Истины нет

— Мерзкая гадина! Порождение нечистот! Сука-а-а-а! — кричал он, беззвучно шевеля пересохшими и неожиданно потрескавшимися губами. — Будь ты проклят!

Викарий, лежа на спине, выкрикивал страшные проклятия, пока не осип. В голове начали вырисовываться ужасные пытки, которым он подверг бы эту гадину Кйорта. Они сладким, успокаивающим нектаром наполнили воспаленный разум Илура, заставляя на время отступить тягостные, уничтожающие мысли о неизбежности собственного пути.

Викарий злорадно представил, как обнаженного Кйорта укладывают на пыточный стол и он лично медленно поливает его ледяной водой. Потом окоченевшее тело вздергивают на дыбу и начинают очень медленно растягивать, а он сам «ведьминым пауком» выдирает сначала маленькие кусочки кожи с особенно чувствительных мест, постепенно делая уколы все глубже, а сдираемые полосы кожи и мяса все больше. А дыба будет продолжать растягивать этого мерзкого гада, беспомощного и просящего пощады. И когда его сознание начнет угасать от нарастающих мук, его отвяжут, но лишь для того, чтобы скрутить в неестественной, но тщательно продуманной позе при помощи «аиста». И тогда уже через минуты он почувствует бесконечно усиливающийся спазм в области живота и ануса, который начнет расходиться по всему телу. А через некоторое время, когда из состояния мучения мерзавец впадет в полное безумие, снова пойдут в ход клещи или щипцы. И будет это продолжаться не один день. А потом снова дыба. Но на этот раз мышцы на руках и ногах будут надрезаны, для того чтобы ткани могли легко рваться от растяжения…   

Илур заурчал от удовольствия. Как же он хотел пустить в ход все известные ему пытки, для того чтобы отомстить. «Стул ведьмы», «охрану колыбели», жаровню, «вилку еретика», пилу, гарроту, шейные ловушки, железный кляп, наматывание кишок…

Сладостные мысли неожиданно были прерваны легкими, но неприятными уколами. Сначала в руках и ногах, потом в шее, груди. Затем покалывания опустились в район паха и многократно усилились, разливаясь по всему телу. Илур вскочил и снова разразился проклятиями. Покалывания нехотя отступили. Викарий потряс сжатыми кулаками в пустоту:

— Я не пойду по этой дороге! Слышишь? Я… не… пойду-у!

В тело вонзились стрелы боли, словно десяток лучников выбрали Илура в качестве мишени. Викарий вздрогнул и исступленно заорал, сплевывая кровь с прокушенных насквозь губ, когда зазубренные наконечники стрел с силой вырвались из ран. Послышался скребущий по нервам свист, и снова стрелы вонзились в тело: руки, ноги, грудь, живот. Викарий упал на колени. Стрелы потянулись и вырвались. Илур скрутился в клубок, прижав колени к груди и крепко обхватив голову руками. Боль отступила и опять вернулась. В этот раз стрелы сменились тройными крючками. Они впились в спину, и викарий почувствовал себя рыбой, проглотившей наживку. Крюки тянули. Илур попытался нащупать веревки, но не смог. Их не было. Он снова и снова шарил рукой по спине, надеясь избавиться от рвущих кожу и мясо крюков, но ничего не нащупывал. А боль усиливалась. Терпеть ее не оставалось уже никаких сил. Илур хотел потерять сознание и больше не ощущать ничего, но в этом месте потерять сознание вряд ли возможно, и он, рыдая, пополз по тропинке. Сначала пропала часть крючков, а через сажень они вовсе исчезли. Викарий остановился. Ежовые рукавицы ухватились за щиколотки и потянули, раздирая кожу. Илур руками хотел оторвать от себя чужие проклятые лапы, но не мог ухватить их. И вдруг он понял, что нет ни лап, ни крюков, ни стрел, нет крови, разорванной одежды — нет ничего. И избавиться от этой безумной боли, которая рвет его на кусочки, можно, лишь продвигаясь вперед по серебряной нити…

*    *    *    *

Дверь хлопнула, и Кйорт очнулся ото сна.

— Ты так и не поел, — недовольно пробурчал Волдорт.

— Не ругайся, отец, — ходящий не мог оторвать словно налитую свинцом голову от стены. — Устал я сильно. Давно я не смотрел в Нейтраль. Не смог удержать силы. Отвык.

— Ты смотрел в Нейтраль? — Волдорт нахмурился. — Зачем ты это делал? Не хочешь рассказать?

— Очень хочу, — Кйорт сделал еще глоток вина. — Но сначала скажи мне, что это?

Ходящий достал из сумки бесформенный кусок серебра и бросил его на стол перед собой.

Волдорт заинтересованно взглянул на брошенную вещицу и, словно боясь, что она обернется ядовитой гадиной, аккуратно протянул к ней руку, взял тонкими пальцами.

— Занятно, — пробормотал он, пожевав нижнюю губу. — Уверенно могу сказать, что, скорее всего, это было амулетом, но сильный огонь расплавил его. Вот тут еще какие-то знаки на непонятном мне языке…

— Ты не можешь их прочесть? — немало удивился Кйорт.

