Страница 8 из 9
Гадалка поморщилась: она терпеть не могла бульварные страсти, но для пущей доходчивости с княгиней следовало говорить именно так. Она должна думать, что капли сгубят врагов. Вряд ли осознает, что орудием убийства станут её зубы и ножичек для разрезания страниц романов.
Через два дня город бурно обсуждал новости: сын губернатора и его жена погибли в своём особняке, предположительно, от нападения бульдогов, которых они разводили ради охраны и боёв. Говорили, что для четы не было лучше удовольствия, как спустить свору на бедолаг, соблазнившихся богатством дома. Пятнистые твари появлялись в тот же миг, когда кто-то пытался проникнуть через кованую ограду на участок. И начиналась потеха, которая стоила больших денег: покалеченных убрать и уголовное дело замять.
Следствие столкнулось с загадкой: морды псов были чистыми, а сами животные жутко перепуганными. Но ведь кто-то мог наказать, а потом обиходить собак после нападения? Правда, пока не нашли этого человека.
Предполагалось хоронить пару в закрытых гробах, потому что шеи и лица несчастных были изорваны в клочья. Ушить раны не представлялось возможным. Даже родственники не решались подойти близко к пышно украшенным домовинам.
Когда в густом от благовоний воздухе храма растаяли звуки хора, троекратно пропевшего "Вечная память", к гробам протолкалась странная фигура. Мало кто сразу признал в ней архитекторшу.
Головы присутствующих на панихиде завертелись: а где же супруг, компаньонка? Вокруг женщины, похожей на пьяную, сразу образовалось свободное пространство.
А она словно бы и не заметила отчуждения, погрозила лаковым крышкам и возгласила:
- А вы знаете?.. Ха-ха, вы ничего не знаете! И Бог не знает! Покойница-то сначала извела родных деток губернатора, потом его жену, при которой состояла секретарём! Купила моего дорогого Антона награбленным добром! Она воровка, много лет собирала и прятала всё, что зарабатывали кочевавшие цыгане. А потом предала! Донесла на них.
Батюшка в богатом облачении недоумённо повернулся от столов с кутьей, которую он благословлял. Церковные служки направились к архитекторше.
Послышался гневный выкрик из толпы родственников и знакомых:
- А вам откуда знать?
- Я теперь всё знаю. Про всех, - заявила несчастная сумасшедшая и снова погрозила гробам.
Поднялся шум. Двое жандармов прошли от выхода, подхватили архитекторшу под руки и насильно потащили за собой.
Скандал получился чудовищным.
Марина не могла успокоиться: она сделала всё, что считала справедливым в жизни: нашла злодейку и покарала. Но ощущение, что где-то там, в надоблачных высях, белый огонь потерял цель и идёт теперь на неё саму, было очень отчётливым. Мир заслужил Божью кару, и она не заставит себя ждать.
Сначала появились газетная заметка о том, что пьяные мастеровые в открытую опрокинули двуколку в парке, причём спутница мужчины не выжила. Потом подобные статьи заполнили все газетные полосы - убийства и грабежи стали обыденностью.
Следом пошли слухи о трагической участи архитекторши, застреленной собственным сыном. Мол, застали её у кроватки внука, которого еле отходили от смерти.
Зло, как язва, пылало воспалением, таилось, чтобы однажды прорваться. Город содрогался от череды преступлений. А однажды он проснулся от набата. Это начался погром.
Марина предчувствовала его. Тёмной тенью он лежал на лицах людей, которые обращались к ней за помощью. Таился в злобном и косом взгляде подёнщиц. Срывался с языков стайки мальчишек, которые дразнили дворников. Всё вокруг едва слышно гудело от напряжения. Стена, которую Марина воздвигла между собой и миром, дала трещины и грозила рухнуть.
И вот - в чёрном опахале дымов над крышами раскинулись огненные лепестки.
Запахло безумием и смертью.
Марина совершенно не волновалась за свою участь: никто не сможет войти в её дом. Недаром она после приюта год скиталась с народом джат кале мануш, разыскивая Сашу, и впитала всю его магию. Сама она принесла "чёрным" одни несчастья, тюрьмы и каторга стали уделом последних его представителей.
Полная чужой злобы, боли, ярости и мольбы ночь завершилась тусклым утром. Но возле ограды дома уже стояла галдящая толпа, вооружённая чем попало. Люди не понимали, что мешает им ворваться за кованую ограду, поживиться колдуньиным добром, а саму её распять на причудливых узорах искусной работы кузнеца.
- Мразь! Не хуже заводчика кровь пьёт!
- Ей больше денег несут, чем попам!
- Портит баб и детишек!
- Наживается на горе и слезах!
- С богатеями дружбу водит, вона какой домина-то!
- А где ж это видано, что цыганка была светлой? Морок, что ли, наводит?
- Нет, она из этих, которые колдуны. Из-за которых несколько лет назад слобода вымерла.
- Так те же вроде рыжие, а эта, говорят, беленькая...
- Морок это всё!..
- Спокойно, товарищи, не нужно пустых разговоров!
Но крики затухали, толпа редела.
Марина выглянула из-за занавески.
Разгорячённые кратковременной властью над чьей-то жизнью, всклокоченные, измазанные в крови люди напоминали персонажей цыганских легенд. Они ужаснее кровососов-мулло, ибо их создала сама жизнь. Не магия, а то, что всегда было в натуре человека.
Грязная ругань, угрозы, белые от бешенства глаза. Пена на искривлённых от жажды убийства губах.