мне ему сообщать, а что уже нежелательно? – пожал плечами Глеб.

– Давай закажем кофе и вместе очертим, как говорится, и круг ближний, и круг дальний, – проговорил Потапчук.

– Я бы еще бутылочку холодной минералки заказал, – вздохнул Слепой.

– Ну, это ты прямо не в бровь, а в глаз, – улыбнулся Потапчук и, подозвав официанта, попросил: – Нам два кофе и бутылочку минералки. Если можно – побыстрее.

Официант, не медля, принес запотевшую бутылку минералки и два стакана, а кофе подал через несколько минут.

– Ну что ж, Глеб, теперь к делу, – сказал Потапчук, выпив стакан холодной минералки и сделав пару глотков кофе.

– Да, я весь внимание, – кивнул Глеб, стараясь не смотреть на наблюдавших за ними парней. Столько сил они с генералом Потапчуком потратили, чтобы их не вычислили, и теперь говорить о деле вот так, можно сказать, под колпаком, было более чем неприятно. Но если Потапчук дал понять, что так надо, значит, так надо.