— Нет. Я не знаю этого языка. И слова горят огнем, я не могу понять, о чем тут говорится. Где ты это взял?

— На этом языке говорит один немногочисленный с определенного момента народ, — сказал ходящий. — Это йеррук, мой родной язык.

Волдорт онемел от неожиданности, а Кйорт продолжил:

— Я надеялся, что ты, как человек, проживший тут всю жизнь, скажешь мне, что он тут делает.

Он взял амулет, некоторое время вчитывался в остатки букв, потом произнес:

— Черный Северный Волк.

В комнате, словно капля густого лампадного масла на краю ложки, повисло ожидание.

— Ты встретил Северного Волка? — прошептал Волдорт внезапно осипшим голосом. — Так он не погиб тогда у Аргоссов? Тигр тогда смог его вывести? Скажи мне, откуда это? Где его хозяин?!

Священник неожиданно перегнулся через стол и схватил ходящего за грудки:

— Говори! Ты убил его?

Даже обессиленный, Кйорт легко разжал руки священника:

— Теперь тебе придется рассказать мне гораздо больше, чем я хотел узнать, — ответил он. — Жрец, который, по его словам, караулил в этих местах меня — вернее, я думаю, не конкретно меня, но ходящего, — и правда мертв, но убил его не я.

Волдорт встретился глазами с холодным взглядом охотника.

— Караулил? Ходящего? Что ты несешь?

Кйорт пожал плечами:

— Ну, он так сказал. Я даже решил, что он немного тронулся умом.

— И больше ничего?

— Попросил меня уехать, потому как я стал причиной смерти его сына.

— А кто смог убить жреца? — священник откинулся на спинку стула и спрятал руки в рукава, чтобы скрыть нервную дрожь.

— Илур и его люди. Они нашли хижину этого оборотня и приняли его семью за соратников Радастана.

— Мой Бог, — всхлипнул Волдорт. — Неужели? И Дженет? И дитя?

— Все мертвы, — сухо и резко, словно вколачивая гвоздь, ответил ходящий. — К смерти ребенка я имею прямое отношение. Его родители были сожжены колдовским огнем.

Волдорт уронил голову на ладони, и его плечи сотряслись.

— Я чувствую, что эта семья была близка тебе, — догадался Кйорт.

— Да, я знал их, — ответил, не поднимая головы, Волдорт. — Но что случилось? Где ты их встретил? Северный Волк не отдался бы просто так врагам. Это был Северный Волк! Лесной жрец Первого Круга! Илур не справился бы с ним никогда! Тем более с ним была Дженет!

— Я думаю, что после смерти сына кручина лишила их жажды жизни.

— Тогда почему не защитил, если был там? — воскликнул Волдорт.

— Я убил всех. Но, к сожалению, пока я убивал первого пресвитера, второй успел их заколоть.

Волдорт посмотрел на ходящего и, постепенно закипая, зашипел:

— Что ты такое говоришь? Откуда тут Истинная Сила? Для этого надобно верить! А церковь за последние лета сильно изменилась. С тех пор как полвека тому кардинал Жонфэ стал Папой, Истинная Вера стала угасать. Множество прелатов достигали власти лишь по подкупу и милости высокородцев. Они шли в веру не за тем, чтобы своими делами наставлять других и вести их к Небу, а чтобы набивать карманы. Теперь их цель — собрать больше богатств, принимать почести от людей и сидеть на золотых тронах, не делая ничего благого для своего народа. Они продают права на епископские кафедры за большие деньги или же попросту даруют родне и друзьям. Посылают сборщиков с открытыми листами на это право. Торгуют даже отпущение грехов за мешок жита или кольцо колбасы. И кардиналы не лучше. Они постоянно рыщут в поисках грязных сделок. Готовы обменять аббатство или епископство на богатые земли, лесные угодья или на тугой кошель, набитый золотом. Тащи деньги, взамен получи епископский посох или краевую шапку. Даже если ты не узнаешь священника, пусть он к тебе придет в рясе, со святым столбом в руках и ради отпущения грехов — это не имеет значения. Ведь в первую очередь это доход. Вера лишь прикрытие. Да они творят дела еще похуже! За деньги и богатства они постригают первого встречного и тем самым наносят страшный вред обычным людям. Клянусь тебе, Кйорт, скоро священников станет больше, чем пахарей. И они еще хвастают друг перед другом, торгуют обрядами и обеднями, исповедуя добрых мирян, на которых нет ни единого греха. Стращают карой Небесной и накладывают кабальные епитимьи, но с миром отпускают шлюх! Вот почему сейчас бесчисленно проходимцев и глупцов в монашеских рясах: еще недавно они мечтали о краюхе хлеба, а сегодня, благодаря нарядам, сыты и богаты. А ты говоришь — Истинная Сила! И не один, а двое! И рядом с кем? С этим обделенном разумом, но безграничным в жестокости и гордыне викарием? Откуда им взяться?