Победившие не вернутся

– Открывается под музыку. Так? Например, под вальс Штрауса. Я права? Это ведь так модно! Господа! Я умираю от любопытства! А внутри… минуточку!.. Внутри нее… у нас…

Вагнер слушал ее, все больше хмурясь.

– Фройлен, – перебил он, желчно усмехаясь, – вы зря тратите время. Все равно не угадаете.

– Но почему? – Катя и обвила шею Гардаша руками. – Алекс, милый! Почему этот человек перебивает меня? Фу, совсем не комильфо!

Вагнер забрал шкатулку у Гардаша и постучал ею по столу.

Раздался глухой звук, как от молотка.

– Слышали? Это только с виду шкатулка! Внутри ничего нет, не было и не может быть! Только камень! Монолит!

– Видишь, дорогая, – молвил Кате Гардаш, покраснев от досады, – так я и знал, что это розыгрыш. Во все времена люди умели шутить.

Юная графиня стукнула по паркету каблуком.

– А я все равно хочу ее купить! Вам всем ясно? Хочу, хочу, хочу! – И добавила Вагнеру по-русски, нарочно ёрничая, с акцентом тыча пальцем в себя и в антиквара: – Я платить деньги! Ви продавать! Бизнес! Ферштейн?

Вагнер утер лицо платком, зачем-то посмотрел на циферблат карманных часов и поставил шкатулку в витрину между фигурками языческих божков.

– Мадам, вы понимаете по-немецки? Эта вещь не продается!

– Неслыханно! – возмутилась графиня.

Вместо ответа антиквар махнул рукой, давая понять, что разговор закончен.

Лозинская вздохнула, отошла к окну, вытащила кружевной платочек, зеркальце и стала демонстративно утирать слезы. У нее был несчастный вид.

– Дорогая, – сказал Гардаш, подойдя к Кате, – ступай к извозчику, подожди меня в коляске. Может, мне удастся его уговорить.

Катя, надув губки и слабо улыбнувшись, вышла.

Гардаш положил руку на плечо антиквара, заглянул ему в глаза и тихо, но без угрозы в голосе произнес:

– Послушайте, Отто! Зачем вам огорчать мою жену? У нас медовый месяц. Продайте чертову шкатулку, что вам стоит! Ну, подумайте, кому она нужна? Тем более, это не шкатулка даже, а имитация! Мы вам дадим такую цену, о которой вы и не мечтали. А мы сильно торговаться не станем.

– Сударь! А не купить ли вам лучше хрустального всадника? Взгляните: Александр Великий, Венеция, шестнадцатый век.

– Но мне не нужна лошадь из хрусталя. И Македонский не нужен. Мне нужна именно шкатулка.

Антиквар опустил пенсне и почесал нос. Он явно колебался. И он выглядел расстроенным. Совсем не так, как антиквар перед выгодной сделкой.

Гардаш был искренне удивлен этим.

– Почему вы вцепились в эту вещицу, Вагнер? Семейная реликвия? Какие-то обязательства по завещанию? Интересы третьей стороны?

– Нет, но…

– Договаривайте же, сударь! – нетерпеливо воскликнул Гардаш.

И Вагнер, оглядываясь на витрину, через стекло которой была видна коляска с Катей, рассказал, что полгода назад к нему постучался к нему один монах. Монах был так взволнован и напуган, словно за ним гнались. Он-то и принес эту шкатулку. Антиквар думал, для продажи, но вместо этого гость попросил спрятать вещицу в магазине.

– Спрятать именно у вас? Он выбрал это место из десятков антикварных лавок Вены. Почему?

– Не знаю.

Вагнер думает, что за ней стоит какая-то тайна. А возможно даже и преступление.

– Преступление? – вскричал Гардаш.

– Тише, тише! Чему вы удивлены? Я видел на бирюзе плохо затертые следы крови. Может, церковник захотел скрыть улику. Страшно подумать. Я отмыл пятна под краном. Может, не надо было?

– Наверняка. Это собьет со следа сыщиков. Кстати, отчего же вы не вызвали полицию?

– Монах хорошо заплатил и обещал вернуться. Однако я его так и не дождался. Минуло полгода, и вы первый, кому я об этом рассказал.

– И правильно сделали, облегчили душу.

– Это вы, русские, облегчаете душу, а мы лишь приоткрываем ее, и то в случае крайней надобности, – заметил Вагнер.

– Хорошо, – сказал Гардаш. – Про душу мне теперь почти все понятно. Но вы продадите, в конце концов, проклятую шкатулку? Решайтесь, сударь!

