Мать не одиночка

— Соломку. — сейчас было смешно вспоминать, как я назло крошила кружочки на соломку надеясь, что есть не станет, а он всё равно её умял с аппетитом.

— Вот. Ну ты не отвлекайся, мы с Егором в гостиную пойдём. Да сын? Это бабское царство, нам тут делать нечего. — деловито заявил Иван, уходя, и унося Егора с кухни.

— Так, ты её сама Ирочка режешь, а я-то на тёрке тёрла, вот и не вышло у меня. — заметила тётя Катя, когда я уже резала картошку мелкой соломкой.

— Видимо да. — гнев мой в её сторону совсем отступил, ему на смену подкатила внезапная тошнота.

Причина ей была столь очевидна для меня, что в глазах кружочки поплыли. Я об этом ещё вчера читала, но как-то надеялась, что это зубки лезут у Егора, потому и от груди отказался.

— Поджарите сами? Что-то мне нехорошо. — медленно покинула кухню.

Сначала меня бросило в жар, а по пути в ванную комнату уже и холодным потом покрылась.

Если б с рождения Егора прошла пара-тройка лет, я может быть и забыла бы что такое токсикоз. Но тут всё в памяти слишком свежо. Ни с чем это не перепутать.

Пока склонялась над унитазом «обласкала» Ваню в мыслях как могла. Чёртов бык осеменитель, одного раза ему опять хватило, чтоб мне ребёнка заделать. После того первого раза в душе мы предохранялись, но уже было оказывается бессмысленно.

Конечно, тут уже не до подумать и подождать. Надо было решать вопрос с Иваном прямо сейчас. Если ему одного ребёнка мало для предложения, может второго будет достаточно? А если нет? От этой мысли опять затошнило, зря только умывалась.

А когда я в очередном приступе тошноты склонилась над унитазом, в дверь ванной комнаты постучал Иван.

— Ир, тебе совсем плохо да? Может в больницу? — спросил он из-за двери.

— Нет блин! Лучше в загс! — выкрикнула от злости, но он-то ничего, конечно, не понял.

— Что говоришь? — переспросил меня скребясь в дверь.

Ага! Так прям и открыла!

— Ничего! Уйди, а?! — нервы мои были на пределе, до скандала вот прям рукой подать, а при Егоре выяснять отношения уж точно не хотелось.

На удивление Иван послушался. Так я наивная подумала. Когда еле живая выползла из ванной комнаты, его уже и дома то не было. Мама развлекала Егора сидя на диване в гостиной.

— Где Иван? — мрачно спросила, даже Егор удивился от моего голоса.

Скуксился на секунду маленький.

— В офисе там стряслось у Ивана. Он туда и поехал. Злющий как собака, серьёзное что-то. Ну ты, как? Чем-то отравилась? — мама, так активно объясняла, что у Ивана случилось, что я сразу поняла, врёт она, не имеет понятия, где он.

Куда только он свалил? Неужели догадался и зол теперь? Да ну бред!

Но мне же нельзя нервничать, а пока он вернётся, я себя доведу до истерики.

— Мам присмотри за Егором да? Пойду позвоню Ване. — я уже направилась в сторону лестницы, но мама меня остановила.

— Не могу я за ним смотреть. На, бери ребёнка и не выдумывай глупости всякие, что ты сейчас зятьку моему будешь нервы мотать? Он за рулём! Ещё врежется, не дай бог, во что, а ты будешь виновата. На! — буквально спихнула в руки мне сына, Егор ещё и разревелся от такой неожиданной смены бабушкиного настроения.

— Он тебе не зять! — эмоции переполнили, уже и ребёнок не сдерживал, только покачивала его, но ему-то от этого ни холодно, ни жарко, плачет он и всё тут.

Мать орёт, бабка орёт!

Только тётя Катя прониклась вовремя.

— Давай Ирочка я повожусь, мы наверх пойдём. — забрала у меня ребёнка, а я стою как дура в ступоре напротив мамы и даже не знаю, что сказать, хотя слов было выше крыши.