Антиквар надолго замолчал. А потом, резко повернувшись и тараща на Гардаша глаза из-под пенсне, выпалил:

– Пятьдесят крон!

И прикусил губу в отчаянии.

Гардаш не выдержал и улыбнулся.

– Напрасно я так, – отругал себя Вагнер. – Вот всегда спешу. Может, вам цена не по карману?

– Сотня вас устроит? – усмехнувшись, поинтересовался Гардаш.

Вагнер стал утирать пот со лба, засуетился, пытаясь скрыть волнение.

– Вы сказали, сотня? Я не ослышался? Целых сто имперских крон?! Вы шутите!

– Я настроен более чем серьезно!

Пока Гардаш отсчитывал наличные, антиквар завернул товар, перевязал ленточкой. Они обменялись рукопожатием, но у самых дверей Вагнер откашлялся и тихо молвил:

– Я сделал все, чтобы отговорить вас. Но вы оказались упрямы. Это ваш выбор. Я желаю вам с женой всего наилучшего. Но остерегайтесь, сударь. На этой шкатулке может лежать проклятие. Никто точно не знает, откуда она, как сюда попала и кто ее ищет.

Супруги постепенно привыкли к шкатулке, которая украсила собою полку трюмо, прямо напротив постели, и не замечали ее. Но однажды вещица напомнила о себе самым неожиданным образом.

В тот вечер, украсив спальню цветами и зажженными свечами, выпив, пожалуй, больше мозельского, чем обычно, они предались любви.

Эта ночь казалась им какой-то особо страстной и вдохновенной. В соседних номерах не могли заснуть, слушая нескончаемые стоны и вопли, но никто не посмел стучать в стену. Таков нордический характер европейцев, считал Гардаш, а также либерализм, впитанный с молоком матери.

В какой-то момент, не помня себя, Катя воцарилась верхом на муже спиной к его лицу, напротив трюмо, чтобы лучше видеть свое тело. И заметила, как от шкатулки исходит пурпурное свечение, отражаемое в трех зеркалах. Внутри будто тлели угли, как в утюге. Кате не хотелось останавливаться, и она успокоила себя тем, что все этой ей мерещится.

Но шкатулка раскрылась, и Катя почувствовала, что ее тело увлекает вверх. Кате не хотелось отрываться от мужчины в разгар секса. Но в этом и не было нужды – они поднялись синхронно вместе с кроватью. Да и не только кровать, – и шкаф, и ширма в углу, – вся незакрепленная мебель оторвалась от пола и парила в воздухе.

Катя от страха вцепилась ногтями в спину мужа, который озирался по сторонам. Железная койка с молодой парой достигла уровня люстры, и хрустальные бусины, которые шевелились и позванивали от сквозняка, щекотали их лица.

– Что это, Алекс? – спросила Катя, испуганно оглядываясь по сторонам и тяжело дыша. – Может, нам все это снится?

– Нам обоим не может сниться один и тот же сон, – справедливо, но безумно заметил Гардаш и дотронулся пальцем до хрустальных шариков. – Не понимаю! По всем законам физики такого не может быть. Это будто на Луне, как пишет Герберт Уэллс. Или какой-то бокал был лишним.

– К черту мозельское, к черту твоего Уэллса вместе с его Луной! – закапризничала графиня. – Ты же мужчина! Вот и думай, как отсюда слезть!

– А зачем слезать? Тебе со мной уже не нравится? – пытался отшутиться Гардаш.

– Нравится, – раздраженно пролепетала Катя. – Все было дивно! Но если это не последствия оргазма… Возможно, мы оба заболели какой-то неизвестной болезнью или бредим? Я боюсь!

Она мелко перекрестилась.

– Не бойся и говори глупостей. Я говорил, что книги этого сумасшедшего выскочки Фрейда не доведут тебя до добра.

– Фрейд гений! А ты слабак!

– Я слабак?

– Извини! Я нервничаю и хочу вниз! Мне все надоело! У меня чешется спина! Мне нужна ванна! Я хочу земляники со сливками!

– Давай я попробую спуститься, а потом сниму тебя.

Пока они спорили, кровать медленно опустилась, и Катя слезла, потопав босыми ногами к трюмо. Открытая шкатулка лежала на месте. В углублениях, отделанных темно-синим бархатом, лежали три соединенных друг с другом предмета непонятного назначения с золотыми иероглифами на поверхности.

– Алекс, ты только посмотри, – прошептала графиня, оглянувшись на мужа. – Ты не поверишь!