— Ну? Успокоилась? — мама сложила руки на груди и уставилась на меня так, что стало стыдно.

Плакать захотелось как в детстве, когда колготки белые капроновые порвала, один день их в школу только относила.

— Мама я опять беременная! — тут я уже не выдержала, заревела и повисла у неё на шее.

— Ооо! Ну теперь то зятёк точно не отвертится, женится как миленький, а ты не реви! Вот чего Егорка от молока отказался, и я ну надо же, не догадалась, а у меня таких мамочек знаешь сколько было? Даже на наш маленький городишко с десяток наберётся. Ну всё! Не реви! Вредно реветь тебе. Чего ты ревёшь-то? Что за трагедия?

— Я не знаю мама! — я просто уже ревела, не задумываясь о причине своих рыданий.

Успокоилась только когда выплакалась, и напилась чая горячего, приторно-сладкого.

— Ты отдыхай, а я с Егором повожусь. — мама уложила меня как меленькую, даже одеяло, как в детстве подоткнула со всех сторон.

Я осталась одна, недолго ещё поскуливала от обиды, оттого, что всё так коряво у меня складывается, да и заснула мечтая уже не о предложении нормальном от Ивана, а о дочке.

Разбудил меня Иван. Щекотал мой висок до тех пор, пока мне не надоело отмахиваться от его руки, а он ещё и смеялся гад!

А мне что-то не смешно было. Хотелось огреть его чем-то тяжелей подушки.

— Ирка, ты не там спишь. — что-то невнятное для меня сказал, и подхватил на руки.

— Что происходит? — я уже окончательно проснулась, в голову лез всякий бред, что вроде как меня выселяют прямо сейчас.

— Ну вот смотри. Читай. — Ваня вынес меня из детской и остановился у двери напротив.

Пришлось фокусировать взгляд, чтоб разобрать его писанину. Слово я разобрала не сразу, да даже и не разобрала, а вот цифры бросились в глаза.

Триста один.

— Что тут написано? Что за триста один? Отпусти меня, мне неудобно. — наврала Ване, пытаясь опуститься на пол, но он не собирался меня отпускать, хотя трясло его заметно.

— Злюка! Санаторий Родник, номер триста один. — быстро прочитал и занёс в комнату, ту самую, которую он и занимал не так давно.

— Что это значит? — я ничего не соображала, опять слёзы наготове, не успели и глаза просохнуть.

Зачем мне напоминает этот чёртов санаторий и тот номер, в котором бросил меня?

А я забыла. Не думала, что забуду. Егор со своим рождением перечеркнул в памяти всё плохое и глазками своими зелёными стёр эти три цифры.

— Вот тут ты типа спишь да, а я никуда не должен был уезжать. — Ваня опустил меня на кровать, даже одеялом прикрыл.

— Я не понимаю ничего, что происходит? — попыталась встать.

— Пчела! Лежи говорю! Я и так нервничаю, а ты капризничаешь! Полежи пять минут, потом будешь мне мозг выносить своими капризами. — вернул меня обратно головой на подушку.

Ну хорошо. Глубоко вдохнула.

— Давай закрывай глаза. — потребовал он в придачу.

Сложно мне было послушаться, но я зажмурилась.

— Открывай. — шепнул Ваня в самое ухо.

Открыла глаза. Ваня стоял на коленках прям на кровати, на его дрожащей ладони лежало кольцо. До меня вроде дошло, что к чему, но он молчал, словно завис.

— Мм. — я промычала спустя минуту тишины, глядя ему в глаза, может что-то скажет?

— Замуж… — выдавил из себя Ваня дрожащим голосом, вот-вот заплачет.

Таким я его видела впервые. Душа, казалось, разорвётся, если я увижу его слёзы. И теперь я поняла его, почему он не мог видеть моих слёз. Когда я плачу, он испытывает то же самое, но мы девочки не гонимся за мужественностью, плачем тогда, когда нам плачется.

— Я согласна! — сама встала на коленки напротив него, схватила это кольцо и повисла на его шее.

Если и заплачет сейчас, то пусть я этого не вижу, а то разревусь похлеще, чем при маме.